Вы удовлетворены?
Господин Бурле говорит: Он-то главным образом хотел когда-нибудь услышать, что имел в виду Кант. А это, как говорил господин доктор: о Канте слышишь так много, но положительного-то в услышанном ничего нет. Во всяком случае, понять это довольно трудно.
Доктор Штайнер: Дело не осталось без последствий. В 1869 году под авторством одного человека, тоже увлеченного Кантом, появилась книга «Философия бессознательного»; эта книга произвела огромную сенсацию. Эдуард фон Гартман(51) поистине был очень умным человеком! Если бы он жил до Канта, если бы Кант не оказал на него такого влияния, то, вероятно, у него получилось бы нечто более значительное. Но он, по существу, так и не смог освободится от сильных предрассудков, полученных им от Канта. Так же, как и для его предшественника Шопенгауэра, для Эдуарда фон Гартмана было очевидно, что человек ничего не знает ни о чем в мире, кроме своих собственных представлений, то есть того, что он сам проецирует, выносит из себя вовне. Но кроме того, Эдуард фон Гартман принял и учение Шопенгауэра о том, что «вещь в себе» следует наделить волей. Повсюду внутри находится воля. Однажды я написал статью об Эдуарде фон Гартмане(51а), там я также упоминал и о Шопенгауэре. Шопенгауэр говорил так: о «вещи в себе» мы не знаем ничего, от нее мы имеем лишь представления. Лишь эти представления являются разумными, воля же неразумна, глупа. Так что, в сущности, все, что мы о себе знаем, есть не что иное, как знание о неразумной, глупой воле.
В той статье, где я упомянул Шопенгауэра, я тогда говорил: по Шопенгауэру все разумное в мире является трудом человека, ибо человек создает в мире именно все; то, что находится за этим, есть глупая воля. Итак, мир — это глупость божества. Статья, однако, была тогда конфискована. Она должна была быть опубликована в Австрии.
Дело обстоит так: Эдуард фон Гартман считал: «вещь в себе» следует наделить волей; но воля, в сущности, глупа, неразумна, и поэтому в мире так плохо. Вот почему Эдуард фон Гартман стал так называемым пессимистом. Вот почему его воззрением было, что мир никуда не годится, он не хорош, но плох в своей основе, совершенно плох. И не только то, что делают люди, но и все, что есть в мире, — плохо. Он говорил: можно рассчитать, что мир плохой. Надо только на одну сторону прихода, дебета, поставить все то, что составляет в жизни счастье и удовольствие и так далее, а по другую сторону — все то, что мы имеем как страдания и так далее; по другую сторону всегда оказывается больше. Баланс всегда отрицательный. Следовательно, весь мир плох. Вот почему Гартман и стал пессимистом.
Но, видите ли, во-первых, Эдуард фон Гартман был, в сущности, умным человеком, а, во-вторых, тем, кто делает выводы. Он говорил: почему же люди все еще живут? Почему они не предпочтут уничтожить себя? Ведь если все плохо, было бы куда разумнее назначить день для всеобщего самоубийства человечества; тогда все, что было тут создано, исчезло бы. Но Эдуард фон Гартман продолжает: нет, если назначить такое всеобщее самоубийство, то из этого ничего не выйдет. И даже если бы мы его назначили — люди ведь возникли из животных, а животные не стали бы себя убивать, и тогда из этих животных снова произошли бы люди! Следовательно, подобным образом мы ничего не достигнем. Поэтому он придумывает кое-что другое. Он рассуждает так: если уж хочешь искоренить действительно все, что является земным миром, то надо это делать не путем самоубийства людей, но надо до основания уничтожить всю Землю. Сегодня у нас еще нет необходимых для этого машин; но некоторые машины люди уже изобрели; поэтому надо использовать всю мудрость для того, чтобы изобрести машины, с помощью которых можно пробуравить Землю, забраться достаточно глубоко, а затем, используя динамит или тому подобные устройства, взорвать всю Землю так, чтобы обломки разлетелись по свету и обратились в прах. Вот тогда будет достигнута истинная конечная цель.
А ведь это не шутка, господа! Это действительно является учением Эдуарда фон Гартмана(52) — то, что надо изобрести машину, чтобы всю Землю, так сказать, поднять на воздух, расколоть ее и обратить в прах.
Восклицание с места: В Америке хотят построить пушку, чтобы вести лунный обстрел, обстреливать Луну!
Доктор Штайнер: Однако то, о чем я говорю вам, было настоящим философским учением в XIX веке!
Вы скажете: «Как же могло случиться, что все это исходило от такого умного человека? Ведь только глупец может утверждать подобные вещи!» Нет, Эдуард фон Гартман поистине не был глупцом, он был даже умнее, чем все остальные. Это я вам могу тотчас же доказать. Именно потому, что он был более умен, чем распространяемое Кантом учение, и возникла эта глупость о машине, с помощью которой следовало бы разметать весь мир, обратив его в ничто. Это был вполне умный, хотя и основательно подпорченный Кантом человек.
Итак, он написал «Философию бессознательного». В этой «Философии бессознательного» он сказал: конечно, верно, что люди произошли от животных; но при этом сопутствующую роль играли духовные силы. Эти силы являются силами воли, следовательно, они неразумны, это глупые силы. Все это он описал вполне разумно; тем самым он изобрел нечто, противоречащее дарвинизму.
И вот в то время — представьте себе, ведь это было в шестидесятые годы прошлого (XIX) века, — существовали как эта умная гартмановская «Философия бессознательного», так и дарвинизм, представленный Геккелем(53), Оскаром Шмидтом(53а) и другими, и признаваемый остальными людьми за нечто непревзойденное по уму. Но «Философия бессознательного» противоречила дарвинизму. И вот тогда все, бывшие твердолобыми дарвинистами, выступили и сказали: надо основательно опровергнуть этого Эдуарда фон Гартмана, ведь он вообще ничего не смыслит в естествознании! Но что же сделал тогда Гартман? То, что он сделал, будет ясно из следующего. В то время как другие раздирали горло от крика — имеются в виду печатные издания, публикации, — появилась книга(53б) «Бессознательное с точки зрения дарвинизма». Это было основательнейшее опровержение Эдуарда фон Гартмана с точки зрения дарвинизма! Но никто не знал, кто автор.
Теперь, господа, все естествоиспытатели обрадовались, поскольку выступил тот, кто основательным образом опроверг Эдуарда фон Гартмана. Даже Геккель говорил: «Такого человека, пишущего против Гартмана, — назови он нам свое имя, — мы рассматривали бы как одного из наших, как естествоиспытателя первого ранга!» Само собой, книга была быстро, очень быстро раскуплена, и появилось второе издание(53в); тут автор назвал себя. Это был сам Эдуард фон Гартман! Он написал книгу против самого себя. Но теперь они перестали его хвалить; данная вещь уже не пользовалась такой широкой известностью! Вот так-то он доказал, что был умнее, чем все остальные! Однако видите ли, средства информации, предоставляемой людям, об этой истории умалчивали. Этот кусочек духовной истории следовало рассказать для того, чтобы стало понятно: хотя Эдуард фон Гартман был человеком, которого испортило кантианство, он, тем не менее, обладал основательным умом.
Когда я говорю вам, что он хотел пустить весь мир на воздух с помощью машины, которую следовало изобрести, — мы могли бы с полным правом заметить, что, хотя он, возможно, и был страшно умен, этот Эдуард фон Гартман, но нам-то, не штудировавшим Канта, все это кажется глупостью. Хотя я и изобразил вам Эдуарда фон Гартмана как умного, у вас есть основания полагать, что он, тем не менее, был глуп. В это вам нетрудно поверить. Однако, учитывая последнюю рассказанную историю, вы должны были бы подумать, что те, другие, были еще глупее его; вот тогда бы вы меня порадовали! Ведь вполне возможно было бы исторически доказать, что те, другие, были еще глупее, чем тот, кто собирался взорвать Землю.
Важно, чтобы человек знал об этих вещах; ведь в настоящее время существует своеобразный культ всего, что напечатано. И с тех пор, как в издании «Универсальной библиотеки» появился Кант — впрочем, я тоже смог прочесть его только благодаря этому, ибо иначе мне бы просто не удалось купить его тогда; хотя книга и была толстая, стоила она дешево, — так вот, с тех пор благодаря Канту черту стало намного вольготнее, потому что с тех пор все читают Канта. Это значит, что они читают первую страницу, но ничего не понимают. Затем они слышат, что Кант является «императором просвещенной, литературной Германии» и думают: черт возьми, ведь и мы кое-что знаем о Канте, значит, мы сами такие же умные люди! Большинство из них таково, что признается себе: «Ведь мне приходится говорить, что я понимаю этого Канта, а иначе другие скажут, что я глуп, так как не понимаю его». В действительности люди не понимают его, но не признаются в этом; они говорят себе: «Я должен понимать Канта, ведь я очень умный. И вот я утверждаю: я понимаю очень умные вещи, если я понимаю Канта!» Тогда это импонирует людям.
Однако действительно, господа, несмотря на то, что было трудно осветить этот вопрос в несколько популярной форме, я, тем не менее, рад тому, что именно этот вопрос был задан, так как благодаря ему становится видно, как протекает так называемая духовная жизнь людей и насколько осторожным должен быть человек, когда на него воздействует то, что привело теперь к такой большой шумихе во всех газетах, шумихе по поводу двухсотлетия со дня рождения Канта. Я не хочу сказать, что Канта не следовало бы чествовать, ведь чествовать будут и других, но, тем не менее, истинное положение вещей таково, как я описал его вам.
Давайте снова поговорим об этом в ближайшую субботу в девять часов.
ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ ЛЕКЦИЯ
Дорнах, 17 мая 1924 г.
Господин Эрбсмель: Что означают кометы, появляющиеся время от времени? Чем отличается Зодиак от остальных звезд?
Доктор Штайнер: Этот вопрос будет подводить нас к пониманию астрономии. Вы ведь слушаете астрономические лекции, так что было бы очень хорошо, с известной точки зрения, обсудить именно этот вопрос.