•Мертон Р. Социальная теория и социальная структура // Социологические исследования.— 1992.— № 2.
обязанности поддерживать высокие цели способствует осуждение тех, кто уменьшает свои притязания и полагает возможным ограничиться малым или достигнутым. Хорошо известно, что это далеко не так и большинство людей “не имеют шанса”. Однако те, кто не преуспел, становятся объектом пренебрежительного отношения. “Культурная репрессия” против неудачников и против тех, кто занижает свои амбиции, оказывается более действенной, чем угроза морального осуждения или же правового наказания за нарушение норм.
В этих обстоятельствах единственно важным становится вопрос: какой способ поведения наиболее эффективен для достижения культурно одобряемой ценности? Эффективным средствам может быть оказано предпочтение в обход институционально предписываемому поведению, от которого остается лишь побуждение сохранить эти средства в тайне, чтобы, уйдя из сферы культуры, не попасть в руки правосудия.
Эта обратная сторона явной морали драматично изображена в известном романе М.Пьюзо “Крестный отец” (в одноименном кинофильме), в котором как главный, так и многие второстепенные персонажи — вполне нормальные и респектабельные люди в своей семье, среди близких и друзей, хотя по всем нормам общественной морали они явные преступники. Жгучий интерес к этому и подобным ему романам показывает, насколько актуально для широкого читателя (и населения) понять внутреннюю механику респектабельной преступности, добивающейся процветания незаконными способами, используя социальные пороки и насаждая их.
Но это еще не аномия, это почти что верхушка криминальной субкультуры: теневой капитал, отмывающий деньги. Аномия возникает у тех, кто по-прежнему придерживается господствующих норм и ценностей, но оказывается не в состоянии нажиться честным путем — и не может вступить на нелегальный путь. Индивид постоянно держит в себе эту ускользающую цель и сталкивается с постоянной неосуществимостью своих замыслов.
Разрешение такой дилеммы Мертон видит в выработке равновесия между целями и средствами. В качестве наиболее приемлемого механизма установления
такого равновесия он выдвигает конкуренцию, в которой в расчет принимаются как конечная цель (продукт), так и формы ее достижения. Однако речь идет об открытой и честной конкуренции, которая далеко не всегда оказывается преобладающей и требует для своего обеспечения соблюдения устойчивых моральных норм. Чрезмерная либерализация нормативности может оказаться не менее пагубной, чем чрезмерная нормативность, ограничивающая возможности приспосабливания человека к окружающим условиям.
Сходное с аномией значение имеет и термин “отчуждение”, устойчиво принятый в философии, социологии и социальной психологии. Но есть и отличие, состоящее в том, что отчуждение в большей степени подчеркивает объективный разрыв между деятельностью человека и результатом этой деятельности, по поводу чего и возникает ощущение отстраненности и эксплуатируемое™, непричастности к ценностям данного общества. Отчуждение означает, что человек превращается в пассивный объект процесса, в который он вовлечен, но над которым он не властен, что и порождает в нем ощущение отстраненности, эксплуатируемости и утраты собственного “я”, а значит, и осмысленной связи с внешним миром. Источник отчуждения — внешние человеку силы и обстоятельства, блокирующие осуществление его намерений и подрывающие его внутренние оценки внешнего мира и самого себя. Таким источником могут оказаться рынок и капитал, государство, бюрократический режим, а то и общество в целом как воплощение чуждых человеку норм поведения и образа мышления, сталкиваясь с которыми человек оказывается малозначительным “винтиком”, целиком подчиненным общему механизму.
Гротескно-реалистичное описание такого режима дают романы и рассказы Ф.Кафки. Впрочем, это еще не предельный случай отчуждения. Тоталитарное государство устанавливает систему не только внешнего ограничения деятельности человека, но и внутреннего изживания самой его субъективности, устранение ощущения своего “я” при помощи как тотальных идеологи-'• ческих средств “промывания мозгов” (переделка языка, истории, проведение регулярных ритуальных мероприятий), так и прямым насилием и устранением упорствующих диссидентов.
Знание как элемент культуры
Социологический подход к знанию генетически и логически примыкает к философской теории познания. В рамках обеих дисциплин происходит выяснение предпосылок формирования знания, его отношения к реальности и практике. Вместе с ге^ социология отстраняется от выяснения собственно гносеологической проблематики, построенной на отношении “материя — сознание”, функциях мозга, свойствах разума, соотношениях субъекта и объекта, сопоставлении материалистических и идеалистических принципов в процессе познания. Социология формирует свой подход к знанию в русле позитивизма как метода, основанного на рассмотрении действительных явлений и процессов. Знание порождается не только собственно познавательной деятельностью, а всем разнообразием человеческой практики. Тем самым изучение содержания знания и процессов его функционирования получило эмпирическую базу, что постепенно привело к радикальному переосмыслению знания. Социология знания постепенно приобрела самостоятельный характер в рамках общей социологии и социологии культуры. В частности, совсем иначе предстало соотношение истины и заблуждения, теории и практики, знания и веры, науки и массового сознания. Знание предстало как проверенный общественно-исторической практикой результат процесса познания, зафиксированный в культуре в виде представлений, понятий, суждений и теорий. Однако объемы этой практики и сферы ее функциональности могут сильно варьироваться и вступать между собой в сложное соотношение в зависимости от многих социальных и исторических факторов.
Значительный вклад в формирование социологии знания принадлежит марксизму, в рамках которого формировалась концепция классовой обусловленности
сознания, а с начала XX в. развернулась дискуссия о месте и формах идеологического сознания в жизни общества. Достижением этих дискуссий стало положение о том, что классовое сознание определяется местом класса в общей системе отношений и историческим процессом. В силу этих обстоятельств было вычленено “буржуазное мировоззрение”, имевшее “прогрессивный характер” на этапе восходящего развития и “реакционный” на этапе упадка капиталистической формации, а соответственно и “мировоззрение трудящихся классов” на этапах “незрелости” и “классовой зрелости”. К рассмотрению идеологии мы обратимся в следующей
главе.
В рамках немарксистской социологии знания, наиболее крупными представителями которой стали Э.Дюрк-гейм, М.Вебер, К.Маннгейм, П.Сорокин, проблематика социологии знания получила развитие под влиянием того интереса, который возник в общественной мысли Запада в ходе растущей функциональной дифференциации общества и необходимости налаживания взаимодействия и взаимопроникновения между разными классовыми, профессиональными, политическими, конфессиональными, этническими и расовыми стратами.
Мало что можно объяснить через деление знания на научное и донаучное. Не только обыденное сознание нагружено религиозными, моральными, эстетическими и научными нормами и фактами. Научное познание также подвержено искажающему влиянию социокультурной среды, так как оно генерируется и функционирует лишь в рамках определенной культурной и социальной среды, от которой оно усваивает в той или иной степени свой идеологический заряд. Поэтому можно лишь условно четко и безоговорочно относить к знанию лишь какие-то достоверные и логически-упорядоченные факты, отвергая остальное как незнание или как ненаучное знание. Все его разновидности так или иначе функционально соотносимы с определенным типом и уровнем жизнедеятельности.
Практическое знание формируется в ходе непосредственной вовлеченности человека в процесс деятельности и еще неотделимо строго от навыка и умения. Оно обслуживает определенный вид практики (возделывание земли, уход за стадом, строительство дома, воспитание детей, лечение больных, управление механизмами, оперирование информацией и т.д.) и еще не отрефлексировано, но существует в тесной связи с конкретной деятельностью (ноу-хау).
Духовное знание несет знание об общении и регуляции человеческих отношений (национальных, классовых, религиозных, групповых). Оно располагает огромным разнообразием средств, в том числе мифы и легенды, исторические знания, художественные образы, священные тексты и другие компоненты культуры, содержащие совокупную память данного общества или человечества.
Эмпирическое знание (т.е. опытное) — это знание о естественных процессах в природе и обществе, формируемое на основе чувственного и экспериментального опыта и фиксируемое в специальных научных дисциплинах.