Этнографы и этнологи до сих пор уделяют повышенное внимание именно экзогамным общностям и организациям (то есть внутриэтническим образованиям) и сравнительно слабо интересуются эндогамией, которая, по нашему утверждению, и лежит в основе этнических общностей и этнических процессов.
Эндогамия — ограничение круга лиц и общностей, допускаемых к вступлению в брачные союзы с представителями данной общности, — прошла в своем историческом развитии несколько этапов. На первых порах — в эпоху дуально-родовой организации первобытных племен — каждый род не только разрешал своим представителям вступать в половые (не брачные) союзы с представителями какого-нибудь иного определенного рода, но и прямо предписывал им в потенциальные половые партнеры представителей именно данного конкретного рода и никакого другого[251]. Индивидуальных семей на этой стадии еще могло и не быть, и брачующейся стороной здесь фактически выступал весь род, а не семья и, тем более, не индивид.
Впоследствии таких партнерских родов стало допускаться больше одного, то есть эндогамная общность расширилась. По мере же роста и дробления самих родов на экзогамные филии и патриархальные семьи (и по мере численного разрастания и расселения по обширным территориям как таких общностей и групп, так и всего племени в целом) количество потенциальных брачнопартнерских экзогамных общностей сделалось постепенно необозримым, и обычай перестал предписывать в этом отношении что-либо жестко определенное. Все решалось исходя из конкретных обстоятельств места обитания и передвижения той или иной экзогамной группы или общности. Главным было — не нарушать экзогамию, а эндогамность перестала быть не только жестко регулируемой, но уже и обозримой для ее фактических членов (родов, кланов, филий, семей и т.д.). Можно сказать, что на этой стадии племена перерастают в народность — более рыхлую эндогамную общность, чем даже и племя, и союз племен.
Тем не менее, эта эндогамность стала поддерживаться уже в силу самой сложности и потому резкой особости развитых к тому времени брачно-семейных институтов, обычаев и ритуалов, регулировавших отношения между полами, возрастами, сородичами, соплеменниками и т.д. Более сложными и особыми сделались и языки, ставшие средствами преимущественно внутриэтнического общения. Люди, воспитанные в рамках других институтов и обычаев (а также и языков), оказывались уже плохо совместимыми или даже вообще несовместимыми друг с другом, и по этой причине брачные союзы между ними оказывались практически невозможными, хотя де-юре для таких союзов уже и не существовало никаких явных препятствий. Иначе говоря, эндогамность на определенном этапе развития социальных общностей стала поддерживаться (и поддерживается в настоящее время) особенностями культуры (и в основном, ее традиционными пластами), включающими в себя в качестве главнейшего элемента и язык как средство общения между людьми (в том числе, — и самого интимного общения, реализуемого только в семье и в браке).
Таким образом, эндогамность, возникшая на определенном этапе исторического развития первобытных коллективов волюнтаристским путем (путем прямого запрета и предписания), привела к обособленному культурному развитию этих коллективов, а это обособленное культурное развитие (по принципу положительной обратной связи) стало затем уже само поддерживать эндогамность и после того как вызвавшие ее прямые запреты и предписания уже перестали действовать.
Что же дает предлагаемое нами понимание сущности этноса?
Прежде всего, оно позволяет достаточно четко и конструктивно определять границы того или иного этнического образования. Единым этносом является та историческая общность людей, внутри которой не существует никаких внутренних препятствий для заключения полноценных браков между ее представителями и, в то же время, существуют внутренние препятствия к заключению полноценных браков с представителями других исторических общностей. Другим (по отношению к данному) этносом является та историческая общность людей, полноценные браки с представителями которой у представителей данного этноса встречают серьезные внутренние препятствия. Речь здесь идет именно о внутренних, вытекающих из природы именно самих брачно-семейных отношений, чувств, понятий, традиций и т.д., а не о внешних — политических, экономических, географических, социальных и т.п. препятствиях, также затрудняющих образование полноценных брачно-семейных пар между людьми.
Следовательно, если никаких внешних препятствий к образованию брачно-семейных пар между людьми нет, а такие пары между ними, тем не менее, не образуются или образуются в ничтожно малом числе и при этом обладают повышенной неустойчивостью, то мы и имеем право говорить, о существовании внутренних (собственно этнических) препятствий для таких браков и, следовательно, о существовании двух (или более) разных этносов. Возвращаясь к вышеприведенному рассуждению Е.М. Колпакова об эндогамности советской партийно-государственной элиты (подобная «эндогамность» существует и у любой другой элиты, в том числе и у современной западной), необходимо отметить следующее. Действительно, существует тенденция у представителей элитных семей заключать брачно-семейные союзы предпочтительно в своем собственном кругу, исключающем представителей неэлитных слоев.
Но, во-первых, существующие тут препятствия носят внешний, а не внутренний характер — в фольклоре почти всех народов даже и принцы женятся на золушках, а Иванушки-дурачки — на царевнах, не говоря уже о браках между богатыми и бедными (даже и в действительности один из представителей британской короны, например, как известно, отказался от трона ради заключения брака с простой женщиной-американкой).
Во-вторых, само вхождение в элитные круги у подавляющего большинства народов носит во многом случайный и неустойчивый характер — сегодня ты элита, а завтра — простой смертный или даже изгой; так что ни о какой «устойчивой исторической общности» в данном случае говорить не приходится.
Наконец, в-третьих, в тех очень редких случаях (например, варны и касты в Индии), когда какому-нибудь слою народа искусственно придается статус исторически устойчивой эндогамной общности, что, действительно, делает его максимально похожим на этнос, даже и в этом случае спутать его с этносом невозможно. Эндогамность для этноса — сущностное свойство, с утратой которого эта историческая общность перестает быть самой собой (растворяется в других этносах). Для каст же, например, эндогамность — важное, но привходящее качество. Вполне мыслимо, в частности, существование слоя людей, выполняющих функции брахманов (интеллектуальная элита) или кшатриев (военно-политическая элита) и без такого их качества как эндогамность. Исторически такая возможность у других народов реализовалась в форме сословий (в феодальном обществе) и классов (в буржуазном). Иначе говоря, хотя брахманы, например, как каста и не существуют без эндогамности, но как брахманы они вполне могут существовать и без нее. Тогда как этнос без эндогамности существовать не может.
Следовательно, вторым результатом принятия нашего понимания сущности этносов становится возможность более четкого описания этнических и межэтнических процессов.
В частности, возникновение этноса, согласно нашему пониманию, — это установление новой эндогамности той или иной исторической общности людей. Теоретически мыслимы два способа установления такой эндогамности: 1) раскол некоторой эндогамной общности на две или более новых эндогамных общности и 2) слияние двух или более эндогамных общностей в одну. Примером первого типа этнообразования может служить принятие разными частями югославянской эндогамной общности вероучений православия, католичества и ислама, каждое из которых по-своему регулирует отношения в браке и семье. Эти изменения в культуре (в совокупности с некоторыми другими историческими обстоятельствами) привели к расколу эндогамности югославянского народа и, следовательно, к образованию новых особых этносов — сербов, хорватов и мусульман (последние выработали сейчас новый эндоэтноним — босанцы).
В то же время, мы можем отметить, что принятие, например, восточными немцами или северными корейцами светской идеологии социализма (которая не вносит ничего существенно нового в регулирование семейно-брачных отношений) не привело к расколу их эндогамности. Поэтому немцы и во время политического раскола оставались, а корейцы и в рамках существующего политического раскола остаются единым, нерасколотым (хотя и разделенным) этносом. То же самое можно сказать и о китайцах.
Историческое разделение древнерусского народа на белорусов, малороссов (украинцев) и великороссов хотя и породило значительное обособление их языков и некоторых культурно-политических обычаев, тем не менее, не привело к полному обособлению этих народов друг по отношению к другу в эндогамные исторические общности. Имеющая место сегодня их относительная эндогамность поддерживается, в основном, внешними (политическими) обстоятельствами и причинами. В иных обстоятельствах, несомненно, произошло бы полное восстановление прежней эндогамности этих народов (восстановление полного единства русского этноса). Никаких внутренних препятствий (кроме несущественного языкового и культурного различия) к этому нет (тем более, что и литературный язык у этих народов, по существу, общий — русский).
Наконец, наше понимание позволяет дать естественную, основанную на существенных для самих этносов признаках, классификацию этносов. Для этого необходимо выяснить, являются ли особенности культуры той или иной социальной группы или общности серьезным препятствием для вступления ее представителей в браки (не в половое сожительство, а именно в полноценные по меркам самой этой общности браки) с представителями иных социальных групп и общностей.