Наиболее краткое и емкое описание этого строя мы находим у И.А. Ильина. «Летописи сохранили нам, — пишет он, — множество свидетельств о том, что во многих, если не во всех, городах русского расселения жители этих городов сходились на вечевые собрания ... Участвовать в этих собраниях могли все свободные граждане, не состоящие ни под отеческой властью, ни в наемной или кабальной зависимости; это участие было личное, без представительства; оно было правом, а не обязанностью и не сопровождалось перекличкою. На вече могли присутствовать: князь, духовенство, посадник, тысяцкий, бояре, купцы и меньшие люди — черные смерды и даже «худые мужики». Вече созывалось по мере надобности, иногда самим князем, иногда посадником, иногда по инициативе частной группы горожан — колоколом или бирючами. ... Созывающий давал тему для обсуждения. Голосов не подсчитывали: искали единогласия: «еже быти и стати за един». Если единогласие не давалось сразу, то дрались до тех пор, пока оно не устанавливалось (это испытывалось, как своего рода «поле» или «суд Божий») ...
Компетенция вечевого собрания, — продолжает И.А. Ильин, — была обширна и неопределенна. Оно избирало князя и устанавливало с ним договорное соглашение («ряд»): оно выбирало князя иногда без оговоренного срока, иногда пожизненно, иногда и потомственно. После «ряда» князь и вече «целовали крест» друг другу. Это крестоцелование не обеспечивало верность народа, который по недовольству князем восставал и изгонял его. Суд и управление принадлежали князю, иногда и его заместителю (посаднику), однако вече вмешивалось нередко и в суд, и в управление. Войну князь мог объявить и от себя и тогда вел ее набранным войском и за свой счет; но войну могло объявить и вече — и тогда город поднимал свое ополчение под начальством князя и тысяцкого. ... Однако бывало часто еще и так, что князь садился править не по выбору веча, а вследствие назначения от великого князя или вследствие победы и завоевания города. Выбирались же князья из состава единой правящей династии, соблюдавшей, независимо от веча, свою очередь родового старшинства и решавшей вопрос «удела» то взаимным соглашением, то взаимной усобицей. А так как «город без князя» был явлением краткосрочным и преходящим, лишенным суда, управления и дружины, то надо признать, что государственный строй Древней Руси сочетал в себе черты республиканские с чертами монархическими. Беспристрастный историк, — заключает И.А. Ильин, — определит древнерусский «город», как монархию, ограниченную непосредственным народоправством»[318].
На основании этих данных мы и определяем первоначальную древнерусскую государственную систему как смешанную, сочетающую в себе и демократические и монархо-бюрократические начала.
Вторым оригинальным отличием возникновения русской государственности было то, что на княжение был приглашен (если верить летописи), не Рюрик единолично, но весь его род. Впоследствии именно из разросшегося очень быстро рода Рюрика и формировалась Великая и удельная княжеская власть. И этот разросшийся род образовал одновременно и первое на Руси высшее правящее сословие. Никто, кроме рюриковичей не мог именоваться князем и претендовать на верховную власть в государстве. Князем можно было только родиться.
Таким образом, первым привилегированным сословием на Руси были именно князья, князья-рюриковичи, составлявшие единый род. И других сословий поначалу не было, вернее, все остальные граждане составляли одно сложное сословие «людей». Древнерусское общество, поэтому, можно определять и как двухсословное). Последнее не означало, впрочем, что это общество было и бесклассовым. В нем существовало и развивалось традиционное для обществ аграрного типа деление на классы — свободных крестьян и несвободных холопов, горожан, состоявших, в свою очередь, из ремесленников, купцов, крупных землевладельцев и т.д., но эти классы еще не представляли собой особых сословий. Юридически, любой член древнерусского общества мог подняться или опуститься в любой его слой (класс), но эти перемещения не закреплялись за ним и его потомками пожизненно (навечно).
Современные российские историки определяют этот социально-политический строй несколько неопределенно — как «дофеодальный»[319]. На наш взгляд, этот социально-политический строй можно было бы определить и как раннесословный.
Важнейшую после князей роль в политической системе древнерусского общества играли бояре, так как именно они изначально составляли кружок ближайших политических советников князя — «боярскую думу». По мнению некоторых историков, германское звание «барон» и русское — «боярин» происходят от одного и того же корня и означают буквально «воинственные мужи», «люди войны»[320]. Однако на Руси бояре первоначально не имели той власти и влияния, которыми обладали в бароны в Западной Европе. И, в частности, они были не одного сословия с русскими князьями. Боярин Олег, например, бывший, по утверждению летописи, даже и «родичем» Рюрика (может быть, со стороны жены последнего) и фактически правивший государством при его малолетнем сыне Игоре, даже и не пытался захватить власть по смерти Рюрика, а только сохранил ее и передал затем полностью Игорю. Бояр же рюриковых, также уже фактически правивших в Киеве, люди Олега просто убили. «Когда же Аскольд и Дир пришли, — рассказывает первоначальная летопись, — выскочили все остальные из ладей, и сказал [Олег] Аскольду и Диру: «Не князья вы и не княжеского рода, но я княжеского рода», и показал: «А это сын Рюрика». И убили Аскольда и Дира, отнесли на гору и погребли Аскольда на горе, которая называется ныне Угорской, где теперь Ольмин двор ...»[321].
Однако боярами на Руси первоначально считались, по-видимому, не только дружинники князя, но и знатные люди из самих горожан. «Вопрос о том, кого считать членом («боярином») высшего княжеского совещательного органа — боярской думы, — пишет В.В. Еремян, — на протяжении многих лет представляет собой одну из дискуссионных проблем отечественной историографии древнерусского государства и права. Например, одни ученые указывают на неопределенность и, по существу, случайный характер состава боярской думы ... Другие авторы дифференцированно подходят к определению того древнего института, который принято называть «боярством». Так, говоря о составе боярской думы, исследователи, разделяющие подобную точку зрения, считают, что членами этого древнерусского органа являлись военные, гражданские и религиозные деятели: во-первых, высшие служилые люди — бояре, во-вторых, наиболее авторитетные и уважаемые представители городского (земского) сообщества — старцы градские или старейшины и, в-третьих, высшие духовные иерархи — епископы и игумены крупнейших православных центров, соответствующей земли ... В XII веке эти две группы смешались под общим названием «бояре»[322].
Следует обратить внимание и на то, что, в отличие от князей, русские бояре не образовывали внутренне замкнутого сословия, так как через службу в княжеской дружине доступ к боярству был открыт любому способному человеку, по крайней мере, де-юре. «Боярство на Руси, — пишет в Е.Ф. Шмурло, — не было привилегированной корпорацией: боярином мог стать каждый по личным качествам или заслугам. Не то на Западе. Завоевание и порабощение туземного населения создало там военно-земледельческую аристократию, которая отгородилась от остальных привилегиями, возведенными в степень закона. На Руси преобладающее положение бояр опиралось на фактическое существование такого преобладания, что всегда могло измениться; на Западе же тамошний феодал и сеньор опирались на свои юридические права»[323].
В этой связи большой интерес представляет ответ на вопрос, когда же именно и бояре на Руси превращаются в особое (и второе после князей) привилегированное государственное сословие? К сожалению, этот вопрос очень плохо прояснен российскими историками, обращающими больше внимания на экономические, а не юридические процессы. Судя по имеющимся у историков данным, этот процесс завершается на Руси очень поздно (по сравнению с Западной Европой) — только к середине XVII века.
Домонгольская Русь так и не сложилась в единое централизованное государство. Более того, она была очень быстро (после Ярослава Мудрого) «растащена» множеством князей (так же, как и государство Карла Великого в Европе) на отдельные автономные уделы, которые тоже продолжали дробиться по мере размножения рода князей-рюриковичей. К середине ХII в. на Руси существовало уже 15 княжеств, а к началу ХIII в. их было уже около 50-ти. Известный историограф Д.И. Иловайский справедливо писал по поводу Руси домонгольского периода: «Что такое была Русь в эпоху предтатарскую? Собрание земель, более или менее обособленных, имевших во главе разные ветви одного княжеского рода, которые успели приобрести значение местных династий, за исключением Великого Новгорода и стольного Киева. Сии последние получали князей из той или другой ветви, смотря по обстоятельствам, следовательно, оставались, так сказать, в общем владении потомков Владимира Великого. Киев сохранял еще значение средоточия в церковном и вообще гражданском отношении ... Следовательно, в данную эпоху Русь почти не имела политического средоточия. Историк может наблюдать в ней то же самое явление, какое видим и в других странах, когда они представлены самим себе, т. е. когда над ними не тяготеет сильное внешнее давление: естественным путем, чувством самосохранения начинает вырабатываться некоторая система политического равновесия. Если какое-либо княжение слишком усиливалось и начинало теснить соседей, то вызывало против себя союзы других князей. Союзы эти часто видоизменяются и усложняются; но в конце концов обыкновенно успевают отстоять политическое существование отдельных земель и препятствуют упрочению какого-либо могущества, опасного для их самостоятельности»[324].