Смекни!
smekni.com

Пособие для студентов высших учебных заведений. Оглавление (стр. 106 из 121)

Проблемы межнациональных отношений на территории быв­шего СССР. Национализм и межконфессиональные отношения.

Инверсионный характер перестройки и формирование уз­лов социокультурных противоречий, чреватых срывами или настоятельно требующих разрешения: модернизация и ста­бильность, социальная дифференциация и поддержание нацио­нального единства, развитие отношений с Западом и сохране­ние цивилизационной самобытности, преодоление национализ­ма и налаживание межкультурного взаимодействия и взаимо­понимания.

Этнические, природные и исторические истоки культурного разнообразия России

По этническому генотипу русская культура принад­лежит к общеславянскому типу, что на протяжении всей истории создавало предпосылки общности славянских культур и порождало сильную тягу к панславизму. Од­нако и в этническом плане русской культуре присуща, с одной стороны, значительная степень сходства в язы­ковом и этническом планах, но с другой заметная сте­пень внутренней разделенности на субэтносы (население Поморья, русского Севера, Поволжья, Сибири, Приморья, казаки и т.д.).

Эта разделенность формировалась как адаптацией на-

• 1ясния к местным природным и культурным ареалам,

iK и историческим опытом. Жизнь в районах русского t свера с его лесами, торговыми городами, традиционны­ми промыслами, монастырями весьма отлична от степ­ных районов с огромными пространствами пахотных зе­мель, интенсивным животноводством и длинными торг-"кыми трактами. Другим фактором разнообразия было

• шимодействие с другими народами Евразии в тех аре-.1 iax, где обосновывалось русское население и где про­исходило смешение и взаимная культурная адаптация. ;)ю и определило одну из важнейших характеристик эт­нокультурного облика России — значительный диапазон нариативности диалектов, фольклора, обрядов, форм бы-ювой культуры и верований.

Формирование русской национальной культуры про­ходило на протяжении веков как тенденция преодоления

•тнической рыхлости и разобщенности, но в условиях интенсивного воздействия извне, как со стороны Запада, гак и Востока. Это воздействие носило не только соб­ственно культурный характер, но принимало нередко .жстремальные формы, подвергая русский народ угрозе пытеснения и рассеяния. Как мы знаем, общим механиз­мом консолидации и защиты общества являются госу­дарство и религия, которые и в России приобрели столь большое значение.

Православие в структуре духовной жизни

Важнейшая социологическая характеристика того ре­лигиозного порядка, который утвердился в России с при­нятием и распространением православия, относится не к содержанию религиозного учения, а к месту религиоз­ного института, т.е. церкви, в общей социокультурной системе. На Западе результатом развития цивилизации, который не был “запланирован” в первоначальном хри­стианстве, стало отделение единой церкви от множества центров государственной власти. Это означало, что пол­итический и общекультурный порядок были отделены друг от друга, хотя в перипетиях взаимной борьбы этот принцип мог нарушаться обеими сторонами. Напротив, восточное христианство сложилось как система незави­симых друг от друга (автокефальных) патриаршеств, ко­торые находились между собой в отношениях ревнивого соперничества за власть над душами и умами “своих” верующих. Такое рассогласование резко снижало способ­ность церковных властей противостоять власти полити­ческой. Автокефальный статус различных церквей вос­точного христианства означал не только независимость друг от друга, но и их зависимость от государства, вы­ступавшего как гарант веры. В сущности, такова была уже византийская традиция, в соответствии с которой церковь утверждала божественную санкцию монаршей власти. С утверждением самостоятельности московского патриаршества в XV в. церковь на Руси становится су­щественным орудием централизации, утверждения госу­дарственного единства и борьбы против “неверных”, т.е. государств иных конфессий.

Московские государи проявили большое “своеволие” в организационных церковных делах, назначая на вы­сшие церковные должности или прогоняя неугодных иерархов. Однако чем сильнее была организационная зависимость, тем крепче религиозное сознание держалось за независимость “священного предания”. Поэтому пе­ресмотр богослужебных книг в середине XVII в., приня­тый по инициативе патриарха Никона, был воспринят значительной частью народа как отступление от канона и привел к длительному расколу с его постоянной тен­денцией перехода в народные бунты, непризнания офи­циальных властей и т.д.

Национально-государственная привязанность право­славия утвердилась и в других восточных церквах. Важ­нейшим культурным результатом такого положения яви­лась культурная замкнутость, локальная изолирован­ность этих церквей и застойность их вероучения. Тот богословский итог, который был достигнут в Византии и зафиксирован в постановлении семи Вселенских собо­ров, был воспринят восточным православием как окон­чательная “истина”, и уже не было такого авторитета, который мог бы утвердить ее изменение. Сопротивление “еретическому” инакомыслию, неприятие любого измене­

ния “стародавних” обрядов сковало силы православия и превратило его в покорного слугу авторитарного госу­дарства.

Застойный характер религиозной жизни привел к тому, что уже с середины XVII в., т.е. до Петровских реформ, присущее русскому обществу противоречие меж­ду принципами стабильности и развития приняло харак­тер противостояния самобытности “святой Руси” и за­падничества (“латинствующие”). Православие сопротив­лялось европейским влияниям в духовной жизни, пред­ставляя их как “отступление от чистой веры Христо­вой”. Церковные порядки, установленные Петром I и его преемниками (введение Синода, секуляризация церков­ных земель и другие меры), усилили организационную зависимость церкви от государства. Однако содержание вероисповедания, “святыня веры”, осталось незатрону­тым, превращаясь все более в косное, архаичное начало. Православию были чужды сколько-нибудь серьезные по­пытки реформации. Незыблемость церковной жизни, ус­тарелость ее языка и обрядов, застой ортодоксии усили­вали изоляцию церкви от образованной части общества. Прочная связь церкви и престола приводила к тому, что растущая оппозиция против власти переносилась и на церковь. Официальная церковь не могла стать накопи­телем народного протеста против социальной несправед­ливости. Она не породила мучеников борьбы с самодер­жавием и крепостным правом, постоянно призывая к смирению перед властями и заглушая народное негодо­вание. Вместе с тем духовная косность православия лишь способствовала усилению секуляризма и неверия среди образованных слоев общества. Развитие культуры проходило мимо религиозной жизни и вело не к рефор­мации, а к секуляризации, выражавшейся в форме рав­нодушия, прямого неверия и принципиального атеизма.

Застойный характер православия не устранял сам по себе сдвигов в культурной жизни, которая отнюдь .не сводилась к религиозно регулируемому “благочинию”. Одним из источников этого разнообразия была народ­ная, во многом еще языческая, почвенническая и “му­жицкая” культура, представленная фольклорной, обрядо­вой, праздничной, смеховой традициями. Вторым источником было влияние извне, со стороны многих культур Запада и Востока, интенсивное общение с которыми Рос­сия поддерживала на протяжении многих веков. Третьим источником разнообразия стало государство как одна из важнейших сил, которая не только объединяла население, распространенное на огромных пространствах Евразии, но и так или иначе способствовало развитию и диффе­ренциации как хозяйственной,так и культурной деятель­ности.

Противоречия русской культуры

Хорошо известно о том, что исходная историческая и социологическая характеристика русской культуры состо­ит в том, что в ней отражается пограничное положение России между двумя континентами и цивилизационными типами — Европой и Азией, Западом и Востоком. Дли­тельные споры, протекавшие в России на протяжении почти всего XIX в. и продолжающиеся до сих пор, по­родили разные ответы.* Мыслители западнической ори­ентации предпочитали видеть в России неуклонную тен­денцию приобщения к Западу и преодоления “восточной отсталости”. Мыслители славянофильского типа, напро­тив, отстаивали самобытность России, ее принципиальное отличие от Запада, как, впрочем, и от Востока, видя в ней общинно-православное начало. Позднее выявилась и евразийская линия в понимании русской культуры, в ко­торой утверждалось ее пространственное, историческое и духовное слияние с азиатским ареалом.

Однако эти идейные споры отражали несводимость русской культуры к одному из вариантов или к сочета­нию и синтезу того и другого. Такие попытки неизменно оказывались неудачными. Часто встречающиеся в науч­ных работах формулировки о “парадоксальности” рус­ской культуры свидетельствуют, что ее понимание требу­ет преодоления однозначных, линейных схем и обраще­ния к многомерной концепции. Такой подход возможен

* Хотя и в разных терминах, о раздвоенности русской культуры писа­ли многие мыслители: А.Герцен, Г.Федотов, Г.Флоровский, Н.Ильин и др.

именно на основе применения цивилизационного анализа, так как русская культура несводима к этническому или национальному субстрату, хотя, несомненно, несет в себе характеристики обоих этих уровней.

Бердяев о противоречиях русской культуры. Именно это промежуточное положение между Западом и Востоком, взаимодействие с обоими началами и про­тиводействие им привело к глубокой противоречивости русской культуры, ее раздвоенности и внутренним рас­колам. Неся в себе черты сходства с культурой Запада и культурами Востока, русская культура вместе с тем отличается от них. По выражению Н.Бердяева, Россия соединяет в себе Запад и Восток как два потока миро­вой истории и это соединение превращает ее отнюдь не в некий интегральный вариант, а в арену “столкновения и противоборства восточных и западных элементов”. Эта хорошо знакомая исходная антиномия развертыва­лась в “поляризованности русской души”, в культурном расколе между правящим классом и народными массами, в переменах внутренней политики от попыток реформ к консерватизму, а во внешней политике — от тесного со­юза со странами Запада до противостояния им.