Смекни!
smekni.com

«Человек и общество» (стр. 5 из 6)

Не напоминает ли это мнение древних о том, что тяжелые тела падают быстрее легких? Только опыт Галилея доказал, что сила тяжести равно действует на пушинку и чугунное ядро, а раз­ница в скорости падения зависит от постороннего явления — сопротивления воздушной среды. То же самое имеет место в проб­леме, занимающей наше внимание.

Наполеон бросал людей на смерть ради иллюзии, ради славы Франции, как он говорил, а по существу — ради собственного властолюбия. Андрей Болконский ничего такого не сделает. Он хороший человек, у него все приведено в ажур, он делает только то, что надо, и делает хорошо; достойный уважения че­ловек, гармоничная личность.

Но есть еще и субпассионарии, у которых пассионарность меньше, чем импульс инстинкта. Для иллюстрации опять-таки приведу литературные образы, всем хорошо известные — это герои Чехова. У них как будто все хорошо, а чего-то все-таки не хватает: порядочный, образованный человек, учитель, . . .«в футляре»; хороший врач, много работает, но. . . «Ионыч», И самому ему скучно, чеховскому герою, и кругом него все скучно. Все чеховские персонажи, пли почти все, это образы субпассионарпев. У них тоже есть кое-какие пассионарные замыслы. И такие герои мечтают выиграть, например, у соседа партию в шахматы, это удовлетворяет их тщеславие.

Наличие субпассионариев для этноса так же важно, как и наличие пассионариев, потому что они составляют известную часть этнической системы. Если их становится очень много, те они начинают резко тормозить своих духовных и политические вождей, твердя им: «Что вы, что вы, как бы чего не вышло». С та­кими людьми совершенно невозможно предпринять какую-нибудь крупную акцию. Об акции агрессивного характера здесь уже и говорить нечего, эти люди и защищать-то себя не могут.

Впрочем, и субпассионарии разные. Доза пассионарности может быть столь мала, что не погашает даже самых простых инстинктов и рефлексов. Носитель такой пассионарности готов пропить последний рубль, ибо его тянет к алкоголю, и он забывает обо всем. Таковы герои из ранних рассказов А. М. Горького. Еще ниже дебилы и кретины.

А если пассионарное напряжение выше инстинктивного? Тогда точка, обозначающая пспхологический статус переместится на отрицательную ветвь абсциссы. Здесь будут находиться конкистадоры и землепроходцы, поэты и ересиархи и, наконец, инициативные фигуры вроде Цезаря и Наполеона. Как правило, их очень немного, но их энергия позволяет им развивать бешеную деятельность, фиксируемую везде, где есть историческая лите­ратура — письменная или устная. Сравнительное изучение куч­ности событий дает первое приближение определения величины пасспонарного напряжения.

Ту же последовательность мы наблюдаем в сознательных им­пульсах, отложенных на ординате. «Разумный эгоизм», т. е. принцип «все для меня»» имеет в лимите стабильную величину. Но он умеряется аттрактнвностью, которая либо меньше еди­ницы (за которую мы принимаем импульс себялюбия), либо равна ей, либо больше ее. В последнем случае мы наблюдаем жертвен­ных ученых, художников, бросающих карьеру ради искусства, правдолюбцев, отстаивающих справедливость с риском для жизни, короче говоря — тип Дон-Кихота в разных концентрациях. Значит, реальное поведение особи, которое мы имеем - возмож­ность наблюдать, складывается из двух постоянных положитель­ных величин (инстинктивность и «разумный эгоизм») и двух переменных отрицательных (пассионарность и аттрактивность). Следовательно, только последние определяют наблюдаемое в дей­ствительности разнообразие поведенческих категорий.

ЗАРАЗИТЕЛЬНОСТЬ ПАССИОНАРНОСТИ. Пассиопарность имеет еще одно качество, которое чрезвычайно важно: она зара­зительна! Пассионарность ведет себя как электричество. Это еще Толстой отметил в «Войне и мире», что когда в цепи солдат кто-то крикнет: «Ура», то цепь бросается вперед, а когда крикнут: «Отрезаны!», то все бегут назад. Я воевал и могу вам сказать, что во время боя никаких криков не слышно. И тем не менее наблюдение Толстого совер­шенно правильно. В чем же дело?

Приведу простой пример. Мы знаем, что есть полководцы очень опытные, очень стратегически подготовленные, но которые совер­шенно не умеют увлечь солдат в битву. Я беру военную историю, потому что это самая яркая иллюстрация. Там, где человек ри­скует жизнью, там все процессы обострены до предела, а нам надо понять крайности, для того чтобы потом вернуться к бытовым ситуациям. Вот был у нас генерал Барклай де Толли-Веймар, очень толковый, очень храбрый человек, очень умный, составивший план победы над Наполеоном. Все он умел делать. Един­ственно, что он не мог, — это заставить солдат за собой идти, слушаться.

Поэтому пришлось заменить его Кутузовым, и Кутузов, взяв план Барклая де Толли и в точности его выполнив, сумел заста­вить солдат идти бить французов. Поэтому совершенно правильно у нас перед Казанским собором памятники этих двух полководцев стоят рядом. Они оба одинаково много вложили в дело спасения России в 1812 г., но Барклай де Толли вложил свой интеллект, а Кутузов свою пассионарность, которая у него бесспорно была.

Он сумел как бы наэлектризовать солдат, он сумел вдохнуть в них тот самый дух непримиримости к противнику, дух стойкости, ко­торый нужен для любой армии.

Этим качеством обладал в огромном количестве Суворов. Когда Павел бросил русскую армию в Италию против стойких французских армий, которыми командовали лучшие французские генералы — Макдональд, Моро, Жубер, — Суворов одержал три блестящие победы при помощи небольшого русского корпуса и вспомогательных австрийских дивизий. Причем одержали победы именно русские части, хотя австрийцев никто в то время не мог обвинить в трусости или в слабой боеспособности, это ведь были такие же славяне: хорваты, словаки, чехи; и они воевать могли. Но решающими ударами, которыми были опрокинуты французские гренадеры, руководил Суворов, и сделаны они были русскими. Он вдохнул в своих солдат волю к победе, как говорят обычно, а на нашем языке — свою пассионарность, которая была у него самого.

Вы скажете, а, может быть, дело не в Суворове? Просто рус­ские солдаты были такие хорошие? Ладно. А Аустерлиц? А Фридланд? А Цюрих, где нам «наклепли» по первое число? У Суво­рова было 30 тысяч солдат, а у Риммского-Корсакова — 60. Надо сказать, что Корсаков тоже был полководец толковый, но вся армия капитулировала около Цюриха, окруженная французами. Так что дело, очевидно, не только в числе. Но почему же австрийцы сражались хуже? Очевидно, потому, что русские были Суворову понятны, и он был им понятен, а австрийцам он был не понятен. Это гипотеза, но применим ее дальше.

Австрийцы потребовали, чтобы Суворов, вместо того, чтобы вторгнуться во Францию и вызвать там восстание роялистов и жирондистов, пошел воевать в Швейцарию. Дело было безнадеж­ное, и он там оказался окружен французами. Суворов протестовал против этого похода, но не мог повлиять на австрийских чинов­ников гофкригсрата. Потеряв в Швейцарии все свои пушки, сохра­нив только знамена, потеряв четвертую часть своих людей, Суво­ров вывел остальную армию из окружения и был в Вене почтен императорскими почестями, потому что в войне против французов это был первый настоящий успех, хотя и при тактике отступающей амии.

Так с чем же связана пассионарность? Очевидно, с каким-то настроем, ко­торый является связующим этнос началом. Что это за настрой?

И тут мы вспомним то, о чем говорили ранее. Каждый живой организм обладает энергетическим полем, теперь мы уже можем сопоставить его с описанием особенностей этноса и, следовательно, назвать этническим полем, создаваемым биохимической энергией живого вещества.

Живое иррационально. Слишком жесткая система теряет пла­стичность и при столкновениях с внешними силами ломается. И первыми жертвами становятся талантливые полководцы: здесь это были Георгий Маниак и Роман Диоген. За это время армия была сокращена и частью заменена наемниками из варягов: англосаксов и русских, военный бюджет урезан, крепости запу­щены, а страна приведена в состояние анархии.

Сицилийские нормандцы захватили Италию, печенеги втор­глись на Балканский полуостров, сельджуки разбили византий­цев и покорили Малую Азию, папа порвал отно­шения с патриархом, наемные войска вышли из подчинения, и остаток страны потрясали внутренние войны, причем соперники - брезговали призывать на подмогу врагов.

Спасла провинция. Богатый землевладелец Алексей Комннн законов не знал, а в делах разбирался и защищать себя от врагов ^мел. Он положил конец беспорядкам в стране и спас ее население )t бесчинств иноземцев: сельджуков, печенегов и сицилийских норманнов.

Три поколения Комнинов: Алексей, Иоанн и Мануил вернули Византии большую часть утраченных земель, за исключением Малой Азии, где обосновались сельджуки, создавшие Дионийскнй султанат. В Европе же, после победы над венграми в 1167 г. византийская граница прошла по Дунаю и Драве, включая Далмацию.

Победа Комнинов была достигнута путем сверхнапряжения, путем мобилизации пассионарных резервов, еще не растраченных в провинциях.

Режим Комнпнов — яркий пример этнической регенерации зa счет использования пассионарности окраин. Так Византия на много лет продлила свое славное существование, но разгром визан­тийской армии сельджуками при Мириокефале в 1176 г. и огромные потери среди лучших войск были началом конца. В 1180 г. умер Мануил Комнин и его современник написал: «Кажется, будто божественной волей было решено, чтобы вместе с импера­тором Мануплом Комнином умерло все здоровое в царстве ромеев, чтобы с заходом этого солнца мы все были погружены в непро­глядную тьму». Он был прав.