Затем указывается на то, что можно мыслить так, как этому учит трансцендентальная методика, (вторая половина книги озаглавлена: «Трансцендентальное учение о методе», —прим. перев. ). Для этого нужно, прежде всего, проштудировать книгу Канта. Тут можно было бы спросить: а для чего, в сущности, Кант все это предпринимает? И тогда можно прийти к тому, чего же он хочет на самом деле. Видите ли, до Канта люди, занимавшиеся философией, тоже знали не особенно много, но они, по крайней мере, утверждали: кое-что о мире знать все же можно. Им противостояли те — такая ситуация сложилась еще в период средневековья, ведь, как я вам показал, еще в течение средневековья было утрачено древнее знание, — кто еще со времен средневековья прониклись мыслью: знать можно только то, что сообщают чувства, органы восприятия, но нельзя знать о том, что имеет отношение к духу. В это можно только верить. Так в ходе всего средневековья, вплоть до Канта складывалось утверждение: о духовном знать ничего нельзя; в духовное можно только верить.
Естественно, что церкви было вполне на руку такое учение; что невозможно ничего знать о духовном, надо лишь верить в это, поскольку в этом случае церковь сама могла диктовать, в какого рода духовность следует человеку верить.
Как уже говорилось, были философы — Лейбниц(49), Вольф(49а) и так далее, вплоть до Канта утверждавшие, что, по крайней мере, кое-что знать можно; посредством чистого разума можно знать о том, что в мире существует духовное. Кант же сказал: это полнейшая бессмыслица верить в возможность что-либо знать о духовном, нет, во все духовное можно только верить! Ведь духовное заключено в «вещи в себе». А о «вещи в себе» знать ничего нельзя. Следовательно, во все, что относится к духовному, можно лишь верить. Кант, написав второй вариант (второе издание) «Критики чистого разума», выдает себя. В этом втором издании помещается курьезная фраза, там говорится: «Я должен был потеснить, дискредитировать знание, чтобы освободить место для веры». Ведь это, по существу, вероисповедание, господа! Вот то, что привело к непознаваемой «вещи в себе»! Вот почему Кант назвал свою книгу «Критика чистого разума»; сам разум должен быть подвергнут критике, утверждающей, что он, разум, ничего не может знать! В этой фразе: «Я должен был потеснить знание, чтобы освободить место для веры» — в этой фразе и заключается, в сущности, истинное содержание Кантовой философии. Но тем самым распахиваются врата для любой веры. И, в сущности, любая позитивная религия могла бы ссылаться на Канта! Но на Канта могли бы также ссылаться и те люди, которые говорят: так почему же мы ничего не знаем? Да потому, что ничего знать нельзя! Видите ли, так учение Канта стало, по существу, опорой для веры. Поэтому вполне естественно, что я сам должен был с самого начала отвергнуть Кантово учение. Несмотря на то, что я, будучи еще школьником, уже прочел всего Канта, я должен был всегда всецело отвергать Кантово учение по той простой причине, что иначе пришлось бы остановиться на том, что люди просто верят в духовный мир; при этом никогда не удалось бы создать никакой духовной науки. В сущности, Кант является тем, кто отклоняет всякую духовную науку и хочет иметь одну лишь веру.
Итак, Кант написал сначала первую книгу — «Критика чистого разума». В этой «Критике чистого разума» доказывается следующее: о «вещи в себе» ничего узнать невозможно. Можно иметь лишь веру в то, чем является «вещь в себе».
Затем он написал вторую книгу — «Критика практического разума». Он написал и третью книгу «Критика способности суждения», но это уже не так важно. Итак, «Критика практического разума» была написана им как вторая книга. Здесь он создает очерк собственной веры. Сначала он написал книгу о знании — «Критику чистого разума». В ней он доказывает, что ничего знать нельзя. Теперь филистер может отложить книгу: ведь ему доказали, что ничего знать нельзя. Затем Кант пишет «Критику практического разума»; здесь он формулирует свою веру. Как же выстраивает он свою веру? Тут он говорит: человек, рассматривая себя в мире, обнаруживает, что он является несовершенным существом; однако же быть несовершенным не свойственно человеку. Следовательно, где-то должно иметься большее совершенство человека. Мы ничего даже и не знаем об этом; но мы верим в то, что где-то на Земле должно иметься большее совершенство человека, мы верим в бессмертие.
Видите, господа, это существенно отличается от тех научных обозрений, которые я даю вам по вопросу о том, что в человеке продолжает жить дальше, после того, как он прошел через смерть! Однако Кант вовсе не хотел познания такого рода, он попросту хотел из несовершенства человека вывести доказательство того, что человек обязан верить в бессмертие.
Точно так же, как то, что человек обязан лишь верить, Кант доказывает затем, что ничего нельзя знать о свободе, но следует верить, что человек свободен; ведь не будь он свободен, он не был бы ответствен за свои поступки. Итак, полагают: чтобы он мог быть ответствен за свои поступки, он должен быть свободен. Это Кантово учение о свободе часто напоминает мне о другом «учении», которым один профессор юриспруденции всегда предварял начало своего лекционного курса. Он говорил: господа, есть люди, которые говорят: человек несвободен. Но, господа, если бы человек не был свободен, он не был бы ответствен за свои дела. Но тогда не могло бы быть и наказания. Но если бы не было наказания, то не было бы и уголовного права, науки о наказании. Однако я являюсь представителем этого уголовного права — следовательно, и меня тоже бы не было. Но я существую, следовательно, существует и уголовное право, наука о наказании. Следовательно, существует и наказание, а значит, существует и свобода. Итак, я доказал вам, что свобода есть! То, что говорит Кант о свободе, целиком напоминает мне речь этого профессора. Точно так же говорит Кант и о Боге. Он говорит: нельзя знать о какой бы то ни было «власти в себе» (Macht an sich). Но ведь слона я не могу создать; следовательно, я верю, что его может создать кто-то другой, который может сделать больше, чем я. Следовательно, я верую в Бога.
Так вот, Кант написал эту вторую книгу — «Критика практического разума». В ней он говорит, что мы, как люди, обязаны веровать в Бога, в свободу и в бессмертие. Знать об этом мы не можем, но веровать обязаны. Вы только представьте себе, как это бесчеловечно: сперва было доказано, что знание есть ничто; во-вторых, что человек обязан веровать в Бога, о котором он ничего не может знать, веровать в свободу и в бессмертие! В сущности, Кант был величайшим реакционером. Люди любят красивые слова: поэтому они назвали Канта «всесокрушающим». Да, знание он «сокрушил» целиком, однако так, как если бы он сокрушил, разломал игрушку. Ведь мир вопреки всему этому остается! остается и вера, которой он оказал весьма существенную поддержку.
Это продолжалось в течение всего XIX столетия, пока не перешло в наше (XX) столетие. И вот сегодня, естественно, люди повсюду пишут по поводу двухсотлетия со дня рождения Канта! В действительности же именно Кант является примером того, как мало люди, в сущности, думают. Ведь то, что я сейчас рассказал вам, является точным изображением учения Канта. Однако то, что люди говорят: Кант был величайшим философом, Канту вообще нечего возразить и так далее, является примером, с очевидностью обнаруживающим то, что именно на Канта всегда могут опираться противники духовной науки. (Одним из таких противников во второй половине жизни стал широко известный русскоязычный антропософ и оккультист Валентин Томберг (1900—1973): не отрицая антропософии как таковой, он утверждал, что она не является духовной наукой, так как, по Томбергу, духовная наука именно как наука, в принципе невозможна, а духовные вопросы являются исключительно объектом веры. Как может видеть читатель, данная мысль не нова и является простым повторением основного положения Канта, а стало быть, критика, высказываемая Р. Штайнером в адрес Канта, в равной мере могла бы быть отнесена и к Валентину Томбергу(50), который не сумел преодолеть столь типичного для его времени заблуждения См. письмо Томберга от 9 марта 1970 г. в книге Sergej Prokofieff «Die Beziehung des spдteren Tomberg zu Rudolf Steiner und zur Antroposophie» Dornach, 2003 — прим. перев). Просто потому, что они могут сказать: да ведь мы же берем за исходное не религию, мы берем за исходное наиболее просвещенного из философов! Но ведь это действительно так, что на Канта с равным успехом мог бы ссылаться как в высшей степени проникнутый догматизмом религиозный учитель, так и какой-нибудь (в светском смысле) просвещенный человек.
Затем Кант написал другие труды, один из них примерно такого содержания: есть ли у метафизики возможности стать в будущем наукой?(50а) — где он снова доказывает, что это невозможно, и так далее. В сущности, надо сказать: вся наука XIX в. переболела Кантом; Кант был, в сущности, болезнью для науки.
Если вы будете рассматривать Канта как пример того, насколько вздорные формы может порой принимать духовное развитие, то вы будете правильно рассматривать его. Но тогда вы скажете себе: в познании надо действительно быть настороже, ибо этот мир устрашающе сильно расположен к тому, чтобы именно в познании производить величайшую бессмыслицу. Вы можете представить себе, в каком затруднительном положении оказывается человек, будучи представителем духовной науки; не только представители религии, но и другие люди, даже сами философы и те, кто, в свою очередь, увлечены этими философами, — все настроены против него. Любой филистер приходит и говорит: да, ты тут что-то утверждаешь о духовной науке, но ведь Кант доказал, так говорят они, что об этом знать невозможно! Это, в сущности, наилучшее групповое возражение, которое можно сделать. Кто-нибудь может сказать: я вообще не желаю слышать о том, что говорит этот Штайнер, потому что Кант уже доказал, что обо всем этом знать невозможно.