Смекни!
smekni.com

Путешествие Афанасия Никити­на (стр. 21 из 31)

Откуда же в таком случае появление в Троицком спи­ске «Хожения» титула махдум? Случайная перестановка букв переписчиком? Нет, оказывается, текст искажен в летописной, а не Троицкой редакции. Хроника Али Таба Табаи, не привлекавшаяся комментаторами «Хожения», сообщает, что среди прочих наград в связи со взятием Гоа Махмуд Гаван получил еще один почетный титул, а имен­но титул махдум". Значит, это переписчик летописи пе­реставил буквы, чтобы получить имя, ему знакомое.

Установив личность махдума, попробуем определить время события, пользуясь календарными данными Никити­на. Важность результата нетрудно оценить. Если это удастся, мы получим уникальную возможность узнать — и при том независимо от других источников — по крайней мере одну абсолютную дату, содержащуюся в записках путешественника. Кроме того, мы сможем проверить даты индийских хроник, которые расходятся между собой при описании событий, свидетелем которых стал Афанасий Никитин.

При описании пребывания в Индии Никитин не раз упоминает один из главных праздников ислама — курбан байрам, точное число дней до или после этого праздника. Путешественник называет его также по-тюркски «улуг байрам», т. е. большой праздник, в отличие от малого байрама, следующего за постом, приходящимся на девятый месяц лунной хиджры. Живя среди мусульман, Никитин не имел затруднений в определении срока праздника. Од­нако указания путешественника противоречивы. Курбан байрам, свидетелем которого он стал в столице Бидар, на­чался «в среду месяца маа» (22—23). Войска же Махмуда Гавана, согласно Никитину, пришли в Бидар на курбан байрам, «а по-русскому на петров день» (25). Петров день — праздник непереходящий — отмечался 29 июня.

Давая при издании в 1853 г. Троицкого списка «Хоже­ния» перевод текста на восточных языках, А. К. Казембек заметил, что байрам приходится на последний день по­следнего месяца мусульманского календаря. «По словам нашего путешественника, — писал исследователь, — этот праздник состоялся 29 июня» 18. Но ни профессор Казембек, ни другой востоковед академик X. Д. Френ, комменти­ровавший текст записок Никитина, содержащийся в Со­фийской II летописи, не связывали с датой этого перехо­дящего мусульманского праздника определение года путе­шествия. По датировке И. И. Срезневского, шел 1470 год. Повторив справку Казембека о сроке курбан байрама, И. П. Минаев отнес свидетельство Никитина к следующе­му году. Войска Махмуда Гавана, по Минаеву, вернулись из Гоа в июне 1471 г.

Позвольте, скажет читатель, это невозможно! Любая дата, отмечаемая по лунному календарю арабской хидж­ры, не может два раза подряд приходиться на один и тот же день. Лунный год короче солнечного, и даты лунной хиджры из года в год попадают на другие числа и месяцы европейского календаря. Если курбан байрам состоялся 29 июня, то это могло быть только в определенном году.

В пределах 1470 г. последний месяц мусульманского года, месяц зу-ль-хиджжа, приходится на 874 г. хиджры 19. Данный год лунной хиджры не високосный, следовательно, в последнем месяце 29, как обычно, а не 30 дней. Послед­ней день этого года приходится на 29 июня. Значит, все-таки июнь, а не май? Между тем Никитин явно придавал особое значение этой дате, написал, что был май, описал положение трех созвездий, которые он наблюдал в это время, отметил, что луна стояла полная три дня. Это един­ственный случай в записках Никитина. Кто же прав?

А. К. Казембек ошибся. Курбан байрам празднуется четыре дня, начиная с десятого числа месяца зу-ль-хиджжа. Кроме того, исследователь не вычислял срок праздни­ка, а просто ссылку Никитина («петров день») перевел на дату по юлианскому календарю. Поэтому и написал, что, «по словам нашего путешественника», было 29 июня, а то, что Никитин указывает, что встретил курбан байрам в мае, вообще не привлекло внимания.

Выше говорилось об условности у Никитина сопостав­ления мусульманских праздников с церковными праздни­ками Руси. Это относится и к переходящим датам, связан­ным с пасхой, и к непереходящим, таким, как покров или петров день. «По приметам гадаю», говорит путешествен­ник о сроке пасхи, рассчитывая, что он бывает ранее «бе-серьменьскаго багрима за 9-ть день ли за 10 дни. А со мною нет ничево, никакоя книгы, а книгы есмя взяли с собою с Руси; ино коли мя пограбили, ини их взяли, и яз позабыл веры хрестьяньскыя всея и праздников хрести-аньских ... не ведаю» (20). А ведь праздники ислама, от­мечаемые в странах, где путешественник провел столько лет, подвижны в большей степени, чем пасха: они «обхо­дят» весь год.

Указать правильное соотношение переходящих празд­ников мусульманского и православного календарей путе­шественник мог, только зная действительные сроки на­ступления их в данном году.

В 1470 г., когда Никитин, по Срезневскому, должен был быть в Бидаре, курбан байрам приходился на 10— 13 июня, а в следующем, когда путешественнику надлежа­ло находиться в Гулбарге, на 30 мая — 2 июня. Указание на петров день как будто подходит к 1470 г., но противо­речит указанию на «среду месяца мая», а также данным индийских хроник о походе на Келну и Гоа: война еще только началась.

Если Никитин отметил месяц и день недели первого дня курбан байрама, то можно определить год, поскольку праздник отмечают по лунной хиджре. Но такая интер­претация свидетельства путешественника противоречит как календарным данным, так и точному смыслу текста. 10 июня 1470 г. было воскресенье, 30 мая 1471 г. — четверг. В 1469 г. курбан байрам начался в среду, но тогда был июнь, и в этом году Никитин еще не мог быть в Бидаре. При датировке И. И. Срезневского он должен быть там в 1470 г., но и тогда праздник приходился на июнь. А если Никитин прибыл в Индию не в тот год, который считали, и разница больше, чем один год? Вычислим, когда будет следующий курбан байрам. 19 мая, во вторник, а в 1473 г. — 8 мая, в субботу. Повторение такого сочета ния, чтобы начало данного праздника приходилось на среду в мае, возможно лишь на большом временном отрезке. Пред­шествующая дата — 18 мая 1407 г.; на протяжении сле­дующих 100 лет праздник несколько раз приходится на май, но ни разу на среду в мае.

Путешественник употребляет названия различных дней недели, а также слово «среда» как день поста. Но в дан­ном случае он имел в виду не середину недели, считая с воскресенья, а середину месяца. Перевод Н. С. Чаева го­ворит о среде как дне недели (82). Перевод сделан с Тро­ицкого списка «Хожения», и связанная с ним редакция XVII в. как бы подтверждает правильность перевода, по­скольку там не только опущено признание о том, что путе­шественник встретил пасху не в положенный срок, но и в разбираемой фразе месяц опущен, и просто сказано «в сре­ду» (62).

Между тем летописный текст «Хожения за три моря» более полно и точно передает это место: «Месяца маиа 1 день велик день взял есми в Бедере в бесерменском в Гундустане; а бесермена баграм взяли в середу месяца; а заговел есми месяца априля 1 день» (43). Приведенные выше расчеты показывают, что истолкование выражения «в среду месяца маа» как в среду в мае не может быть принято.

В таком случае отмеченный Никитиным день байрама приходится на 19 мая 1472 г. Несмотря на отсутствие чис­ла и дня недели, дата отвечает признакам, зафиксирован­ным путешественником. Следовательно, Никитин выехал из Твери в 1468 г. и в Индии находился в 1471 —1474 гг. Согласуется ли это с летописной статьей и событиями, отразившимися в описании путешествия?

Летописная статья, как оказалось, допускает различ­ные толкования относительно того, когда посольство Ива­на III выехало из Москвы в Шемаху. Датировка «за год», конечно, приблизительная, но в любом случае не противо­речит тому, что Василий Папин отправился в Закавказье не в 1466 г., а в 1468 г., однако не позднее, так как в походе, состоявшемся через год после возвращения, был убит.

Высказывалась догадка, что рукопись Никитина спер­ва была привезена в Тверь, а затем сторонники Ивана III переслали ее с оказией в Москву20. Это могло бы объяс­нить двухлетний перерыв между обнаружением рукописи летописцем в Москве и предполагаемой датой смерти пу­тешественника. Можно было бы предположить также, что по прибытии в Кафу Никитин был задержан, поскольку генуэзские власти в связи с ложным обвинением конфиско­вали товары русских купцов. Необходимость в догадках отпадает, если Никитин приехал в Кафу осенью 1474 г., а в 1475 г. рукопись или ее копия была уже в руках мос­ковского летописца.

Записки Афанасия Никитина уже Карамзиным были признаны как редкий и ценный источник по истории Ин­дии, и интерес к ним растет. Они прочно вошли в совет­скую и индийскую историографию. Свидетельства русского путешественника использованы как в истории государ­ства Бахманидов, так и в истории Гоа и государства Виджаянагар.

Однако точно установить время пребывания Никити­на в Индии не удалось, и в зарубежной историографии су­ществуют различные на этот счет датировки.

В хронологии по истории Индии Д. С. Триведа годом приезда Никитина в Бидар считал 1392-й по индийскому календарю Шака, т. е. 1470 г. П. М. Кемп указывает 1469 г., т. е. датировку И. И. Срезневского. К. А. Нилаканта Шаст-ри пребывание Никитина в Индии относит к 1470— 1474 гг.21 Между тем русский путешественник провел в стране лишь около трех лет. Английский исследователь средневековой истории Декана, знакомый с хроникой Фе-риштэ и записками Афанасия Никитина, признал задачу установить время приезда последнего в Индию крайне трудной и едва ли разрешимой. Русский путешественник, писал он, побывал в стране где-то в период между 1468 и 1474 гг.22

В Индии Никитин стал очевидцем столкновения двух крупнейших в то время держав субконтинента. Находясь на территории одного из них — государства Бахманидов,— путешественник описывает несколько войн, которые вели войска Мухаммеда III, одного из последних представите­лей династии. Эти события описал Мухаммед Касим Фе-риштэ, индо-мусульманский историк, живший на рубеже XVI—XVII вв. в Биджапуре и писавший на персидском языке. История Фериштэ основана на придворных хрони­ках, составленных его предшественниками — современни­ками описываемых событий. Один из них — мулла Абдул Керим Синдхи, состоявший на службе Махмуда Гавана, фактического правителя государства в конце 50-х — нача­ле 80-х годов XV в. Фериштэ датирует события по годам хиджры, а также приводит традиционную местную дати­ровку относительно сезона дождей. Никитин называет му­сульманские праздники. Так что при всем разнообразии приводимые в обоих источниках указания позволяют да­тировать исторические события на уровне лет и времени года, а иногда — месяцев и дней.