Евхаристия и священническая духовность
80. Евхаристическая форма христианского существования, несомненно, проявляется особым образом в священническом состоянии жизни. Священническая духовность по существу своему глубоко евхаристична. Семя этой духовности обнаруживается уже в тех словах, которые произносит епископ в литургии рукоположения: «Прими приношение народа святого для принесения жертвы Богу. Осознай, что будешь делать, следуй тому, что будешь совершать, и живи согласно с тайною Креста Господня»[222]. Чтобы придавать своей жизни евхаристическую форму, достигающую всё большего совершенства, священник должен с самого начала своей подготовки, а затем и в последующие годы уделять немалое место духовной жизни[223]. Он призван непрестанно пребывать в подлинном искании Бога, полностью сохраняя близость к заботам людей. Насыщенная духовная жизнь позволит ему глубже войти в общение с Господом и поможет тому, чтобы им владела любовь Божия и он становился ее свидетелем во всех обстоятельствах, даже если они трудны и мрачны. С этой целью я вместе с Отцами Синода рекомендую священникам «ежедневное служение Мессы, даже без участия верных»[224]. Эта рекомендация отвечает прежде всего объективно безмерной ценности каждого евхаристического священнодействия, будучи мотивирована его исключительной духовной действенностью, ибо, если Месса переживается с вниманием и верой, она воспитывает в самом глубоком смысле этого слова, поскольку движет вперед сообразование Христу и укрепляет священника в его призвании.
Евхаристия и посвященная Богу жизнь
81. В контексте связи между Евхаристией и различными церковными призваниями особенно выделяется «пророческое свидетельство мужчин и женщин посвященной Богу жизни, которые обретают в евхаристическом священнодействии и в поклонении Святым Дарам силу для того, чтобы радикально следовать за Христом послушным, нищим и целомудренным»[225]. Исполняя многие формы служения в сферах воспитания и заботы о бедных, образования и помощи больным, мужчины и женщины посвященной Богу жизни знают, что основная цель их жизни – это «созерцание Божественного и постоянное единение с Богом в молитве»[226]. Существенный вклад, которого Церковь ожидает от посвященной Богу жизни, состоит значительно больше в образе бытия, нежели в образе действия. Виду этого я хотел бы напомнить о значении девства как свидетельства – особенно в связи с Евхаристией. Действительно, помимо связи со священническим целибатом, евхаристическая Тайна имеет также глубокую связь с посвященным Богу девством, поскольку является выражением исключительного дара Церкви Христу, Которого она принимает как Жениха с радикальной и плодотворной верностью[227]. В Евхаристии посвященное Богу девство находит вдохновение и пищу для всецелого дарования себя Христу. Оно черпает в Евхаристии также ободрение и стимул к существованию, чтобы и в наше время быть знамением той бескорыстной и плодотворной любви, какую питает Бог к человечеству. Наконец, через свое особенное свидетельство посвященная Богу жизнь объективно становится призывом «на брачную вечерю Агнца» (Откр 19. 7-9) и предвосхищением ее как цели всей истории спасения. В этом смысле она действенно отсылает к тому эсхатологическому горизонту, который нужен каждому человеку, чтобы он ориентировался в своем выборе и своих жизненных решениях.
Евхаристия и нравственное преображение
82. Раскрытие красоты евхаристической формы христианской жизни ведет нас также к размышлению о нравственных силах, которые активирует эта форма как поддержка подлинной свободы детей Божиих. Я хочу вспомнить здесь одну из тем, поднятых на Синоде, касающуюся связи между евхаристической формой жизни и нравственным преображением. Папа Иоанн Павел II утверждал, что нравственная жизнь «имеет ценность “духовного культа” (Рим 12. 1; ср. Фил 3. 3), который проистекает и набирает силу от неисчерпаемого источника святости и прославления Бога, каковым являются таинства, в особенности Евхаристия. Ибо причастный Жертве креста христианин становится общником жертвенной любви Христа и делается способным, а также обязанным проявлять саму эту любовь в жизни, во всех своих делах и всем своем поведении»[228]. Короче, «в самом “культе”, в евхаристическом общении, содержатся и пребывание любимым и, в свою очередь, любовь к другим. Евхаристия, которая не преобразуется в конкретно осуществляемую любовь, является сама по себе неполной»[229].
Это напоминание нравственного значения духовного культа не должно толковаться в морализаторском смысле. Речь идет прежде всего о радостном раскрытии динамизма любви в сердце, которое принимает дар Господа, всецело отдает себя Ему и обретает истинную свободу. Нравственное преображение, предполагаемое новым культом, который установлен Христом, является глубоким стремлением и сердечным желанием соответствовать любви Господа всем своим существом, целиком сознавая свою слабость. То, о чем мы говорим, хорошо отражено в евангельском рассказе о Закхее (ср. Лк 19. 1-10). Приняв Иисуса в своем доме, этот мытарь оказывается полностью преображен: он решает отдать половину своего имущества бедным и воздать вчетверо тем, кого он ограбил. Нравственное устремление, рождающееся из встречи с Иисусом в нашей жизни, проистекает из благодарности за незаслуженный опыт близости Господа.
Евхаристическое соответствие
83. Важно обратить внимание на то, что Отцы Синода назвали евхаристическим соответствием, к которому объективно призвана наша жизнь. Действительно, благоугодный Богу культ никогда не является чисто частным актом, не связанным с нашими социальными отношениями: он требует публичного свидетельства нашей веры. Очевидно, что это относится ко всем крещеным, но с особой требовательностью обязывает тех, кто по занимаемому политическому или социальному положению должен принимать решения, касающиеся фундаментальных ценностей, таких, как уважение и защита человеческой жизни от ее зачатия до естественной смерти, семья, основанная на браке между мужчиной и женщиной, свобода воспитания детей и содействие общественному благу во всех его формах[230]. Эти ценности неотъемлемы. Следовательно, католики – политики и законодатели, сознавая свою серьезную социальную ответственность, должны чувствовать себя особо призванными правильно воспитанной совестью предлагать и поддерживать законы, которые опираются на ценности, основанные на человеческой природе[231]. Это к тому же имеет объективную связь с Евхаристией (ср. 1 Кор 11. 29-29). Епископы обязаны постоянно напоминать о таковых ценностях; это относится к их ответственности за вверенное им стадо[232].
Евхаристия – Тайна, которую надлежит возвещать
Евхаристия и миссия
84. В проповеди на Божественной Литургии, которой я торжественно начал мое служение на Кафедре св. Петра, я сказал: «Нет ничего более прекрасного, нежели когда нас достигает и удивляет Евангелие, Христос. Нет ничего более прекрасного, чем познавать Его и сообщать другим дружбу с Ним»[233]. Это утверждение обретает еще большую силу, когда мы размышляем о евхаристической Тайне. Действительно, мы не можем сохранить только для себя ту любовь, которую мы празднуем в Таинстве. Оно по своей сущности требует того, чтобы ее сообщали всем. То, в чем нуждается мир, – это любовь Божия, это встреча со Христом и вера в Него. Вот почему Евхаристия – не только источник и вершина жизни Церкви; она еще и источник и вершина ее миссии: «Подлинно евхаристическая Церковь – это миссионерская Церковь»[234]. И мы тоже должны быть способны уверенно сказать нашим братьям: «О том, что мы видели и слышали, возвещаем вам, чтобы и вы имели общение с нами» (1 Ин 1. 3). В самом деле, нет ничего более прекрасного, чем встречаться со Христом и сообщать Его всем. Впрочем, само установление Евхаристии предвосхищает то, что составляет средоточие миссии Иисуса: Он послан Отцом для искупления мира (ср. Ин 3. 16-17; Рим 8. 32). Во время последней Вечери Иисус вверяет Своим ученикам Таинство, которое актуализирует принесение Им в жертву Самого Себя в послушании Отцу ради спасения всех нас. Мы не можем приступать к евхаристической Трапезе, не давая вовлечь себя в то движение миссии, которое, беря начало в самом Сердце Бога, стремится достичь всех людей. Поэтому миссионерская устремленность является составляющей частью евхаристической формы христианской жизни.
Евхаристия и свидетельство
85. Первая и основополагающая миссия, проистекающая из святых Тайн, которые мы празднуем, – приносить свидетельство нашей жизнью. Изумление перед даром, данным нам Богом во Христе, запечатлевает в нашей жизни новый динамизм, который обязывает нас быть свидетелями Его любви. Мы становимся свидетелями, когда через наши поступки, слова и образ жизни некто Иной является и передается. Можно сказать, что свидетельство есть средство, которым любовь Божия достигает человека в истории, призывая его свободно принять эту радикальную новизну. В свидетельстве Бог, так сказать, подвергая Себя риску свободы человека. Сам Иисус есть свидетель верный и истинный (ср. Откр 1. 5; 3. 14); Он пришел, чтобы свидетельствовать об истине (ср. Ин 18. 37). В связи с этими мыслями мне хочется напомнить об одной концепции, которая была дорога первым христианам, но касается также и нас, современных христиан: свидетельство вплоть до дарования самих себя, вплоть до мученичества, всегда считалось в истории Церкви вершиной нового духовного культа: «Представьте тела ваши в жертву» (Рим 12. 1). Приходит на ум, к примеру, рассказ о мученичестве святого Поликарпа Смирнского, ученика святого Иоанна: всё драматическое развитие представлено как литургия, более того – как то, что сам мученик становится Евхаристией[235]. Вспомним также о том евхаристическом сознании, которое проявляет святой Игнатий Антиохийский в связи со своим мученичеством: он считает себя «пшеницей Божией» и желает в мученичестве стать «чистым хлебом Христовым»[236]. Христианин, жертвующий своей жизнью в мученическом подвиге, входит в полное общение с Пасхой Иисуса Христа и так сам становится Евхаристией вместе с Ним. И сегодня по-прежнему в Церкви нет недостатка в мучениках, в которых высшим образом проявляется любовь Божия. Даже когда испытание мученичеством от нас не требуется, мы, тем не менее, знаем, что благоугодный Богу культ требует надлежащей внутренней готовности[237] и находит ее осуществление в радостном и убежденном свидетельстве соответствующей христианской жизни перед миром, в той среде, где Господь нас призывает Его возвещать.