Для экстремиста все его действия являются успешными, независимо от того, реализовал ли он свою цель или нет, поскольку главное для него не достижение цели, а экстремистская мотивированность этой цели и всего поведения. Так, например, для экстремиста-убийцы не так уж важно, удалось ему убить врага или не удалось по причине каких-то случайностей, ему важно само решительное действие как выражение и доказательство его экстремистских мотивов. Чтобы попасть в ситуацию кризиса, нужно, таким образом, перестать быть экстремистом.
Рассматривая специфику экстремистского эмоционального переживания, мы можем говорить о том, что оно порождается ситуацией фрустрации или конфликта, но с указанными нами особенностями. Основу критической ситуации, рождающей специфические эмоциональные переживания экстремиста, составляет конфликт между экстремистским убеждениями и внешним миром, т.е. между утопическими и обычно извращенными идеальными представлениями экстремиста о социальном устройстве и наличной социальной действительностью.
Если внутренний мир экстремиста прост и непротиворечив, то внешний мир для него оказывается сложной преградой, поскольку экстремист осознает несоответствие этого внешнего мира своим идеалам. Именно столкновение простого внутреннего мира и сложного внешнего мира определяет специфику жизненного переживания экстремиста. Деятельность экстремиста с эмоционально-энергетической стороны отличается истовостью — ради достижения заветного предмета он готов идти на любые усилия, на карту ставится все, любое средство заранее оправдано, любой риск осмыслен, любая жертва приемлема. «Вследствие простоты внутреннего мира предельно упрощено и смысловое строение образа внешнего мира. Он выполнен в двух красках: каждый предмет осмысливается только с точки зрения его полезности или вредности для удовлетворения всегда напряженной единственной потребности субъекта»[307]. Для уточнения специфики именно экстремистского переживания следует добавить, что в его основе лежит экстремистская потребность немедленного преобразования мира, которое и является вожделенным предметом и целью деятельности экстремиста.
Оценивая напряженную жизнедеятельность экстремиста объективно, мы видим, что ему никогда не удается реально осуществить свои реформаторские цели и таким образом позитивно реализовать свою базовую потребность. Но экстремисту, как и любому человеку, нужно осознавать, что его цели реализованы, что его деятельность успешна. Психологически пережить факт неосуществимости экстремистских иллюзий верующему помогают два компенсаторных механизма нашей психики:
— перенесение полной реализации потребностей и целей в будущее (причем религиозный экстремист видит это будущее даже за пределами своей физической жизни);
— суррогатная компенсация, замещение адекватной исходному идеалу формы реализации экстремистской направленности и идеологии формой, в которой эта направленность реализована в извращенном или искаженном виде. Экстремист как человек с простым внутренним миром согласен на любой суррогат, хоть в какой-то мере удовлетворяющий его потребность
Выяснив специфику религиозно-политических переживаний экстремиста, мы должны ответить на вопросы: какова специфическая модальность его эмоционального переживания? Каковы по своему содержанию эмоциональные переживания экстремиста?
В общем, мы здесь найдем весь набор модальностей, проявляющихся в зависимости от конкретной ситуации, но доминируют, конечно, вполне определенные феномены: страх, отвращение, презрение, гнев и извращенная радость. Базовой эмоцией экстремиста является, очевидно, страх. Страх экстремиста вызван несоответствием действительности его представлениям и жгучим желанием такого соответствия, сопровождаемым предположением о том, что мир враждебен этим представлениям и люди будут агрессивно бороться против попыток навязать им экстремистские идеалы и изменить мир в соответствии с этими идеалами. Страх рождает эмоции презрения и отвращения, гнева по отношению к «нехорошей» действительности и людям, которые не разделяют идеалов экстремиста и сопротивляются им.
Так как экстремист вынужден жить в ситуации всеобщего неприятия и враждебности (в которую он изначально сам себя ставит), все эти эмоции доминируют в его переживаниях. Но любая личность, даже экстремист, нуждается также и в положительных переживаниях, причем позитивных эмоций должно быть больше, чем негативных.
Откуда же черпает экстремист позитивные эмоции? Как это ни парадоксально, он берет их в самих негативных эмоциях. Ненависть к миру приносит ему извращенную радость и наслаждение. Разрушительные негативные процессы в этом мире доставляют ему высшее наслаждение. Борьба с врагами и сами враги кроме ненависти вызывают еще и удовольствие, и если бы они исчезли, исчезло бы извращенное удовольствие экстремиста. Это извращенная форма радости с перевернутой в отличие от психической нормы модальностью и извращенная амбивалентность эмоциональных состояний экстремиста. Только причиняя ущерб враждебному миру, нанося страдания врагам или, наконец, испытывая страдания в борьбе за экстремистскую идею, экстремист удовлетворяет свою потребность в положительных эмоциях.
Итак, гамма эмоциональных переживаний экстремиста выстраивается в своеобразную генетическую последовательность: страх рождает отвращение и презрение, которые вызывают гнев, и через проявление в экстремистских действиях эти эмоции превращаются в извращенную радость и удовольствие экстремиста.
При анализе эмоциональных переживаний экстремиста возникает вопрос: а каковы основные формы экстремистских эмоциональных переживаний или виды эмоциональных состояний? Экстремистское эмоциональное переживание характеризуется всем набором эмоциональных психических состояний, определяющихся оценкой степени удовлетворенности реализацией личностью своей экстремистской направленности и экстремистских потребностей. Здесь мы видим экстремистские эмоции, чувства, настроения, аффекты.
Однако в структуре эмоциональных переживаний экстремиста главное ядро составляют такие экстремистские чувства, как устойчивые (относительно независимые от конкретных жизненных ситуаций) отношения личности к определенным предметам и другим людям, связанные с базовой направленностью личности. Специфику экстремистских чувств, таким образом, следует искать в их объекте.
В системе чувств такого экстремиста можно выделить четыре основных чувства: любовь к своей идее, которой экстремист предан безраздельно; любовь к самому себе как правоверному носителю и исповеднику высшей истины — экстремистской идеи; ненависть к людям, не разделяющим экстремистской идеи, которые выступают как принципиальные враги (независимо от того, как они сами относятся к экстремисту); ненависть к существующему испорченному миру, поскольку он противоречит экстремистским идеалам.
Из этого нехитрого, но ужасающего набора следует выделить доминирующее чувство или страсть. Страстью называется «устойчивое, глубокое и сильное чувство, определяющее направление мыслей и поступков человека ... Страсть заставляет человека упорно размышлять о предмете чувств, живо и ярко представлять себе удовлетворение потребностей, лежащих в их основе, воображать и всесторонне обдумывать действительные или только возможные препятствия и трудности на пути к этому удовлетворению ... Неудовлетворенная страсть обычно порождает сильные эмоции и даже аффективные вспышки (гнева, возмущения, отчаяния, обиды и т. д.)»[308]. Кажется, что в этом определении страсти вообще дана яркая характеристика именно эмоциональной жизни экстремиста. Однако страсть может быть и позитивной, если ее предметом и содержанием становятся действительная любовь к людям, патриотизм, стремление к истине и тому подобные благородные гуманистические идеи и ценности.
Говоря о специфике эмоциональных переживаний экстремиста, мы должны отметить две их парадоксальные особенности. Во-первых, по сути чувства экстремиста являются безличными или бесчеловечными, ибо они в действительности направлены не на конкретных людей как личностей, а на лиц вообще как носителей определенных социальных функций. Даже любовь к себе у экстремиста есть любовь не к своей личности, а любовь к себе как к функционеру, исполнителю экстремистской идеи. В чувствах экстремиста личностный момент предельно минимизирован. Отсюда крайняя жесткость экстремиста, которому совершенно безразличны переживания других людей, и даже моменты своих собственных сугубо личностных переживаний он старается подавить в себе.
Во-вторых, чувства экстремиста внутренне лицемерны и поэтому нарочито экзальтированны и демонстративны. Экстремисты как бы сами себя подогревают или «заводят» именно потому, что за демонстрацией сильных эмоций скрываются их внутренняя деструктивность и пустота как результат их безличности. Безличность эмоциональных переживаний разрушительно действует на психику самого верующего и лишь в малой степени компенсируется искусственной напряженностью и демонстративностью.
В лицемерности чувств экстремиста есть и еще один момент — это более или менее сознательная маскировка своей действительной ненависти или, в лучшем случае, равнодушия и презрения ко всем людям демонстративной «любовью к людям», из которых экстремист должен «изгнать бесов» ложных идеалов. Ради блага абстрактного человека вообще и ради блага заблудших конкретных людей, ставших врагами экстремистской идеи, ради спасения их душ экстремист всегда готов причинять им страдания и даже уничтожать их физически. Здесь мы видим очередное проявление извращенной амбивалентности эмоциональной жизни экстремиста: превращение мнимой, демонстративной любви к людям в действительную и безграничную ненависть к ним.