суперпреступников, носителей мирового зла или избавителей от него.
Но мифологизация имеет место и в не художественных сферах культуры. Она может стать и вторичным порождением как религии, так и идеологии, если в них усиливается тенденция внушения в сознание общества превратного понимания действительности. Примеры такого рода внушения можно черпать не только в древности или средневековье. Новейшее время содержит достаточно таких примеров.
Один и тот же сюжет может стать материалом для мифа, религии и идеологии, хотя и представать в разном обличье в каждой из этих духовных модальностей. Лучшим примером может стать образ золотого века, который во многих мифологиях воплощал идеальное состояние единства человека с природой, в христианстве стал временем и местом, где совершилось грехопадение, но куда человек вновь может вернуться в эсхатологическом будущем.
Один из самых стойких мифов XX в. был создан на основе идеологизированного марксизма, в котором капитализм изображался как строй, лишенный ценностного содержания и обреченный на гибель. Мифологеме “капитал” противопоставлялся идеал социальной справедливости, основанной на перераспределении всеобщего продукта. В общественном сознании тщательно насаждалось недоверчивое отношение к накоплению капитала как цели человеческой деятельности, к расчетливости в производстве и отношениях. Функции накопления целиком отводились государству, осуществлявшему всеобщее безличностное планирование и контроль над производством. Фетишизм государственного планирования на официальном уровне дополнялся “товарным фетишизмом” масс, но не в марксовом смысле этого термина, а, напротив, как отражение неспособности увидеть в товаре стоимость, а в деньгах меру всеобщего труда. Товар сводился до его потребительских свойств, а деньги рассматривались как неизбежное, но временное зло.
Сознательное функциональное применение мифологизирующих методов есть и в культуре управления производством. При коммунистическом режиме в Со
ветском Союзе официальная мифологизация использовалась при создании великих строек коммунизма, при освоении целины или строительстве БАМа. Каждый раз затраты труда и средств не соотносились непосредственно с функциональной полезностью этих предприятий в хозяйственном плане, но мифологизированная связь “освоение природы” и “построение лучшего будущего” диктовала крупномасштабную деятельность.
Конечно, наиболее естественно возникает мифологизация космической промышленности, размах которой поощряется большой политикой, в которой доминировала сверхидея гонки мировых систем или же покорения космоса. Непременные издержки такой гонки заставили ведущие державы снизить масштабы этой промышленности и урезать ее финансирование.
Ошибочно было бы думать, что высокорациональное капиталистическое хозяйство свободно от мифологизирующих элементов. Широкое применение мифологизация находит в рекламе. Но и деятельность большого бизнеса тоже подвержена таким тенденциям. Обычным примером служит автомобильная промышленность, которая, например, в Америке тесно увязана с американской системой ценностей и “американской мечтой”, что приводит к поощрению выпуска больших и дорогих автомобилей, навязываемых потребителю как воплощение жизненного размаха. Но после проникновения более практичных японских автомобилей,резкого падения спроса на большие модели и крушения крупной компании “Крайслер” социологи сделали вывод о том, что и прежний миф потерпел крушение.
Культура и религия
Сейчас уже редко можно встретить противопоставление культуры и религии,сведение последней к сумме “предрассудков, иллюзий и обмана, изничтожаемых светом разума”. Сторонники такого противопоставления обычно ссылаются на те исторические прецеденты, когда религия сопротивлялась культурным нововведениям и в ходе борьбы с ересями подавляла культурное творчество. Упадок светского искусства, философии, науки в разных цивилизациях в средние века, жесткие ограничения на изобразительные сюжеты в разных религиях — все это действительные факты истории. А в наше время религиозный экстремизм также становится жестким противником не одобряемых им направлений и сюжетов.
Другое обвинение в адрес религии состоит в том, что она не способствует развитию гуманистического начала и творчества личности, утверждает вечность страдания и подчиняет человека стремлению к сверхначалу, а тем самым ограничивает и принижает человека.
Впрочем, сторонники религиозного мировоззрения могут привести не менее убедительные примеры варварского отношения нерелигиозной культуры к священным творениям, текстам, обрядам, доводы об уничтожении храмов и преследовании верующих.
Что же касается нравственной стороны, то здесь религиозные деятели располагают обширной аргументацией относительно того, насколько пагубно и развращающе действует безрелигиозная среда на состояние морали, на отношения между людьми. Сами по себе факторы повышения образования и культуры, усиление правовых принципов регуляции отношений или идейно-политического воспитания не перекрывают необходимости в тех духовных и психологических средствах, которыми располагает религия.
В атеистической литературе среди причин, порождающих религию, принято приводить практическое бессилие людей перед лицом стихийных природных сил или социальных разладов либо подверженность духовному обману, на который идут правящие классы, чтобы снизить социальное напряжение. Одновременно и гносеологический атеизм трактует религию как “иллюзор-ное сознанием, возникающее в силу непонимания действительных закономерностей, как компенсацию неудовлетворенности людей своим бытием. Это положение может и должно быть изжито с успехами научного познания и построением справедливого общества.
Следует подчеркнуть, что марксистскую трактовку религии нельзя сводить к вульгарному атеизму. Марксисты всегда подчеркивали, что религия питается реальными общественными отношениями, поддерживается отчуждением людей от тех общественных факторов, от которых зависит их бытие. Марксизм связывает устранение религии с переустройством общества на рациональных и справедливых началах, с прогрессом науки и гармонизацией человеческих отношений.
Однако действительная практика государственно-партийного режима была основана на жестком противостоянии всем религиям как конкурентам во влиянии на народные массы. Это привело к тому, что альтернативная идеология, утверждавшаяся как обязательная духовная система, приобрела квазирелигиозный статус, тесно связанный с государственно-партийной системой регуляции.
Что же такое религия? Разнообразие религиозных верований и культов настолько велико, что попытки дать общее определение религии каждый раз вызывали разногласия. На Западе или в России религию обычно связывают с верой в Бога — христианского, исламского или иудейского — как высшее существо, которое как-то распоряжается судьбами людей, повелевает им вести себя должным образом в земном существовании, чтобы дать воздаяние в загробной жизни. Однако ошибочность такого представления о религии связана не только с его неполнотой, так как религия не только вера, но и дела, не только принципы, но и отношения, не только молитва, но и организация. Дело еще и в том, что и само описание вероисповедания оказывается культурно обусловленным и искаженным. Религия совсем не обязательно связана с верой в Бога или даже сверхъестественное начало, не обязательно означает монотеизм, т. е. веру в единого Бога, или даже политеизм, т.е. веру во многих богов. Заявление Ницше о том, что “Бог умер”, имело смысл только в рамках христианского менталитета. Исламский Бог не рождался и не мог умереть, а центральная фигура буддизма — Будда — действительно умер и перешел в состояние нирваны, означающее растворение в небытии. Поэтому буддизм может трактоваться как религия без Бога, т.е. как нетеистическая система верований. Если в ней и существует поклонение тому же Будде и обожествляемым боддисаттвам, то как персонализированным духовным посредникам между верующими и верховным законом, который властвует над миром.
При всем изобилии богов разного уровня в индуизме, разнообразии культов, сект и толкований, при сохранении тех культов, которые принято связывать с язычеством, в этой религии существует несомненное духовное и организационное единство, восходящее к абсолютному монизму и сводящее все остальные уровни в упорядоченную иерархическую систему.
В Китае и других странах Дальнего Востока существует переплетение религий — конфуцианства, буддизма и даосизма,— которое на протяжении веков перестало быть разноверием, а сложилось в органичную систему, отводящую каждому компоненту соответствующее место.
Некоторые религиеведы полагают, что ведущим признаком религии является вера в сверхъестественное:
нечто, стоящее выше законов материального мира, не повинующегося и противоречащего им. Сюда входит и вера в реальное бытие сверхъестественных существ (богов, духов), существование сверхъестественной связи между естественными явлениями (“высший^ сакральный закон), вера в сверхъестественные свойства материальных предметов (фетишизм). Хотя некоторые верования подобного рода связаны с мифологией, в религии формируется представление о существовании некоего сверхразумного мира, полного тайн и неподвластного рациональным объяснениям и регуляции со стороны человека, а, напротив, воздействующего на материальный и социальный мир.
Действительно, обычно каждая религия допускает некоторое чудо, непостижимое разумом, играющее важную роль в ее обосновании веры или объяснении мира. Для христианства это Непорочное зачатие, Воскресение, Богоявление и т.д. Однако на протяжении веков в нем была выработана изощренная система рационального обоснования веры, что сильно уменьшило объем