Фаланга вырабатывала идеологию и занималась подбором кадров для администраций всех уровней, а армия выступала гарантом такой формы государственного устройства, который позднее получил название «франкизм».
Кроме того, Франко изолировал страну от внешнего мира. 8 мая 1939 года Испания вышла из Лиги Наций, предшественницы ООН, так как Франко не хотел находиться в одной организации с СССР, который оказал помощь Республике. Спустя шесть лет, тоже 8 мая, каудильо прервет дипломатические отношения с уже побежденной Германией. А в ООН Испания вернется лишь в 1956 году.
Через четыре дня после вступления войск Франко в Мадрид в столице кое-как была налажена продажа фруктов, овощей и табачных изделий. Газеты вещали об исчезновении талонов на продукты, «этого позорного символа красного периода». Но уже 14 мая 1939 года по всей Испании была установлена карточная система на продовольствие и товары повседневного спроса - мыло, уголь, автомобильное топливо, одежда, обувь. Расцвели спекуляция и черный рынок. Карточная система в стране была отменена лишь в 1953 году.
Сложная ситуация обострялась еще и тем, что до самого конца Второй мировой войны Испания рассчитывалась продовольствием, сырьем и промышленными товарами с гитлеровской Германией за ее помощь Франко во время Гражданской войны.
В сентябре 1939 года в прессу просочилось сообщение о том, что в провинции Уэска умер от голода ребенок. В дальнейшем никогда больше ни одна газета не напечатала ничего подобного, несмотря на то, что только в период с 1940 по 1946 года от голода в стране умерло около 30.000 человек. Выросла детская смертность, туберкулез косил людей целыми семьями. В 1940 году в Испании наблюдалась эпидемия сыпного тифа, который прошелся по наиболее бедным слоям населения и контингенту заключенных. Но средства массовой информации, об этом, разумеется, не сообщали. Посол Великобритании в Испании в тот период Самуэль Хоаре написал в своих мемуарах: «Гестапо контролировало все, даже проводило цензуру внутренней корреспонденции. Пресса полностью подчинялась человеку Геббельса по имени Лазар, который находился в посольстве Рейха».[18]
23 октября 1940 года Франко встретился с Гитлером на железнодорожной станции французского городка Эндайя, граничащего с испанским Ируном в Стране Басков. Целью Гитлера было добиться вступления Испании во Вторую мировую войну.
Существует весьма распространенный миф, раздутый пропагандой Франко после поражения Германии, о том, что нейтралитет Испании во Второй мировой войне явился крупным достижением франкистской дипломатии. Это не так. В 1940 году каудильо неоднократно направлял своих послов в Берлин с предложениями о вступлении Испании в войну на стороне Германии.
В Эндайе Франко, чувствуя себя на равных с Гитлером, сердечно поблагодарил его за немецкую помощь, оказанную во время Гражданской войны, и вновь выразил свою готовность выступить на стороне Германии, но... не даром. Взамен каудильо просил письменные гарантии на французские владения на севере Африки (Марокко, Алжир и Оран), расширение испанского господства в Сахаре и Экваториальной Гвинее, помощь в возвращении Гибралтара Испании и длинный список военных поставок для вооружения потрепанной тремя годами войны испанской армии. Но Гитлер планировал сделать из Гибралтара немецкую военную базу, чтобы закрыть Великобритании жизненно важный для этой страны доступ в Средиземное море. Кроме того, в планы фюрера входило разместить свои базы на Канарских островах. Что же касается просьб Франко о североафриканских владениях, то Гитлер не собирался портить отношения с лояльным Германии французским правительством маршала Петена, которое не желало усиления испанского присутствия в том регионе. В итоге фюрер сделал свой выбор не в пользу Испании: цена ее вступления в войну была слишком велика.
После трех часов переговоров с Франко фон Риббентроп подвел итог: «С этими типами каши не сваришь». Гитлер был откровенно разочарован встречей: его раздражало многословие каудильо, граничащее с пустословием. Был момент, когда фюрер даже встал, чтобы прервать встречу, но пересилил себя и вновь сел, впрочем, не особо вникая в речь Франко. Гитлеру было жаль потерянного времени, и ему с трудом удавалось соблюдать протокольный этикет. Переговоры не удовлетворили ни одну из сторон.[19]
Прямого участия во Второй мировой войне, за исключением отправки на русский фронт добровольческой «Голубой дивизии», Испания так и не приняла. Тем не менее, Франко предоставил испанские базы для немецких подлодок, а территорию – для установления радаров, ведения немецкого шпионажа и нацистской пропаганды.
II. Нейтралитет Ф.Франко – «невоюющая страна» готовит армию для восточного фронта.
1. Причины отказа прямого участия Испании в войне. Условия формирования и состав «Голубой дивизии».
После нападения фашистской Германии на Советский Союз многочисленные иностранные наблюдатели и гитлеровцы полагали, что Мадрид с минуты на минуту станет активной воюющей стороной, вступив в войну против СССР. Эта уверенность покоилась как на многократно повторенных заверениях Франко о незаинтересованности Испании в вооруженном конфликте между странами именно Западной Европы, так и на ненависти франкистского режима к Советскому Союзу. Но к тому времени в Берлине уже смогли убедиться в крайней изворотливости каудильо, так и не поднявшего пока оружия на стороне Германии. [20]
Вскоре из Испании начали поступать обнадеживающие для немецкого руководства известия. Прогермански настроенное офицерство подталкивало Франко к вступлению в войну. Недовольство его политикой невмешательства росло. Необходимо было срочно что-то предпринять, чтобы как-то нейтрализовать растущую военную оппозицию. Но использовать прямое насилие по отношению ко вчерашним единомышленникам и товарищам по фалангистской партии было рискованно. Надо было, оставаясь приверженцем Германии и нейтрализовав оппозицию в своем окружении, все-таки сохранить нейтралитет. И Франко нашел выход из, казалось бы, безвыходного положения.
22 июня 1941 года испанский министр иностранных дел Серрано Суньер, сославшись на мнение Франко, сообщил германскому послу в Мадриде Штореру, что «испанское правительство выражает величайшее удовлетворение в связи с началом борьбы против большевистской России и в равной степени сочувствует Германии, вступающей в новую и трудную войну». Суньер утверждал, что нападение Германии на Советский Союз будто бы «вызвало величайший энтузиазм в Испании». Суньер обратился к германскому правительству с просьбой дать возможность добровольцам из числа членов Фаланги принять участие в борьбе против общего врага. 24 июня Риббентроп известил Шторера: «Германское правительство с радостью и удовлетворением примет формирования добровольцев Фаланги». [21]
В ответ на пожелание Шторера (было бы «своевременно и желательно» объявить, что Испания находится в состоянии войны с Советским Союзом) министр ответил, что обсудит этот вопрос с Франко. От себя Суньер добавил, что в этом случае «Англия и, возможно, Америка откликнутся на такое заявление если и не объявлением войны Испании, то, во всяком случае, установлением блокады, в результате чего Испании грозит потеря ее судов, находящихся в настоящее время в пути...» В телеграмме от 26 июля 1941 года Шторер с огорчением сообщил, что решение об объявлении Испанией войны Советскому Союзу до сих пор еще не получено и что это в большой степени зависит от реакции на посылку испанских добровольцев. Выяснилось, что Англия уже отозвалась: ввоз бензина в Испанию запрещен.[22]
Но реакция США и Англии не была основной и единственной причиной воздержания Франко от открытого объявления войны – протест армии против отправки фалангистских формирований имел более серьезную основу. В новой телеграмме Шторер пишет: «Военные попытались выступить против всего плана в целом, так как, по их мнению, его выполнение могло поставить Испанию на грань войны...» Сам Суньер, по мнению Шторера, хочет войны, однако он ожидает более благоприятного для Испании момента, который наступит после получения сырья и материалов, находящихся в пути, и после соответствующей подготовки общественного мнения. Главные противники вступления в войну, по мнению Шторера, — «недостаточность экономической и военной подготовки». Франкисты откладывали вступление в войну, надеясь со временем стабилизировать экономическое положение и обеспечить политическую устойчивость режима. Эти надежды не оправдались. Во время встречи с Муссолини в Бордигере 12 февраля 1941 года Франко заявил, что «Испания, как и прежде, хочет сотрудничать со странами оси и внести свой вклад в дело окончательной победы. Однако Испания испытывает самый настоящий голод, и в военном отношении совершенно не подготовлена». [23]
Наконец, крайне неустойчивое положение внутри страны было главной причиной отказа Испании от активного участия в войне. «Мысль о примирении настолько далека от сознания и сердца испанцев, что даже не предпринималось никаких попыток в этом направлении. Победившая половина хочет наступить на горло побежденной, а побежденная по-прежнему кипит возмущением», — отмечал корреспондент «The Times» еще в январе 1940 года. Для борьбы с не покорившимися была создана система государственного террора. Масштабы репрессий были таковы, что, казалось, франкисты намеревались восстановить пресловутое единство нации при помощи физического уничтожения или, по крайней мере, строгой тюремной изоляции не только своих активных противников, но и всех не поддающихся «единению во франкизме» элементов населения. По данным Ватикана, в испанских тюрьмах осенью 1939 года находилось около полумиллиона заключенных. [24]