преемниками Петра".
Существовали и другие, не менее существенные разногласия между
нарождающейся, все более иерархичной церковью, возглавляемой Петром и
другими христианскими общинами, такими, как большинство гностических, и
такими сектами, как монтанисты и маркиокиты. Эти секты, в отличие от тех,
кого теперь называют отцами церкви, не только почитали женщин как апостолов,
пророков или основателей веры; демонстрируя свою приверженность учению
Христа о духовном равенстве, они включали женщин в руководство сект.
Более того, некоторые гностические секты, подчеркивая гиланический
принцип равенства, выбирали главу жеребьевкой на каждом собрании. Об этом мы
знаем, к примеру, от епископа Лионского Иринея (ок. 180 г.), известного
врага гностицизма.
"В то время как ортодоксальные христиане ставили духовенство выше
мирян, - пишет Пейджелс, -- последователи гностицизма не делали таких
различий между собой. Вместо того чтобы делить своих членов на высших и
низших, они следовали принципу абсолютного равенства. Все посвященные, и
мужчины, и женщины, принимали равное участие в выборах: любой мог быть
выбран священником, епископом или пророком. Более того, поскольку выборы
происходили на каждом собрании, даже отличия, выпавшие по жребию, не могли
превратиться в постоянные "высокие посты".
Для христиан-андрократов, стремившихся повсюду властвовать, господствуя
и подчиняя, такая практика была возмутительным нарушением основ. Например,
ортодокс Тертуллиан возмущался тем, что "они допускают всех, они вместе
слушают, вместе молятся - даже с язычниками, если тем случится быть у них".
Не меньшее негодование вызывал у него обычай "встречать всех приходящих
поцелуем мира".
Но более всего Тертуллиана приводило в ярость - и неудивительно,
поскольку грозило подорвать сами основы иерархической инфраструктуры,
которую он и его единомышленники старались навязать Церкви, - равноправное
положение женщин. "Особенно гневает Тертуллиана то, что "женщины из
еретиков" наравне с мужчинами могут наделяться властью, - замечает Пейджелс.
- "Они обучают, они участвуют в дискуссии, они лечат" - он подозревает, что
они могли даже совершать обряды крещения, то есть выполнять функции
епископа!".
Для таких людей, как Тертуллиан, только одна "ересь" была страшнее
учения о духовном равенстве мужчины и женщины. Ибо она представляла
серьезнейшую угрозу растущей власти мужчин, которые утверждались теперь как
новые "князья церкви", - идея Божества-женщины. А именно, это - как мы
убеждаемся, читая гностические Евангелия и другие священные тексты, не
включенные в корпус Нового Завета, - исповедовали ранние последователи
Христа.
Следуя более ранним и все еще не забытым традициям, в которых Богиня
была Матерью и Вседающей, последователи Валентина и Марка молились Матери
как "мистическому, вечному Молчанию", как "Благодатной, Той, что прежде
всего сущего" и как "непогрешимой Мудрости". В другом тексте, Триморфной
Протенойе (в переводе - Тройственная Первичная Мысль) прославляются мысль,
разум и предвидение как женские качества - снова в русле древней традиции,
где это были свойства Богини. Текст начинается словами Божества: "Я -
Протенойя, Мысль, обитающая в Свете... Та, что существует прежде Всего... Я
- в каждом создании. Я - Невидимое внутри Всего... Я - ощущение и Знание,
говорящее посредством Мысли. Я - истинный Голос".
В другом тексте, приписываемом гностическому учителю Симону Магусу, сам
рай - место начала жизни - представлен как чрево Матери. А в учениях,
приписываемых Марку или Теодоту (ок. 160 г. н. э.) мы читаем: "мужские и
женские элементы вместе составляют прекраснейшее порождение Матери -
Мудрость".
Какую бы форму не принимали эти "ереси", очевидно одно: они происходят
от древних религиозных традиций, когда почиталась Богиня, а жрицы были ее
земными представительницами. Соответственно, почти повсеместно божественная
мудрость воплощалась в женском образе - о чем свидетельствуют такие
"женские" слова, как древнееврейское "хокма" и греческое "софия", что значит
"мудрость", или "божественное значение", а также некоторые древние
мистические традиции, как восточные, так и западные.
"Ересью" была и нетрадиционная трактовка святого семейства. "Одна из
групп гностических источников утверждает, что получила тайную традицию от
Иисуса через Иакова и Марию Магдалину, - говорит Пейджелс. - Члены этой
группы молились обоим божественным родителям, Отцу и Матери".
Нечто подобное проповедовал учитель и поэт Валентин: хотя Божество
принципиально неописуемо, его можно вообразить как диаду, имеющую две
ипостаси - женскую и мужскую. Другие настаивали на андрогинической природе
божественного или же определяли Святой дух как женское начало, так что
используя христианскую традицию, можно сказать: от союза Отца с Духом,
святым, или Божественной Матерью родился их Сын Иисус Христос.
Гиланические ереси
Идеи этих ранних христиан не только угрожали растущей власти отцов
церкви, но и бросали вызов господству мужчины в семье, подрывая основной
патриархальный принцип: женщины- существо низшее.
Библеисты отмечают, что раннее христианство воспринимали как угрозу и
еврейские, и римские власти. И не только потому, что христиане не проявляли
преданности императору и лояльности к государству. Профессор С. Скотт
Бартчи, бывший директор Института происхождения христианства в Тюбингене
(Германия) отмечает, что гораздо более опасным казалось то, что Иисус
Христос и его последователи ставили под вопрос существующие семейные
традиции. Они считали женщин полноправными личностями. Ранние христиане,
заключает Бартчи, высказывали "неуважение" к устоям римской и еврейской
семьи, отводившим женщине подчиненное положение.
Если рассматривать семью, как микромодель большого мира, то
"неуважение" к господству мужчины в семье, когда слово отца - закон, можно
понять, как угрозу системе неравноправия, основанной на силе. Вот почему те,
кто мечтают о "старых добрых временах", когда женщины и "худшие мужчины"
знали свое место, прежде всего стремятся вернуть "традиционную" семью. Это
также позволяет увидеть в новой свете ту борьбу, что раздирала мир две
тысячи лет назад, когда Иисус проповедовал сострадание, ненасилие и любовь.
Можно провести немало интересных параллелей между нашим временем и теми
бурными годами, когда начала распадаться могущественная Римская империя. И
то, и другое - периоды, которые сторонники "теории хаоса" называют
состоянием растущей неустойчивости системы, периоды, когда могут произойти
любые невиданные и непредсказуемые изменения системы. Если взглянуть на годы
непосредственно до и после смерти Христа с точки зрения конфликта между
андрократией и гиланией, то окажется, что, как и наши дни, это был период
мощного гиланического возрождения. Здесь нет ничего удивительного, вспомним
слова лауреата Нобелевской премии ученого-термодинамика Ильи Пригожина о
том, что в периоды больших социальных распадов изначально малые "колебания"
могут привести к трансформации всей системы.
Примем возникновение христианства за изначально малые колебания,
появившиеся сначала на окраинах Римской империи (к маленькой провинции
Иудее); тогда его влияние на культурное развитие обретает новое значение, а
поражение вызывает еще большую горечь. Более того, если взглянуть на раннее
христианство с точки зрения взаимодействия систем, мы увидим и иные
проявления возрождающейся гилании, даже в самом Риме.
Например, образование там иногда предполагало одинаковую программу
обучения для девочек и мальчиков. Как пишет теолог-историк Конетанс Парви,
"в I веке н. э. в Римской империя было много высокообразованных женщин,
некоторые были достаточно влиятельны и независимы в общественной жизни".
Существовали официальные ограничения. У римских женщин должны были быть
мужчины-опекуны, и они не имели права голоса. Но они, особенно аристократки,
все больше участвовали в общественной жизни. Одни занимались искусствами,
другие медициной. Третьи участвовали в деловой жизни, в заседаниях,
занимались спортом, посещали театры, стадионы и путешествовали, без
сопровождения мужчин. Другими словами, как отмечают и Парви, и Пейджелс,
тогда существовало движение за эмансипацию женщин.
Вызов андрократической системе бросали не только женщины, происходили
восстания рабов и волнения в дальних провинциях империи. К примеру,
восстание под предводительством Бар-Кохбы (132-135 гг.) ознаменовало собой
конец Иудеи. Однако в ответ на эти вызовы, в ответ на призывы христиан к
непротивлению, состраданию и миру, римская андрократия становилась все более
жестокой и деспотичной.
Как предельно наглядно демонстрируют отвратительные излишества римских
императоров (включая христианина Константина), и знаменитые бои гладиаторов,
и прочие подобные забавы, попытка гиланического преобразования потерпела
здесь поражение. Не удалась она даже внутри самого христианского движения.
Маятник возвращается
"Несмотря на предшествующую общественную деятельность женщин, - пишет
Пейджелс, - большинство христианских общин к 200 году признало письмо
Лже-Павла, принадлежащее Тимофею, в котором подчеркивается (и
преувеличивается) антифеминистская тенденция во взглядах Павла: "Пусть
женщина учится молча с должным смирением. Я запрещаю женщине обучать или