В-четвертых, этнический экстремизм очень часто является следствием некомпетентности. Чужой — это иной, неведомый, а значит враждебный. Эта парадигма восприятия заложена в этническое сознание человека еще с первобытных времен. В народе не зря говорят: узнать — значит, понять, а понять — значит, простить. Многие исчезнувшие цивилизации стали жертвами незнания и непонимания. Неисчислимо количество памятников культуры, потерянных безвозвратно. Глубокое невежество в религиозных вопросах лежит в основе религиозно-политического экстремизма. Если бы не оно, разве уничтожали бы афганские талибы древнейшие памятники буддизма в своей стране? Народы Дагестана отличает глубокое знание культуры и обычаев друг друга. Дагестанцы очень хорошо за многие века совместной жизни изучили достоинства и недостатки друг друга. Поэтому они хорошо друг друга понимают.
Таковы четыре главных основания, препятствующих возникновению этнического экстремизма в республике. Безусловно, этот перечень можно расширить. К нему, несомненно, следует добавить и конфессиональную общность народов Дагестана. Но эти причины представляются ключевыми. Каждое из этих оснований, взятое в отдельности, присутствует в той или иной мере в разных странах или регионах России, полиэтничных по составу, что, тем не менее, не гарантирует им невозможность рецидивов этнического экстремизма. Уникальность Дагестана в том и заключается, что все эти основания присутствуют здесь все вместе и одновременно.
Если попытаться теперь сопоставить эту ситуацию с ситуацией в области религиозно-культурных отношений, то мы увидим, что здесь из таких же условно четырех факторов два фактора религиозной терпимости в республике не работают. Двуязычие в религии и общность символов мусульманской идентичности — это, в общем-то, то, что никем практически не оспаривается. Основные же проблемы здесь связаны с конкуренцией религиозных элит и некомпетентностью основной массы новообращенных в религиозных вопросах. В Дагестане, как и во всем мусульманском мире, сформировалась своеобразная религиозно-бюрократическая аристократия, чей социальный статус и материальное благополучие связаны с консервацией определенных религиозных форм и институтов. Она абсолютно невосприимчива к новому, полагая его извращением традиционных норм ислама, отталкивая тем самым молодое поколение, выросшее в совершенно иных условиях. Ведь было в исламе время, когда суфизм воспринимался как враждебное религии направление, а известные суфии подвергались преследованиям, и некоторые из них были даже казнены. Религиозно-политический экстремизм во многом проистекает из того, что во внутрирелигиозные споры и дискуссии, за которыми стояли интересы реальных религиозных элит, были вовлечены политические институты, прежде всего органы государственной власти. Такое положение дел подчас наблюдается и сегодня, что позволяет экстремистски настроенным религиозным группам политизировать внутрирелигиозные проблемы и противоречия.
Другой фактор, связанный с компетентностью в религиозных вопросах, также не работает. В пореформенные годы в результате размыва идеологического ядра русско-европейская культура, ставшая неотъемлемой частью советской идентичности в национальных республиках, потеряла тот стержень, который интернационализировал по большому счету ее основные ценности. Этот идеологический вакуум быстро был заполнен традиционными религиозными ценностями. Столкновение двух ценностных миров не могло не привести к их поляризации. Например, сегодня в дагестанском обществе, особенно среди молодежи, можно уже реально вычленить два слоя, чьи ценностные ориентации радикально отличаются. С одной стороны, это крайне исламизированный мир, где восприняты не только духовные ценности ислама, но и образ жизни, продиктованный нормами шариата. С другой стороны, мир крайней европеизации, где культивируются не только достоинства, но и худшие образцы западного образа жизни. Крайности религиозного образа жизни принимают экстремистский характер в силу глубокого религиозного невежества молодого поколения, чьи ценностные установки сформировались в условиях утерянной религиозной культуры. Новообращенный, не обладая еще достаточными знаниями в вопросах веры, склонен принимать обрядовую сторону религии за ее сущность, форму за содержание, кажимость за действительность. Существенное значение при этом имеет и то, что растущая религиозность нашего общества не становится объектом государственно-политической рефлексии в масштабах всей страны, и соответственно, слабо влияет на деятельность государственных органов по общественной регламентации и правотворчеству. Все это в конечном итоге и предопределило то, что религиозный фанатизм, соединяясь с различными формами социального протеста, принимает экстремистский характер.
Хотя в Дагестане, как уже говорилось, нет почвы для этнического национализма, в последние годы стали появляться публикации и выступления представителей некоторых дагестанских этносов, прежде всего, со стороны интеллигенции о том, что некоторые дагестанские этносы якобы нуждаются в культурно-территориальной автономии или иной форме этнического самоопределения. Поэтому необходимо упомянуть и о роли интеллигенции в предотвращении политического экстремизма в республике.
Интеллигенция как наиболее образованная и политически отзывчатая часть этноса способна наиболее полно отражать уровень общественного сознания собственного этноса, формулировать и доводить до общества его действительные интересы. Что, в общем-то, большая часть дагестанской интеллигенции давно и успешно делает. В то же время есть в каждом дагестанском этносе и определенная прослойка интеллигенции, которая отражает иллюзии общественного сознания этноса и его мнимые интересы. Причина этого заключается в том, что наряду с общей маргинализацией населения республики произошла в определенной степени и маргинализация интеллигенции. С одной стороны, массовая внутренняя миграция вызвала очень большую концентрацию интеллигенции в городах республики. Многие люди, не обладающие необходимым уровнем профессиональной подготовки, в массовом порядке заполнили в последние десятилетия должности в университетах, институтах, средствах массовой информации, органах государственной власти, привнося при этом в научно-публицистическую среду и политическую практику самоуверенность невежды и недоучки. Одновременно в городах республики появилось второе поколение интеллигенции, родившееся уже в городе и обладающее достаточно высоким уровнем профессиональной подготовки. Но эта часть интеллигенции оказалась в ситуации, объективно оторванной от собственного этноса. В своем большинстве они не знают языка, соответственно им закрыт доступ к литературе и культуре своего народа. Осталось только самоназвание — я — аварец, я — табасаранец, я — даргинец и т.д. Это поколение, которое можно назвать уже «пятнадцатым этносом» республики, живет не действительным знанием собственного этноса, а его мифами.
Можно спорить с известным высказыванием М. Горького о том, что интеллигенции присущ философический пессимизм и прочие уродства мысли. Но маргинальность и невежество в этнических и религиозных вопросах в среде интеллигенции способны расколоть общественное сознание через возведение несущественных проблем в существенные, подменяя содержание формой, а кажущееся принимая за действительное. Мы сегодня уже видим, как земельные споры сводят к этническим, а теологические расхождения к религиозному конфликту. Этническое разнообразие и религиозно-культурное своеобразие — это главное богатство Дагестана. Долг ответственной экономической, политической и интеллектуальной элиты республики и состоит в том, чтобы выработать механизмы противодействия экстремистскому размыванию этого нашего общего богатства[379].
5.7. Русский этнополитический экстремизм
Наиболее острые формы экстремизм в России принял на Северном Кавказе, где происходит непосредственное взаимодействие совместно проживающих разных народов, принадлежащих традиционно к разным конфессиям, иначе говоря, — в том регионе, где среди российского населения отмечается наибольшее этноконфессиональное многообразие. Однако второй такой зоной — с повышенным этноконфессиональным и даже расовым многообразием — являются в современной России ее крупные города и, особенно, ее мегаполисы — Москва и Санкт-Петербург.
Основными особенностями городского и мегаполисного российского экстремизма являются, во-первых, то, что наиболее активную роль здесь играют представители русского — государствообразующего — народа; во-вторых, то, что этот экстремизм носит не только этнополитический, но и расовополитический характер; в-третьих, то, что он опирается не на религиозную (православно-христианскую) идеологию, а на некоторую смесь архаических языческих (древнерусских) верований и обычаев и ультрасовременных фашистских (национал-социалистских) идеологических доктрин, заимствуемых в основном на Западе; наконец, в-четвертых, этот экстремизм носит по преимуществу молодежный характер, выражаясь в основном в деятельности так называемых скинхедов.