Экстремизм особенно опасен для процессов этнического взаимодействия, межкультурных контактов, отношений между этносами и расами, социальными стратами и религиозными общинами, в отношениях «правоверных» и «неверных». Он не оставляет места для толерантности, первичной становится оппозиция между «своими» и «чужими» по принципу: «кто не такой, как мы (не с нами), тот против нас». Потому проблема борьбы с экстремизмом — это проблема формирования толерантного общества, которое способно эффективно противодействовать любым формам вражды и которое способно создать условия для гармоничного сосуществования культур, религий, идеологий. Поэтому в качестве позитивной альтернативы экстремизму в литературе чаще всего называется толерантность.
Многие авторы склонны отождествлять толерантность со свободой слова, совести и печати, т.е. с набором политических прав и свобод, гарантирующих гражданам возможность выбора и исповедания своей веры или идеологии. Такого понимания в основном придерживаются на Западе. Так, например, Б. Рассел определял толерантность как терпимость к мнениям. Состоит она, по Расселу, «… в ненаказуемости любого мнения, пока оно не ведет к криминальным действиям … Вы узнаете это по демократическим свободам. Свободная пресса, свободная мысль, свободная пропаганда. Свобода читать то, что вам нравится, свобода иметь ту религию, которая вам нравится, или свобода не иметь ее»[284].
Абстрактно-либеральное понимание терпимости проповедовал и В. Соловьев, но при этом он подводил под него христианский базис. Принцип терпимости к иным, самым различным культурам и идеологиям, независимо от их содержания и терпимости к интересам иных народов и государств он основывал на христианском нравственном принципе: «не делай другому того, что не желаешь себе». Очень аргументированную критику этого толкования терпимости дал Л. Тихомиров. В основе соловьевской интерпретации терпимости лежит, по его мнению, искажение сущности основного принципа христианской морали. Вместо положительной формулировки: «Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними», В. Соловьев предлагает отрицательную формулировку: «не делай другим того, что не желаешь себе». Но, если первая формулировка дает положительные ориентиры нравственного христианского поведения, указывая на верность Богу и цель спасения души, т.е. положительно определяет содержание нравственной свободы, то соловьевское искажение дает лишь отрицательное определение нравственной свободы, указывая лишь на то, чего не нужно делать, а не на то, что должно делать человеку в соответствии со своими убеждениями. Л. Тихомиров убедительно разоблачает негативные последствия такой софистической подмены и либеральной интерпретации принципа терпимости как принципа национально-государственной политики.
Л. Тихомиров прослеживает негативные последствия предлагаемого В. Соловьевым либерально-христианского понимания терпимости. «Мы, говорит он [В. Соловьев], не можем желать чужого насилия над нашей народностью, стало быть, не должны себе позволять насилия над другими. Мы в отношении каждой личности, культа и народности должны «уважать их право на существование и свободное развитие». Не желая никаких стеснений для себя, мы в своем христианском государстве не должны иметь их для других. Нужна не одна свобода совести, но также свобода исповедания, проповеди, прозелитизма. Нужна такая свобода не для одних признанных, уже сплотившихся культов, но и для всякого личного убеждения и верования. Очевидно, что на тех же логических основаниях на эту свободу и свободное развитие имеет право не только вера, но и неверие, хотя бы неверующие сплотились в систематически борющееся против христианства общество. «Все эти рассуждения легко применить и к правам народностей». Против всех стремлений культов и народностей к свободному развитию мы, христиане, в своем христианском государстве имеем право противопоставить только свое исповедание, проповедь и мученичество. Никаких «принудительных мер» не допускается. Таким образом, г-н Соловьев требует полной равноправности вер и народностей в России»[285].
Второй аспект терпимости связан с уважением к правам и интересам всех народов и предоставлением им равных прав, т.е. с социально-политической терпимостью. И здесь либеральная терпимость заводит нас далеко. Л. Тихомиров отмечает, что такая терпимость приведет к разрушению государства. Согласно В. Соловьеву, «мы должны предоставить одинаковые с собой права на все, что нужно для существования и свободного развития, всем обществам, коллективностям, какие есть или захотят возникнуть в пределах Российской империи. Еврей, поляк, немец, армянин, турок, бурят, китаец должны в России иметь такое же право на развитие и усиление своей Церкви или культа и своей народности, какое право имеет русский на развитие православной Церкви и русской народности. Если бы, например, миллионы русских немцев вздумали составить всеобщий союз для развития в России немецкой народности и протестантизма, государство должно им предоставить полную свободу действий»[286]. Соответственно, не желая политических ограничений своему русскому народу, мы должны дать равные с ним права всем народам, в том числе и враждебным собственному российскому государству и т. о. свободу разрушительной деятельности. «Вообще, государство, по учению г-на Соловьева, не должно делать никаких различий между различными вероисповеданиями и народностями, то есть, другими словами, должно стать вероисповедно и национально безразличным. Иначе оно не будет «христианским»!»[287]
По В. Соловьеву получается, что идеологическая терпимость есть просто абстрактная свобода произвольного выбора и не дающая позитивных ориентиров для такого выбора, ведет к торжеству антигуманной идеологии. При такой «терпимости» получается, что полную свободу деятельности должны получить любые самые деструктивные идеологии и организации. Если мы не желаем насилия по отношению к себе, своей культуре и народу, мы не должны преследовать за убеждения даже носителей самой жестокой и деструктивной идеологии. Это полное идеологическое разоружение перед антигуманной, в том числе и экстремистской, идеологией. И совершенно прав Л. Тихомиров, говоря о недопустимости такой терпимости в государстве. Терпимость не может состоять в абстрактной свободе вообще или в негативной «свободе от». Она должна быть конкретной и положительной «свободой для». Иными словами, нужна мера терпимости. А такой мерой является гуманизм, требующий в интересах самой же терпимости непримиримого отношения к антигуманистической идеологии и юридического ограничения деятельности ее представителей.
Л. Тихомиров противопоставляет абстрактно-либеральной терпимости подлинную позитивную и конкретную терпимость, мерой которой является гуманизм и интересы народа и государства. Справедливость как основа терпимости должна состоять не в уравнительном отношении ко всем идеологиям и к правам всех народов без учета их отношения к нашей собственной культуре и к нашему народу и государству, а в том, чтобы относиться к ним вмеру гуманно и дружелюбно или враждебно в зависимости от их отношения к нашему народу и государству. Так ставит вопрос о терпимости Л. Тихомиров. «Справедливость требует не уравнительности, а соответственности прав с обязанностями, награды или наказания — с заслугой или виной. Можно давать права поляку или еврею, если они их стоят. Но дать в России равные права русской национальности и польской или еврейской национальности, в смысле коллективного целого, было бы актом величайшей несправедливости. Это значило бы отнять у русских их достояние и отдать тем, кто его не только не собирал, но и возьмет только для того, чтобы разрушить или эксплуатировать в своих особых целях.
Принцип справедливости даже в отношении личности не предполагает простого равенства прав, но требует их градации соответственно с достоинством личности, ее заслугами, ее способностью пользоваться правом, а не во вред им и другим. Таким путем, конечно, получается известная категория прав общих, которыми пользуются все, но получаются разряды прав исключительных, не всеми достигаемых. В отношении народностей принцип справедливости еще менее требует равноправности. У отдельных личностей всегда есть известные минимальные права, потому что личность, хотя бы несовершеннолетняя, все же остается человеком»[288]. Мы должны, конечно, с учетом исторической конкретности толкования терпимости Л. Тихомировым, признать, что оно гораздо точнее, чем соловьевское либеральное понимание терпимости.
Применяя конкретно-исторический подход к реализации принципа терпимости в социальной практике и рассматривая историю теоретического обоснования этого принципа, можно отметить ряд аспектов его реализации в современном мире: первый, демократические институты современного общества плохо обеспечивают реализацию принципа терпимости в отношениям между народами и культурами; второй, в наше время существует острая нужда в утверждении толерантных отношений между народами, культурами, государствами; третий, особо плохо обстоит дело с толерантностью в современной России, можно говорить о снижении общего уровня толерантности. Жестокие реформы на переломе тысячелетий, падение производства и уровня жизни, огромное социальное расслоение общества, общий цивилизационный кризис, поставивший под вопрос само физическое выживание российской цивилизации в ХХI веке никак не могут способствовать развитию у нас толерантности; четвертый, подлинная терпимость может существовать только в новом типе культуры — не в конфликтогенном обществе, а в плюралистичном обществе. «В рамках многомерной плюралистической культуры вполне допустимы различные точки зрения по социальным, политическим, экономическим вопросам. Считается допустимым переход власти от одной политической партии к другой и смена политических личностей, управляющих государством. Важным отличительным признаком плюралистической культуры является признание неизбежности и необходимости плюрализма взглядов, а следовательно — требование толерантности к инакомыслию»[289].