Смекни!
smekni.com

Семнадцать лекций, прочитанных для Работающих на строительстве Гётеанума в Дорнахе с 1 марта по 25 июля 1924 г (стр. 63 из 67)

Кант, недавно я говорил о нем, допустил величай­шую ошибку: он считал, что еще не воспринимаемое ребенком, а воспринимаемое лишь позже мысленное содержание сам человек сперва привносит в вещи. В сущности, Кант говорит: если тут стоит стул — этот стул имеет цвет, стул гремит. Но если я скажу, что стул обладает тяжестью, то это не является свойством сту­ла, это я сам наделяю его /таким свойством/, когда ду­маю, что он тяжелый. Стул имеет прочность, но он име­ет ее не сам по себе, это я наделяю его, придаю ему /это свойство/, когда думаю, что он прочный. Да, господа, хотя учение Канта и рассматривают как великую науку, но на самом деле это великая бессмыслица, вздор. Это как раз тот случай, когда из-за своеобразного развития человечества величайшую бессмыслицу приняли за ве­личайшую науку, за высшую философию, причем Кан­та стали называть «всесокрушителем», «всесокрушаю­щим». Я тоже всегда видел в нем «сокрушителя» — а я с самой ранней юности все снова и снова изучал Канта, — но иначе мне не удалось бы задаться вопро­сом: кто же все-таки более велик: тот, кто «сокрушил» тарелку из-под супа, или тот, кто ее произвел? Мне всегда казалось, что более велик тот, кто ее произвел! Кант же «сокрушил» в действительности все. Так что сделанное выше возражение от имени Канта не долж­но особенно беспокоить нас. Вещи таковы, что мы, ро­ждаясь, освобождены от этих вещей, поскольку не име­ем с ними никакой связи. Мы снова врастаем в вещи лишь тогда, когда составляем себе понятия. Поэтому на поставленный здесь вопрос следовало бы ответить так: что принадлежит к содержанию мира? В моей «Фи­лософии свободы» я говорю: только когда мы сделали содержание мира нашим мыслительным содержанием, мы снова находим ту связь, из которой мы были высво­бождены, будучи детьми. Будучи ребенком, любой из нас обладает не содержанием мира, но лишь чувствен­но-воспринимаемой частью содержания мира. Однако мыслительное содержание действительно находится в /составе/ мирового содержания. Так что, будучи ребен­ком, любой из нас обладает лишь половиной мирового содержания, и только позднее, когда мы дорастаем до наших мыслей, мы имеем мыслительное содержание не только в нас; но знаем, что оно присутствует в самих вещах, обусловливая наши мысли, причем так, что мы знаем, что они присущи вещам, находятся в вещах; та­ким образом мы восстанавливаем связь с вещами.

Видите ли, в восьмидесятые годы XIX столетия, где все было проникнуто кантианством, где все го­ворило о том, что учение Канта рассматривается как нечто высшее, и еще никто не отваживался что-нибудь сказать против Канта, мне было очень трудно высту­пить и объяснить, что философия Канта, в сущности, бессмысленна. Но я должен был для начала объяснить именно это. Ибо, естественно, если кто-то, как Кант, считает, что мы дополнительно к вещам досоздаем мыс­лительное содержание, то тогда он не может больше прийти к простому содержанию, тогда в душе присут­ствуют мысли лишь о чувственно-воспринимаемых, внешних вещах, и это лишь усугубляет материализм. Кант многократно повинен в том, что люди не могут выбраться из материализма. Кант вообще во многом ви­новат. Я говорил вам об этом в тот раз, когда мне зада­вали вопрос о Канте, но с другой стороны. Другие соз­дали материализм, поскольку не могли помыслить ино­го. Но Кант сказал так: о духовном мире вообще нельзя ничего знать, в него можно только верить. Тем самым сказано: можно что-то знать лишь о чувственно-воспри­нимаемом мире, поскольку лишь в этот чувственно-вос­принимаемый мир можно протащить мысли.

Материалистически настроенные чувствуют себя все уверенней в своей правоте, когда ссылаются на Канта. Надо отучить человечество от этого предрас­судка — то есть ту часть человечества, которая по край­ней мере знает о Канте, они должны отвыкнуть от при­вычки взывать к Канту всякий раз, и особенно взывать к Канту в том случае, если они хотят сказать: «О духов­ном мире знать вообще ничего нельзя». Итак, мировое содержание состоит из чувственного содержания и мыслительного содержания. Но к духовному содержа­нию приходят лишь в течение жизни, когда развивают мысли. Тогда восстанавливают связь между природой и духом, в то время как в начале, будучи ребенком, имеют перед собой лишь природу, а дух только посте­пенно вырабатывается из собственной природы.

Может быть, у кого-то есть совсем небольшой вопрос?

Господин Бурле спрашивает о волосах человека и говорит: Сегодня многие девушки отрезают себе во­лосы. Может ли господин доктор сказать, полезно ли это для здоровья? Моя младшая дочь тоже охотно под­стригла бы себе волосы, но я ей этого не позволяю. Я хотел бы узнать, вредно ли это или нет?

Доктор Штайнер: Тут дело вот в чем. Рост волос так мало связан со всем остальным организмом, что не так уж много зависит от того, отращивает ли чело­век длинные волосы или стрижется коротко. Вред не настолько велик, чтобы его можно было воспринять. Но есть разница в этом отношении между мужчинами и женщинами. Не правда ли, одно время было так — сейчас это уже иначе, — что очень часто видели, как антропософы ходят друг с другом, господа и дамы — господа с нестриженными волосами, с длинными локо­нами, а дамы — с короткой стрижкой! Люди, конечно, говорили об этом: эти антропософы выворачивают мир наизнанку; у этих антропософов дамы стригутся коротко, а мужчины отращивают волосы. Теперь это уже не так, по крайней мере, не так бросается в глаза, не так заметно. Но можно спросить, как обстоит дело с разницей полов при обрезании волос.

В общем, дело это обстоит так, что у мужчин пыш­ное ращение волос является чем-то чрезмерным; а у женщины это нечто необходимое. В волосах всегда содержатся сера, железо, кремниевая кислота и еще некоторые иные вещества. Эти вещества тоже нужны организму. Например, мужчине очень нужна кремние­вая кислота, поскольку мужчина из-за того, что он при­обрел в теле матери мужской пол, теряет способность производить кремниевую кислоту самостоятельно. Све­жеподрезанные волосы всегда всасывают кремниевую кислоту, находящуюся в воздухе; через подрезанные волосы мужчины вбирают кремниевую кислоту из воздуха. Следовательно, в этом случае в подрезании волос нет ничего плохого. Плохо только, если они выпадают, так как тогда они не могут ничего всосать. Поэтому раннее облысение, которое отчасти связано с образом жизни человека, не является для человека чем-то предпочтительным.

Но вот для женщины отрезание волос все же не совсем хорошо по той причине, что женщина облада­ет способностью производить кремниевую кислоту по большей части в своем собственном организме, и, следовательно, нет необходимости слишком коротко стричься, поскольку в данном случае волосы дополни­тельно всасывают из воздуха кремниевую кислоту, ко­торую женщина и так имеет, и возвращают эту крем­ниевую кислоту в организм. Тогда женщина становит­ся внутренне «волосатой», колючей; у нее «вырастают волосы на зубах», то есть она становится зубастой, бойкой. Но это не бросается в глаза очень сильно; надо обладать некоторой чувствительностью, если хочешь заметить это, но все-таки что-то происходит. Образ действий становится более колючим, женщина становится внутренне «волосатой», колючей; так что обрезание волос, особенно в юношеском возрасте, тоже оказывает влияние.

Но эта история может повернуться и обратной стороной, не так ли, господа? Может быть так, что по­являющееся нынче в нашем окружении нынешнее, новое поколение людей — ведь дети сегодня органи­зованы иначе, нежели мы в нашей юности — это лю­ди, которым не хватает их внутренней кремниевой кислоты, так как им хочется быть позадиристей, быть более колючими. Они хотят быть слегка колючими, сварливыми. Тем самым они приобретают инстинкт подрезать себе волосы. Затем это становится модой: один подражает другому, и тут вся история оборачи­вается вспять: детям хочется стать колючими и они подрезают себе волосы. Если кто-то хочет бороться с этой модой, то тут нет ничего дурного, если мода не переходит меру. В конечном счете, вопрос решается так: одному подходит мягкость, нежность, другому — нечто колючее: это может меняться в зависимости от вкусов. Но особенно большого влияния это не имеет. Однако если у кого-то есть дочь, и она хочет выбрать себе партнера, которому нравятся «колючие», то уж лучше ей остричь волосы. Правда, тогда ей не удастся заполучить мужчину, который неравнодушен к неж­ным: может и так случиться. Итак, эта история в боль­шой степени захватывает перипетии жизни.

ПРИМЕЧАНИЯ

Источники текста: лекции были синхронно стенографи­рованы профессиональной стенографисткой Еленой Финкх (1883—1960) и затем расшифрованы. В основу настоящего издания была положена новая расшифровка первоначаль­ной стенограммы. Отклонения от текста, допущенные в прежних изданиях, исправлены.

1, с. 15 —... маленького селения... — Нойдорфль у венско­го Нойштата, в тогдашней Венгрии.

2, с. 17 —... Однако, если бы мы не имели никаких разруши­тельных сил, то мы, как я уж говорил, на протяжении всей жизни оставались бы глупыми... — см. лекцию от 23 февра­ля 1924 г. в томе с 6-ю этими лекциями (ПСС, т. 352).

3, с. 20-уербрунн.

•... Вблизи этого селения находилось другое... — За-

4, с. 22 —... Здесь, например, мы имеем, если мы переходим к Азии — я вам это уже рисовал, говоря о человеческих расах, — мы имеем Индию, Переднюю Индию... — В лекции от 3 марта 1923 г. в т. 3 с этими лекциями (ПСС, т. 349).

4а, с. 22 — Махатма Ганди (1869—1948), индийский ре­форматор и государственный деятель.