Отпадала в условиях брежневской, «застойной» политической системы и цель построения коммунизма в СССР, в которую уже не верили и сами партийные верхи. Поэтому критически мыслящие советские граждане приходили к выводу, что отсутствие демократии в стране объясняется исключительно амбициями партийной верхушки, не желающей поступаться своей властью. В стране нарастали политическая оппозиция со стороны образованных слоев населения и политическая апатия со стороны широких народных масс.
Политическая система СССР, таким образом, перестала соответствовать как условиям времени, так и самой логике ее политического обоснования. В этом отношении очень характерно следующее рассуждение И.В. Сталина, в котором он сравнивал партию с армией. «Что такое армия? — Писал он. — Армия есть замкнутая организация, строящаяся сверху. Существо армии предполагает, что во главе армии стоит штаб, назначенный сверху и формирующий армию на началах принудительности. Штаб не только формирует армию, — он еще снабжает ее, одевает, обувает и пр. Материальная зависимость всего состава армии от штаба — полная. На этом, между прочим, зиждется та армейская дисциплина, нарушение которой влечет за собой специфическую форму высшей меры наказания — расстрел. Этим же нужно объяснить тот факт, что штаб может двигать армию куда угодно и когда угодно, сообразуясь лишь со своими собственными стратегическими планами.
Что такое партия? — Противопоставлял ее армии И.В. Сталин. — Партия есть передовой отряд пролетариата, строящийся снизу на началах добровольности. У партии тоже имеется свой штаб, но он не назначается сверху, а избирается снизу всей партией. Не штаб формирует партию, а, наоборот, партия формирует свой штаб. Партия формируется сама на началах добровольности. Здесь нет также той материальной зависимости между штабом партии и партией в целом, о которой говорилось выше в отношении армии. Штаб партии не снабжает партию, не кормит и не одевает ее. Этим, между прочим, объясняется тот факт, что штаб партии не может двигать ряды партии произвольно, куда угодно и когда угодно, что штаб партии может руководить партией в целом лишь по линии экономических и политических интересов того класса, частицей которого является сама партия. Отсюда особый характер партийной дисциплины, строящейся в основном по линии метода убеждения, в отличие от дисциплины армейской, строящейся в основном по линии метода принуждения. Отсюда основная разница между высшей мерой наказания в партии (исключение из партии) и высшей мерой наказания в армии (расстрел)»[343].
Однако эти рассуждения в условиях позднего советского режима уже не выдерживали никакой критики.
Во-первых, партия большевиков не формировалась снизу «на добровольных началах». Ее члены не примыкали к партии добровольно и свободно, как то было до завоевания ею государственной власти, а их принимали (кооптировали) в нее по решению самих партийцев. Причем, принимали только тех, кого считали «достойными»[344]. Кроме того, в условиях, когда карьеру во всех сферах, жестко контролировавшихся этой организацией, могли сделать только члены партии, вступление в нее было делом не только (и не столько) политических убеждений, но и самых обыкновенных «шкурных», материальных расчетов. При этом, партия и ее «штабы» именно обеспечивали материальное положение своих членов тем, что именно они в конечном счете и назначали партийцев на те или иные «хлебные» должности. Это была своеобразная система «кормлений», возрожденная на новом уровне исторического развития российского общества. По тем же причинам и выход из партии был делом не добровольным, а принудительным. Коммунистическая партия, таким образом, была не добровольным политическим союзом граждан, а полугосударственной организацией, жестко контролировавшей состав своих членов и обеспечивавшей им привилегированный уровень материального обеспечения.
Во-вторых, и внутрипартийная демократия к концу существования КПСС была практически уничтожена. Некоторая свобода выбора у членов партии еще существовала при выборе самого низшего звена ее руководителей (на уровне отдельных предприятий и учреждений), что же касается более высоких ступеней руководства, то все они формировались в основном по указанию сверху. В результате, управление партией было почти полностью бюрократизировано, так же, как и в армии. Не партия формировала свой «штаб» снизу, а именно ее «штаб» формировал как все нижестоящие органы ее управления, так и саму партию.
Тот же самый принцип распространялся и на все советские органы власти, формировавшиеся сверху по указанию «штабов» Коммунистической партии. При этом в советских органах власти не существовало даже и той минимальной «низовой» демократии, которая еще сохранялась в самой партии и в некоторых «подсобных» общественных организациях (профсоюзе, комсомоле и т.д.). Советская власть была бюрократизирована практически полностью и просто штамповала решения штабов партии.
Наконец, в-третьих, КПСС позднего периода ее существования нельзя было уже рассматривать и как организацию рабочего класса (и колхозного крестьянства), поскольку даже количественно огромную и непропорциональную долю в ее составе (соизмеримую с самими рабочими) составляли так называемые служащие. В 1933 году численность членов партии и кандидатов в члены составляла 3.5 млн. чел. По социальному составу 44% членов КПСС являлись заводскими рабочими, 12 % — колхозниками. Остальные 44% — служащие. В 1973 году партия достигла размеров 14 млн. ее членов. Из них рабочие составляли 40,7%; крестьяне (колхозники) — 14,7%; служащие — 44,6%.[345] При этом рабочие наполняли преимущественно низовые организации КПСС, а ее высшие органы управления формировались преимущественно из служащих. По данным на 1986 год, членов КПСС было уже 19 миллионов человек, или примерно 10% взрослого населения СССР. Социальный состав ее оставался примерно тем же.
Хотя советская статистика обычно зачисляла рабочих и служащих в одну и ту же категорию «рабочих и служащих», но по своему социальному положению и менталитету это были принципиально разные категории граждан. Служащие относились не столько к управляемым, как рабочие, сколько к управляющим — низшего, среднего и высшего звеньев — во всех сферах общественной жизни: материально-производственной, политико-государственной, социальной и духовно-культурной. Поздняя КПСС была уже по преимуществу социально и духовно партией служащих, а не рабочих и крестьян. Ее официальная идеология перестала соответствовать ее социальному правящему составу. И именно этот фактор, на наш взгляд, и явился главной причиной того, что коммунистическая партия сама (в лице ее высшего руководства) отказалась от своей наследственной идеологии, и сама развалила себя, преобразовавшись во множество различных политических партий. «Трансформация советской политической системы и внешней политики, — отмечает в этой связи английский политолог А. Браун, — проистекала из союза между интеллектуалами из партии реформ и новым лидером, готовым к ним прислушиваться. Советская политическая элита была глубоко расколота, однако у реформистов было большое преимущество — на их стороне находился Генеральный секретарь, в 1988-1989 годах еще обладавший огромной властью. В итоге, решения, принятые в Москве, не только сыграли решающую роль в распространении коммунизма в Восточной Европе в середине сороковых, но и в не меньшей степени поспособствовали концу господства коммунистов в Европе сорока годами позже»[346].
Таким образом, советскую политическую систему в период ее расцвета мы можем охарактеризовать как жестко бюрократическую (строившуюся исключительно сверху), тоталитарную (не допускавшую свободного развития гражданского общества ни в одной из сфер общественной жизни), систему мобилизационного типа (направленную на достижение конкретных исторических целей), но реализованную в полностью эгалитарном, бессословном обществе. Идеологическим и политическим стержнем этого общества была марксистская коммунистическая партия, построенная по бюрократическому, армейскому типу. При этом партия управляла всем обществом практически теми же методами, которыми управляется обычно армия.
К концу 1980-х годов этот недемократический («казарменный») режим утратил уже поддержку почти всех слоев населения СССР, которое с воодушевлением восприняло новую политику «Перестройки и гласности», объявленную Генеральным секретарем ЦК КПСС М.С. Горбачевым. Открытие идеологических, политических и экономических «шлюзов» свободы, предпринятое самой партией во главе с ее высшим руководителем, — свободы слова, свободы совести, свободы политической деятельности, свободы образования партий и частного предпринимательства в экономической сфере — подорвало сами основы советского политического строя и привело к революционному формированию в России в начале 1990-х годов совершенно новой политической системы.
Современный политический экстремизм и терроризм сформировались и окрепли именно в переходных условиях развала прежней — советской — политической системы и мучительного формирования новой — либерально-демократической — политической системы, обретающей свои устойчивые черты только в настоящее время (и особенно — в последнее десятилетие, после 1999 года).