Искусство борьбы с помыслами заключается в том, чтобы не впускать их внутрь, не давать им развиться и пленить ум. Для того чтобы ум во время молитвы был чистым, необходимо отсекать прилоги помыслов: “Начало молитвы состоит в том, чтобы отгонять приходящие помыслы при самом их появлении” (Иоанн Лествичник).[239] Нужно тщательно следить за умом: “Наука из наук и искусство из искусств есть умение справляться со злотворными помыслами. Самый же лучший против них способ и искусство — следить... за появлением прилога их и мысль свою всегда хранить чистою, как мы храним телесное око, зорко следя за всем, что могло бы случайно повредить ему, и всячески стараясь не подпустить к нему даже былинку” (Исихий Синайский).[240] Помыслам нужно “противостоять,” с ними приходится “воевать,” поэтому молитва является не только беседой с Богом, но и тяжелым трудом, борьбой за чистоту ума. Молящийся должен всегда “стоять на страже ума”: “Старайся ум твой во время молитвы делать глухим и немым — тогда сможешь молиться... Нерассеянная молитва есть наивысшее внимание ума... Когда молишься, всеми силами храни память твою... Во время молитвы ум обычно сильно обкрадывается памятью. Память приводит тебе на ум во время молитвы или воспоминания давних дел, или новые заботы, или лицо оскорбившего тебя. Очень завидует демон человеку молящемуся и употребляет всякую хитрость, чтобы расстроить такое его намерение, поэтому не перестает посредством памяти возбуждать помыслы о разных вещах и посредством плоти приводит в движение все страсти... Стой на страже своей, сохраняя ум от помыслов во время молитвы” (авва Евагрий).[241]
В древнем “Сказании об авве Филимоне” говорится: “Некий брат Иоанн... пришел к этому святому и великому отцу Филимону и... сказал ему: “Что мне делать, отче, чтобы спастись? Ибо вижу, что ум мой носится туда и сюда и парит где не должно.” Он же, немного помолчав, сказал: “Это болезнь тех, кто внешние, и она пребывает в тебе, потому что ты не имеешь еще совершенного влечения к Богу, и еще не пришла к тебе теплота любви и познания Его.” Говорит брат: “Что же мне делать, отче?” Говорит ему: “Пойди, имей в сердце твоем тайное упражнение, и оно сможет очистить твой ум от этого.” Брат, не будучи посвящен в то, что сказано, говорит старцу: “Что это за тайное упражнение, отче?” И он сказал ему: “Пойди, трезвись в сердце своем, и в мысли своей трезвенно и со страхом и трепетом говори: Господи Иисусе Христе, помилуй меня!”... Брат пошел и, содействием Божиим став безмолвным по молитвам отца, насладился этим упражнением немного. Когда же (наслаждение) отошло от него, и он не мог уже трезвенно бодрствовать и молиться, то снова пришел к старцу и поведал о случившемся. Он же сказал ему: “Вот, теперь ты узнал путь безмолвия и делания, и вкусил проистекающую от него сладость. Имей же это всегда в сердце твоем. Ешь ли, пьешь ли, беседуешь ли с кем, сидишь ли в келии или находишься в пути, не переставай с трезвенной мыслью и неблуждающим умом молиться этой молитвой... Не позволяй уму быть праздным, но (заставляй его) тайно упражняться и молиться. Так сможешь ты постичь глубину Божественного Писания и скрытую в нем силу и дать уму непрестанное делание, исполняя апостольское слово, заповедующее: Непрестанно молитесь (1Фес. 5:17). Внимай же себе тщательно и храни сердце свое от принятия злых или каких-либо суетных и бесполезных помыслов, но всегда — когда спишь и когда встаешь, когда ешь или пьешь или говоришь — пусть сердце твое то мысленно упражняется в псалмах, то молится: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня! И... внимай, чтобы не говорить одного устами, носясь мыслью в другом”.”[242]
В этом сказании вкратце изложено древне-церковное учение о непрестанном молитвенном призывании имени Иисуса, называемом “тайным упражнением” (в славянской традиции “тайным поучением”), “умным деланием,” “умно-сердечной молитвой” или просто “Иисусовой молитвой,” а также “искусством ума” (слав. “умное художество”). Достоинством этой молитвы является простота и краткость. Ее полный текст состоит из восьми слов: “Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного,” но есть и более краткие формы — из семи или пяти слов (как у аввы Филимона), или также из пяти слов (как в Акафисте Иисусу): “Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя,” или даже только из двух: “Господи, помилуй,” “Христе, помилуй.” Никакое дело не препятствует непрестанному повторению про себя этой молитвы: “Руки работают, а ум и сердце с Богом,” по выражению святителя Феофана Затворника.[243]
Особая благодатная сила Иисусовой молитвы проистекает из того, что она содержит имя Иисуса. Сам Христос заповедал молиться во имя Его: “Истинно, истинно говорю вам: о чем ни попросите Отца во имя Мое, даст вам. Доныне вы ничего не просили во имя Мое; просите и получите” (Ин. 16:23-24). О чудотворной силе Своего имени Он говорит: “Именем Моим будут изгонять бесов, будут говорить новыми языками... возложат руки на больных, и они будут здоровы” (Мр. 16:17-18). Когда апостолы Петр и Иоанн исцелили хромого, первосвященники спрашивали их: “Какою силою или каким именем вы это сделали?” На что Петр ответил: “Именем Иисуса Христа... поставлен он перед вами здрав... ибо нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись” (Деян. 4:7-12).
По учению Церкви, в имени Иисуса, призываемого с верой, присутствует сила и энергия Христа. Святой Иоанн Кронштадтский говорил: “Имя Господа... да будет тебе вместо самого Господа... Имя Господа есть сам Господь... Имя Бога всемогущего — сам Бог, Дух вездесущий и препростой.”[244] В связи с этими словами, а в особенности в связи с книгой кавказского схимонаха Илариона “На горах Кавказа” в начале XX века на Афоне развернулись споры о природе имени Божьего. Схимонах Иларион, в частности, писал: “Сын Божий... неизменно есть во всей полноте Своей Божественной сущности в святой Евхаристии, в христианских храмах, и Он же во святом Своем Имени весь и всецело пребывает всеми Своими совершенствами и всей полнотой Своего Божества.”[245] В этом некоторыми была усмотрена догматическая неточность, так как имя Божье здесь совершенно отождествляется с Самим Богом. В основе же своей книга “На горах Кавказа,” так же как и другое замечательное произведение XIX века “Откровенные рассказы странника духовному своему отцу,” продолжает древне-церковную традицию призывания имени Иисуса Христа, восходящую к первым векам христианства. Преподобный Силуан, живший на Афоне в годы, когда там происходили споры об имени Божьем, не участвовал в этих спорах, хотя Иисусова молитва была его непрестанным ежедневным деланием: “Он знал, что чрез молитву Иисусову приходит в сердце благодать Святого Духа, что призывание Божественного Имени Иисуса освящает всего человека, попаляя в нем страсти, но от догматической интерпретации переживаемого им опыта он уклонялся, боясь “ошибиться в мысленном рассуждении.” Таких ошибок было сделано немало и с той и с другой стороны...,” — говорит иеромонах Софроний по поводу афонских споров.[246]
Хотя молитва Иисусова обращена ко Христу, она является тринитарной, так как Христос назван в ней Сыном Божьим, то есть Сыном Бога Отца, а “никто не назовет Иисуса Господом, как только Духом Святым” (1Кор. 12:3). Сущность, природа, воля, действие всех Лиц Святой Троицы едины, а потому, когда мы призываем Христа — призываем Отца и Духа, и где присутствует Христос, там присутствуют Отец и Дух.
Святитель Феофан Затворник, один из опытнейших духовных наставников XIX века, относился к внешним приемам Иисусовой молитвы весьма сдержанно. Переводя “Метод” преподобного Симеона на русский язык, он намеренно пропустил все, что касается физических приемов молитвы. В примечании он пишет по этому поводу: “Святой Симеон указывает некие внешние приемы, кои иных соблазняют и отбивают от дела, а у других искривляют само делание. Так как сии приемы, по недостатку руководителей, могут сопровождаться недобрыми последствиями, а между тем суть не что иное как внешние приспособления к внутреннему деланию, ничего существенного не дающие, мы их пропускаем. Существо дела есть — приобрести навык стоять умом в сердце... Надо ум из головы свести в сердце и там его усадить, или, как некто из старцев сказал, сочетать ум с сердцем. Как этого достигнуть? Ищи и обрящешь. Удобнее сего достигнуть хождением пред Богом и молитвенным трудом, особенно хождением в церковь.”[247]
Святитель Феофан, таким образом, делает акцент на “хождении перед Богом.” Это библейское выражение, употребляемое в Ветхом Завете, когда речь идет о праведниках (Быт. 5:24; 6:9; 17:1 и др.). В новозаветном контексте, особенно в контексте христианской аскетической практики, оно означает согласование всей жизни с заповедями Божьими. Ходить перед Богом значит сверять каждый поступок и каждую мысль с Евангелием, непрестанно помнить о Боге, чувствовать Его присутствие, стараться ни в чем не погрешить против Его правды. Молитва только тогда приносит плод, когда она сочетается с истинно христианской жизнью, иначе она является лишь имитацией духовности. “Не трудно узнать людей, которые относятся к духовной жизни не серьезно, а пытаются ее имитировать... — пишет иеромонах Серафим (Роуз).
Идеал христианства — всегда пребывать в общении с Богом, чтобы каждое дело и каждая мысль были проникнуты молитвой. Многие христиане имеют молитвенное “правило,” т.е. некоторое количество молитв, которые он прочитывает ежедневно, или определенное время, каждый день посвящаемое молитве. “Правилом,” или “каноном” (греч. kanon), строители называют прибор, по которому судят о ровности стены (“отвес” — веревка с подвешенной гирей). Молитва является таким “каноном,” по которому мы можем определить наше духовное состояние: если мы любим молиться, значит — мы на пути к Богу, если нет — в нашей духовной жизни не все в порядке. По молитве можно проверить любое дело — угодно оно Богу или нет. Один купец долго убеждал преподобного Силуана Афонского, что курение — не грех. Старец Силуан посоветовал ему всякий раз, прежде чем взять сигарету, помолиться. Купец возразил: “Молиться перед тем, как курить, как-то не идет.” Силуан сказал в ответ: “Итак, всякое дело, перед которым не идет несмущенная молитва, лучше не делать.”[248]