Начнем с того, что «гадкими утятами» начинают чувствовать себя те дети, которые сталкиваются уже в раннем детстве с неприятием себя в определенных кругах: в семье, где ребенок не нужен ни маме, ни папе, и где стесняются его внешности, психического или физиологического дефекта; в общении с братьям и сестрам (если они есть), которые просто стараются выжить его из семьи, отвоевывая свое место под солнцем; в школе, где таких детей тоже стараются игнорировать, и в первую очередь так называемые «учителя», которые ,кстати, великолепно представлены красочным образом-мотивом старой утки. «Она здесь знатнее всех. Она испанской породы и потому такая жирная. Видите, у нее на лапке красный лоскуток! До чего красиво! Это высшее отличие, какого только может удостоиться утка. Это значит, что ее не хотят потерять…». Если кто-то решил сразу обидеться на подобное сравнение, прочтите дальше, а именно: «Славные у тебя детки! – говорит знатная утка с красным лоскутком на лапке. – Все очень, очень милы, кроме одного, пожалуй… Бедняга не удался! Хорошо бы его переделать!» И ведь переделывают! Калечат лебединые души, подгоняя их под свое, утиное сознание!
Дальше – хуже. Ребенок свыкается с наклеенным на него ярлыком и окружающие просто считывают с него информацию – «убейте меня, я недостоин жить на этом свете». И именно в этом месте идентичность сказочного и жизненного сюжета заканчиваются. В действие вступает «комплекс уязвленного себялюбия», который ничего общего с «гадким утенком» иметь не может. Так запускаются в действие законы виктимности.
Чтобы увидеть себя «белым лебедем», как это случилось с гадким Утенком, нужно, как минимум, хотя бы раз в жизни посмотреть на себя в свое зеркало, заглянуть к себе внутрь и ощутить свое происхождение – Человек. А Человек – это всегда звучит гордо и не всегда банально. Так что же мешает? А мешает то, что каждый норовит подставить другому свое зеркало и заставить вас смотреть на себя через призму чужого отражения. И вы доверяете кривым зеркалам кривых душ и с покорностью терпите глумление невежества.
Но прежде, чем сказать эти слова приходящим на прием людям, им предлагается заново прочесть от начала до конца сказку – она не такая уж и большая. И только когда у человека, закончившего чтение, появляется действительно просветленный взгляд, мы начинаем серьезную работу. (Коллегам признаюсь честно – уговорить прочесть несколько страниц сказки бывает достаточно непросто).
В ходе работы была замечена одна интересная особенность – все те, кто считает себя (с «доброжелательной» подачи самых близких и родных) «гадким», как правило, отличаются удивительной тонкостью восприятия этого мира. Это очень добрые от природы люди, владеющие врожденной эмпатией и альтруизмом. Они с готовностью откликаются на чужую боль и боятся причинить ее даже своим гонителям; эти люди терпимы настолько, насколько были нетерпимы к ним; эти люди светлы и чисты душой, и тем, у кого на душе тьма, становится нестерпимо от их света – значит «гадких» надо уничтожить! Кроты не могут понять радость солнечного луча, утка не может понять лебедя, а все что не понятно – опасно для жизни (или существования?). Именно по тонкости восприятия окружающего мира достаточно легко определять, где действительно «гадкий утенок», которому надо просто помочь увидеть себя настоящего, а где напыщенная и надутая самовлюбленность, которой надо, чтобы мир стал «птичьим двором».
Итак: «Хорошо было за городом! Стояло лето. На полях уже золотилась рожь, овёс зеленел, сено было смётано в стога; по зеленому лугу расхаживал длинноногий аист и болтал по-египетски – этому языку он выучился у своей матери. За полями и лугами темнел большой лес, а в лесу прятались глубокие синие озёра. Да, хорошо было за городом! Солнце освещало старую усадьбу, окруженную глубокими канавами с водой. Вся земля – от стен дома до самой воды – заросла лопухом, да таким высоким, что маленькие дети могли стоять под самыми крупными его листьями во весь рост»…
Так светло и чисто начинается сказка Ганса Христиана Андерсона «Гадкий утенок».
«В чаще лопуха было так же глухо и дико, как в густом лесу, и вот там-то сидела на яйцах утка. Сидела она уже давно, и ей это занятие порядком надоело. К тому же ее редко навещали, - другим уткам больше нравилось плавать по канавкам, чем сидеть в лопухе да крякать вместе с нею.
Наконец яичные скорлупки затрещали.
Утята зашевелились, застучали клювами и высунули головки.
- Пип, пип! – сказали они.
- Кряк, кряк! – ответила утка. Поторапливайтесь!»
Здесь нужно немного прерваться, чтобы обратить внимание на то, как приветствовала мамаша своих деток – она не обрадовалась их появлению, она не сказала им даже приветливого слова, но зато сразу прозвучала авторитарная команда – «поторапливайтесь!» У уток, гусей и всего этого широко распространенного вида, есть одна удивительная особенность, которую называют импритингом. Импритинг – это мгновенное запечатление на всю жизнь первого мгновения жизни. В биологии этот момент важен тем, что первый, кого увидит утенок или гусенок – будет его «мамой», поэтому эти пушистые комочки очень часто следуют за движущейся человеческой ногой, которую сразу же принимают за родительницу.
Для психологии этот момент важен тем, что первое прикосновение к миру также запоминается у ребенка на всю жизнь. И если мать, вместо ласковых, добрых слов отдает солдафонские, авторитарные команды – от подобного ребенка не стоит ждать в будущем ярких проявлений положительных эмоций, также как и выражений даже самой примитивной любви. Поэтому и не стоит удивляться, что братики и сестрички «гадкого утенка» ненавидели и желали ему смерти в той же степени, что и их мамаша.
К тому же высиживаемые уткой утята были далеко не столь желанными и любимыми детьми, как это ожидается от каждого родителя – утке «это занятие порядком надоело», «ее редко навещали» даже подруги, а уж папаша, тот и вовсе не разу не появился, как это выяснится потом. Какие уж тут желанные дети, которых хочется одарить любовью – долг и ничего более. Хотя есть еще один фактор, ради которого стоило претерпеть такие «муки» – это «чтоб не хуже, чем у других», чтоб были «благовоспитанными», а лапки выворачивались, как у всех, наружу, чтоб можно было «на людях» продемонстрировать свое материнство и услышать похвалу в адрес своих «милых малюток».
Старая и опытная подруга предупреждает молодую мамашу, что она зря тратит время на «индюшонка», однако той не хочется терять то, на что она потратила столько сил и она мужественно его досиживает. Но последовавшее за этим разочарование и досада были пропорциональны затраченным усилиям – «Ужасный урод!» - вот что услышал, только родившись, этот малыш. Представляете?
А «урод», не потому что действительно урод, а потому, что «и совсем не похож на других!» Не вписался в карту мира утки лебеденок – значит урод. А с уродами шутки в сторону и утка принимает поистине «материнское» решение, заранее зная, что это все-таки индюшонок (!) – «Ну, да в воде-то он у меня побывает, хоть бы мне пришлось столкнуть туда его силой!» Не важно, что он заведомо утонет, важно, что никто не узнает о «позоре». Знакомо?
Однако, пойдем дальше.
« - Кряк-кряк! За мной! Живо! – позвала она, и утята один за другим тоже бултыхнулись в воду.
Сначала вода покрыла их с головой, но они сейчас же вынырнули и отлично поплыли вперед. Лапки у них так и заработали, так и заработали. Даже гадкий серый утенок не отставал от других.
- Какой же это индюшонок? – сказала утка. Вон как славно гребет лапками! И как прямо держится! Нет, это мой собственный сын. Да он вовсе не так дурен, если хорошенько присмотреться к нему. Ну, живо, живо за мной! Я сейчас введу вас в общество – мы отправимся на птичий двор…» И утка дает указания детям, кому необходимо поклониться, чтобы быть принятым на птичьем дворе.
А птичий двор, тем временем, жил своей повседневной жизнью. «Что тут был за шум! Два утиных семейства дрались из-за головки угря…» В общем, на дворе, как на дворе (или при дворе? ).
Несмотря на расшаркивания и подобострастные «Кряк»!», «придворные» утки презрительно оглядели подошедшее семейство и громко (было бы с кем считаться!) заговорили:
- Ну вот, еще целая орава! Точно без них нас мало было! А один-то какой гадкий! Этого уж мы никак не потерпим!
И сейчас же одна утка подлетела и клюнула его в шею».
Просто клюнула, вернее, сделала больно и подала знак всем, как необходимо обращаться с «большими и несуразными», которого «не мешает немного проучить». Абсурд! Проучить – от слова «учить». Если кто-то кого-то собрался «проучить» - значит этот «кто-то» сделал что-то не так. Сделал, заметьте, произвел неправильное действие. «Гадкий утенок» совершил действительно страшную ошибку – он имел неосторожность родиться не таким, каким его хотели бы видеть. И за эту ошибку он заплатит дорогую цену. Он пришелся «не ко двору». Он родился не там, не тем, не тогда.
«- Оставьте его! – сказала утка-мать, наверное, за то, что он все-таки «славно греб лапками» – Ведь он вам ничего не сделал!... Он некрасив – это правда, но у него доброе сердце. А плавает он не хуже, смею даже сказать – лучше других. ..Я думаю он вырастет сильным и пробьет себе дорогу в жизнь».
Это были единственные слова матери, которые можно было действительно назвать материнскими и, очевидно, всем импритингам на зло, именно они и стали благословением и ведущей звездой малыша, если он смог выжить, смог бороться за свою жизнь в таком жестоком и непримиримом к нему мире.