Содержание
Введение... 4
Глава I. Эволюция «русской версии» Бородинского сражения
1. Официальная версия: Бородинское сражение в военно-оперативных документах августа-сентября 1812 года... 29
2. Версии военачальников: М.Б. Барклай де Толли и Л.Л. Беннигсен и их роль в последующей историографии Бородинского сражения... 81
3. Бородинское сражение в сочинениях К.Ф. Толя... 102
4. Развитие версии К.Ф. Толя: Бородинское сражение в трудах русских военных историков XIX века (Д.И. Ахшарумов, Д.П. Бутурлин, К. Клаузевиц, А.И. Михайловский-Данилевский, Ф.Н. Глинка, Н.Д. Неелов)... 112
5. Элементы критики версии К.Ф. Толя в сочинениях М.И. Богдановича и И.П. Липранди... 141
6. Русская историография и «французское» Бородино... 154
7. Бородино в сочинениях русских историков начала XX века... 179
8. Советская историография Бородинского сражения: идеология, историческая концепция, отношение к историографическому наследию... 195
9. Актуальные вопросы изучения Бородинского сражения в современной отечественной историографии... 215
Глава II. Накануне Бородинского сражения: исторические
источники, спорные вопросы историографии, проблемы исторической реконструкции
1. Положение М.И. Кутузова во главе действующих армий... 241
2. Причины, приведшие к сражению при Бородине... 259
3. Генеральное сражение в стратегическом замысле М.И. Кутузова... 269
3 Глава III. Подготовка генерального сражения и интерпретация
решений и действий М.И. Кутузова и его окружения: военно-оперативные документы, версии участников сражения, историографические концепции
1. Выбор позиции: источники и их интерпретации... 286
2. Русские и французские источники о назначении правого фланга русской армии... 291
3. Оборонительные возможности левого фланга в военно-оперативных документах, сочинениях участников сражения и в трудах историков... 298
4. Батарея Раевского: «ключ позиции» или опорный пункт?... 306
5. «Адское дело» при Шевардине: причины и следствия в военно-оперативных документах, сочинениях участников сражения и в трудах историков... 311
Глава IV. Противоречия между военно-оперативными
документами, версиями участников сражения и трудами историков в показаниях о ходе сражения
1. Перемещение войск перед сражением... 322
2. Начало сражения: Бородино или Семеновское?... 332
3. Хронометрия боевых действий: проблемы реконструкции... 349
4. Итог сражения: военно-оперативные документы, версии участников, оценки историков... 401
Заключение... 421
Приложения... 431
Источники и литература... 432
ВВЕДЕНИЕ
Бородинское сражение является одной из героических страниц русской истории. Участники Отечественной войны 1812 г. вспоминали об этом событии с особым чувством. «Всё испытано в сей день, до чего может возвыситься достоинство человека!» - много лет спустя утверждал генерал Ермолов, прошедший Аустерлиц, Прейсиш-Эйлау, Фридланд, Бородино, Малый Ярославец и Березину, воевавший под Лейпцигом и у стен Парижа.
Генеральное сражение при селе Бородине является самым значительным военным столкновением не только Отечественной войны 1812 года, но и всего периода наполеоновских войн в Европе. За исключением сравнительно короткого периода 1917 - середины 1930-х гг. (но и тогда невозможно было изгнать до конца историческую память о нем) Бородино в российском самосознании всегда было символом патриотизма, воинского долга, чести и мужества.
Этот символ российской истории, как происходило и с другими, равнозначными ему явлениями-символами, был и остается достоянием национальной культуры, идеологии в ее временных проявлениях, науки, обыденного исторического сознания. Подобно таким явлениям-символам, отношение к которым или интерпретация которых касалась каждого россиянина, Бородинское сражение не только стало объектом научного исследования, художественного осмысления, ритуального почитания (идеологического и религиозного). Бородино выдвинулось в ранг тех великих явлений, которые полагали начало устойчивой легенде национального самосознания — без подобной легенды вообще невозможно целостное существование последнего — и порождали творчество, укреплявшее или (реже) разрушавшее миф. Нередко мифологическая модель явления казалась крепче и оказывалась долговечнее сменяющихся научных моделей. Потому особенная сложность научно-исторического, источниковедческого,
историографического исследования и исторической реконструкции явлений подобного ранга определяется большим, чем в других случаях, давлением устойчивого мифологического представления.
Бородинское сражение не является в этом смысле исключением. Но представления о нем формировались и эволюционировали не в пору господства безымянного мифотворчества и провиденциалистских идей, а в более сложную, развертывавшуюся эпоху доминирования личностного начала, теоретически осознанных государственных интересов, «попечительства» об обществе и научных представлений о прошлом. Субъективные обстоятельства, обычно остававшиеся за рамками научного исследования, привели к тому, что отечественная историографическая традиция Бородина, основанная на сложном по своему происхождению и по времени создания комплексе источников, изначально вступила с ними в противоречие. Уже военачальники, руководившие войсками на Бородинском поле, и участники сражения в своих служебных документах, а позднее в воспоминаниях, письмах и первых военно-научных описаниях битвы, закладывая основы различного видения происшедшего, неизменно стремились придать своим толкованиям канонический облик. Обретая статус традиции, поддерживаемой теми или иными силами во имя тех или иных интересов, некоторые из этих толкований действительно превращались в каноническую концепцию, все более расходившуюся с источниковой базой и склонявшуюся к мифу. При этом источниковая база последующих исследований, если не суживалась, то либо «застывала» в определенном наборе источников, либо при издании комментировалась в русле сложившегося канона. Подобной «мифологизации» (причем речь уже идет об историографическом каноне) подверглись почти все события от кануна битвы до ее исхода и итогов.
Самым «темным местом» отечественной историографии Бородинской битвы, страдавшим «перепутанностью моментов», не позволявшим разобраться как в логике распоряжений русского и французского
командования, так и в ходе боевых действий, является хронометрия битвы, последовательность вступления в бой воинских частей, последовательность событий. К этой запутанной картине в историографии Бородина подвёрстываются различные, порой не совпадающие, порой прямо противоречащие друг другу мнения как участников сражения, так и историков о проблемах стратегического выбора русского командования (решение о генеральном сражении, реализация его замысла в ходе боевых действий, предварительное видение последующей ситуации), истолкование ими диспозиции русских войск, оценки итогов битвы и вклада в нее отдельных воинских частей и военачальников. В течение многих десятилетий изучения Бородинской битвы между ее историографическими версиями и источниковой базой накопилась масса противоречий. Без исследования этих противоречий и их происхождения, без сопоставления бытовавших и бытующих историографических моделей с источниковой базой невозможно достигнуть относительно непротиворечивой современной модели сражения, «единства описания и объяснения фактов», оценить итоги «грандиозного побоища в летописях народов» (И.П. Липранди).
Актуальность темы диссертации, таким образом, состоит не только в новом исследовании Бородинского сражения, выяснении целого ряда спорных и запутанных вопросов. Назревшей и актуальной проблемой является изучение состояния и взаимоотношений источниковой базы и историографии Бородинского сражения от времени самого события до настоящего времени, исторические источники, содержащие сведения о Бородинском сражении, никогда не подвергались всестороннему комплексному исследованию на предмет достоверности информации. Сложилось так, что эта проблема даже в основательных исследованиях оказывалась вторичной, второстепенной по отношению к избираемым историками версиям, заложенным еще в военно-оперативной документации и в первых сочинениях военачальников русской армии о Бородине (официальные и личные документы М.И. Кутузова, сочинения М.Б. Барклая
де Толли, Л.Л. Беннигсена, сочинения К.Ф. Толя, противостоявшие друг другу изначально). Приоритеты в использовании тех или иных источников определялись произвольно, в зависимости от субъективных позиций историков и их приверженности той или иной трактовке Бородинского сражения. Авторы либо не объясняли, почему они отдают предпочтения тому или иному, противостоящему ряду источников, либо их редкие объяснения связывались с общественно-политическими и идеологическими предпочтениями. Оттого представляется необходимой и актуальной задача выяснить, какими причинами это было обусловлено - целями создателя исторического источника или исторического труда, личностными отношениями, давлением политических и идеологических установок и др. Но не заключена ли новая информация о Бородинском сражении не только в исторических источниках, а в связях, соотношениях, противостояниях между ними? Без нового системного исследования источников, связанных с Бородинским сражением, невозможна оценка всей последующей историографии; без реконструкции связей между источниками, прилежащими к различным версиям, невозможны и новые работы по исторической реконструкции Бородинского сражения, призванные преодолеть почти двухсотлетнее противостояние версий.
Для диссертации и для проблемы исследования Бородина в целом актуальность темы располагается в области метода. Эволюция представлений о Бородинском сражении побуждает к поиску, обоснованию и проверке методов исследования того,
- откуда проистекают и как формируются первоначально в военно-оперативных документах, затем в сочинениях участников, и, наконец, в трудах историков историографические версии исторического события;