На протяжении XIX и XX вв. продолжалось противостояние эволюционистских или же прогрессистскихконцепций и подходов, утверждавших многообразие исторического развития^ Сторонники первых опирались на свидетельства роста и совершенствования хозяйственных, технологических, научных и политических сторон жизни и отстаивали принципы универсальности и необратимости смены стилей и форм духовной жизни, отражающей поступательное развитие. Принципиально иная линия опиралась на свидетельства устойчивого разнообразия культур, отнюдь не сводимых к “пройденному этапу” единого образца,за который неизменно принималась западная цивилизация. В этом подходе культура представала как воплощение многообразия и как разные потоки истории, протекающие в “другое” время и по своим стадиям. Этот второй подход породил теорию цивилизаций, в рамках которой были созданы выдающиеся труды Данилевского, Шпенглера, Тойнби, Эйзенштадта и др. Позднее, уже в 70—80-х гг., этот подход привел к созданию плодотворной теории самобытности, противостоящей концепции западного универсализма. Но и первый из указанных подходов отнюдь не сошел на нет, а был использован в концепции модернизации, а позднее в “мир-системной” теории, получившей развитие в 80-е гг. в работах Ф. Броделя, И. Уоллерстайна, Г. Франка и других западных ученых.
Таким образом, критика не опровергла существенных постулатов эволюционизма. На более позднем этапе сторонники эволюционизма, отрекаясь от целостного (хо-листского) понимания развития, формулируют положение о необходимости рассмотрения многообразия различного рода факторов, вступающих в противоречие друг с другом. Такой эволюционизм оказывается частным, “партикуляристским” и требует рассмотрения отдельных частей и компонентов культуры. Возникло и разделение между пониманием эволюции как процесса, обусловленного внутренними (эндогенными) либо внешними (экзогенными) причинами. Отвергая однофакторный детерминизм в развитии общества, неоэволюционисты стали утверждать вероятностный (стохастический) подход, позволяющий определить суммарную тенденцию большого количества различных изменений.
54
Таким образом, логика развития этого подхода привела к ограничению его притязаний, в результате чего вполне принятым стало положение о том, что эволюция — это процесс, через который реализуется внутренняя мера, скрытый потенциал явления через его изменение при сохранении формообразующего начала. Такой подход означал переход к проблеме соотношения изменений и преемственности, роли традиций и самобытности в регуляции общества и его культуры, к чему мы обратимся в гл. VI и X.
Диффузионизи
В начале XX в. в противовес эволюционизму, замыкавшему рамки исследования рассмотрением внутренних изменений в отдельных обществах, ряд этнологов, социологов и культуроведов развивают концепцию диффузионизма, т.е. распространения культуры из одного центра в другой. Такой подход позволил обратиться к изучению взаимодействия между культурами, раскрыть механизм освоения достижений других народов, дающий возможность обществу не проходить положенные стадии развития. Основными средствами распространения чужой культуры диффузионизм признавал войны и завоевания, колонизацию, торговлю и миграции, добровольное подражание, взаимное признание и т.д.
В русле диффузионизма разрабатывались концепции культурных ареалов, или же сетей распространения, либо отдельных элементов культуры (злаков, денег, письменности, технологий и т.д.).
В рамках теории культурных центров распространение культуры изображалось как потоки рассеивания изобретений из “колыбели цивилизации”, на роль которой обычно выдвигали Шумер, Древний Египет, долину реки Хуанхэ. В литературоведении убедительным примером диффузионизма служат “бродячие сюжеты”, известным примером которых могут служить сказки “Тысячи и одной ночи”.
Значение методологии М.Вебера для социальной культурологии
Макс Вебер — один из крупнейших социологов, обычно характеризуемый как основоположник понимающей социологии и теории социального действия. Именно на него опирается^ в ряде существенных отношений общая социология, включая анализ хозяйственных, религиозных, политических и бюрократических реалий. Для социологии культуры его методология имеет особое значение по причине высокой аналитической ценности его основных методов, а именно понятия идеального типа, позволяющего выявить соотношение между религией как существенным компонентом социокуль-турной системы (прежде всего как системы этических установок) и хозяйственной деятельностью. Его широко известная работа “Протестантская этика и дух капитализма” (1905) дала основу для сопоставления типов такого соотношения и в других религиях, прежде всего в индуизме, буддизме и конфуцианстве (работа “Хозяйство и общество”, 1921).
Веберовское сравнительное изучение религий было основано на выделении идеального типа определенной религии, в котором эта религия предстает не как адекватное воспроизведение в его эмпирическом виде, обусловленном реальными обстоятельствами, а как системная, логически упорядоченная конструкция. Идеальный тип — это умозрительное построение, хотя и созданное на основе изучения эмпирической реальности. Но это не описание обозреваемых фактов, а намеренно упрощенное и доведенное до логически стройного типа, в котором множество элементов, существующих “дискретно и диффузно” в реальном объекте, соединяются в единую теоретическую модель.
Именно таким образом в веберовской методологии воссоздавались религиозные системы протестантизма, индуизма, буддизма, конфуцианства, иудаизма, которые в ряде отношений несомненно отличались от своих источников. Таким же образом М. Вебер формулировал различные типы пророчества (этическое и личного примера), религиозных организаций, ценностных
ориентации (ценностно-рациональные и целерациональ-ные).
За рамками его исследований оставались многие конкретные различия. Тем не менее веберовский подход позволял, с одной стороны, сопоставлять теоретическую конструкцию с объектом, а с другой — соотносить модель религии с хозяйственной системой.
Такой подход позволял раскрыть, каким образом срабатывают те субъективные этические мотивы, которые заложены в индивиде. Этот подход предстает как понимающий, но не потому, что он выявляет реализацию :)тих субъективных факторов (например, представлений о зле, страдании, смерти и спасении) в объективной деятельности.
Важнейшим понятием, введенным М.Вебером в методологию сопоставления различных религий,этических систем, в социологию управления, права и искусства, было понятие рационализации. Оно означает процесс вытеснения случайных, аффективных или рутинных действий или мотивов, преодоление отклонений (и противоречий) от основной линии действия и поведения, последовательное упорядочивание этого действия, их планирование и накопление результатов.
Рационализация действует в самых различных сферах, в том числе при кодификации права, систематизации религиозных или научных систем. Вместе с тем этому процессу подвержена и деятельность различных социальных групп, связанная с хозяйством, управлением или религиозной практикой. Как показывает М. Вебер, упорядочивание практики человеком связано с разделением между сферой сущего, т.е. эмпирически реального мира, и должного, т.е. отвечающего ценностно-нормативному порядку. Осознавая противоречие между этими сферами, индивид вынужден учитывать последствия своих действий, определять близкие и последующие цели и адекватные им средства, руководствуясь адекватными им ценностями.
Рационализация имеет частный характер. Это означает, что сам процесс охватывает лишь определенные стороны культуры, приводит к их автономизации, оставляя отдельные сферы в стороне. Она всегда должна получать соответствующую институциональную основу (церковь, секта, образование, социальная структура, бюрократический аппарат и т.д.), которая и обеспечивает ее поддержание.
Конкретизируя понятие рациональности в применении к разным культурам и сферам деятельности, М.Ве-бер ввел деление на целерациональный и ценностно-рациональный типы, которые будут рассмотрены в гл. IV об элементах культуры.
С методологией М.Вебера принято связывать и еще одно важное достижение последующей социологической мысли. В ходе позитивистской критики того гуманитарного историзма, который предполагал наличие в истории некоторого субстанциального сверхначала, постепенно реализующегося в ходе прогресса общества, и к тому же в русле общей направленности истории, стирающей различия между локальными общностями, утрачивалось представление о содержании исторического движения. “Очищенная” от человеческого субъективизма позитивистская методология оставляла без внимания и те смыслы, которыми человек руководствовался в исторической деятельности, и те духовные системы, а значит, и культуру, в которых создавались и поддерживались эти смыслы.
М.Вебер совершил плодотворный отход от ортодоксального позитивизма и ввел принцип понимания человеческого действия, которое дается только если исследователь раскрывает значение смыслов, побуждающих человека действовать так, а не иначе. Эти смыслы имеют не индивидуальное или общеантропологическое значение, а складываются в конструкции, названные Ве-бером “идеальные типы”. Именно благодаря этой конструкции в поле зрения социологии культуры вошла проблематика типологии обществ, религий и культур, а следовательно, их исторического сопоставления и их эволюции в ходе всемирной истории.