Свою «радикальную» точку зрения на проблему отношений между знанием и действительностью Глазерсфельд поясняет и отстаивает как с привлечением конкретно научного материала, так и прибегая к помощи метафор.
4. Жизнеспособность вместо адаптации, пригодность вместо соответствия.
Эпистемологические интерпретации Глазерсфельда требуют для своего понимания принятия одной существенной предпосылки: мы должны перестать рассматривать познающий субъект исключительно в пределах рефлектирующего сознания и вспомнить о том, что любой носитель знаний является живым организмом, биосистемой. Таким образом, предлагаемая реиптерпритация соотношения знания и действительности в радикальном конструктивизме является по сути определенного рода редукцией не только и не столько в контекст психологизма (как об этом говорит сам Глазерсфельд ), сколько еще глубже - в область биологической науки. Во-первых, автор опирается на учение Ж. Пиаже, которое, хотя и разработано психологом, невозможно вне биологического контекста; во-вторых, в процессе изложения и пояснения своих тезисов Глазерсфельд постоянно обращается к эволюционизму, причем в самом широком смысле, как его понимали Дарвин, Поппер, Лоренц, Кэмпбелл и др.; в-третьих, неоднократно свои рассуждения о когнитивных структурах Глазерсфельд обосновывает материалом, добытым современными био- и нейрокибернетиками, главным образом, Хайнцем фон Фёрстером и Умберто Матураной.
Живой организм, которым неизбежно является любая познающая единица (когнитивная система), продолжает свое существование лишь до тех пор, пока его взаимодействия с окружающей средой позволяют ему успешно осуществлять необходимые операции обмена (веществом, энергией). Поскольку никоим образом затормозить или прекратить (насытить) такой обмен с окружающей средой невозможно, постоянное взаимодействие организма со средой является обязательным. По-видимому, таким образом можно интерпретировать понятие желаемой цели («erwunschten Ziel» [Glas. 1997, S.30], «gewcihllen Zweck» [Glas. 1998, S.31], «chosen goals» [Glas. 1996b, p. 118]), о котором неоднократно упоминает Глазерсфельд в своих объяснительных схемах. В процессе своей жизнедеятельности (жизнеподдержания), что в равной степени относится как к биологическому существованию, так и к социальным аспектам «выживания», организм сталкивается с факторами внешней среды (препятствиями), которые в разной степени влияют на его жизнеспособность и, соответственно, вызывают различные поведенческие реакции. Если ответная реакция на воздействие внешней среды является адекватной, то есть позволяет организму продолжить свое существование (через удовлетворение потребностей - «желаемых целей»), то организм оказывается пригодным для жизни в данной среде, является жизнеспособным («viable»). Существенно то, что понятие жизнеспособности Глазерсфельд выносит из сугубо биологического контекста в область эпистемологии. Им же введен и сам термин «жизнеспособность», который в оригинале звучит как «viability» и не имеет строгой смысловой привязки к биологическому пониманию жизни: «В оригинальном понимании слово "viability" означает "проходимость" какого-то пути и в отношении индивидуального развития применяется для характеристики жизнеспособности видов, индивидуумов и мутаций. Это - именно то значение, в котором я употребляю данное слово в эпистемологическом контексте» [Glas. 1997, S.I8].
Первоначальная трудность в понимании ключевого термина «viability» заключается не в том, что Глазерсфельд заимствует его из биологического контекста для объяснения эпистемологической концепции, а в том, что в самом биологическом дискурсе такие понятия как «адаптация», «отбор», «жизнеспособность» имеют несколько различающихся интерпретаций. В процессе анализа дарвиновской концепции естественного отбора автор радикального конструктивизма указывает на ряд высказываний самого Дарвина (на его речевые обороты), которые своей нестрогостыо провоцируют неправильное понимание сути естественного отбора и явления адаптации. Так, естественный отбор не является позитивным ни в каком смысле (в отличие от искусственного), т.е. среда ничего не отбирает и ни в коей мере не является активным началом эволюции. Не существует никаких целевых направлений, по которым происходила бы эволюция в результате позитивного естественного отбора. То же можно сказать в отношении адаптации особей, которые, по словам Дарвина, могут быть более (или менее) приспособленными («выживание наиболее приспособленных»). Единственным критерием приспособленности организма является его существование de facto «здесь и сейчас», либо несуществование: «...Биологические организмы, которые живут в данный момент, являются жизнеспособными (viable), поскольку до этого момента им удалось выжить» [Glas. 1996b, р.73]. Никаких априорных предназначений или целей у живого организма нет, соответственно, бессмысленно говорить о большей или меньшей приспособленности к чему-то, соответствия чему-то[23]. Таким образом, биологический феномен адаптации рассматривается Глазерсфельдом и другими авторами как допустимость, пригодность, а не как строгое соответствие или целеполагание: «Можно было бы сказать, что естественный отбор направлен против недостатков, искусственный же, напротив, стремится создавать преимущества. Понятие жизнеспособности в данной связи подразумевает отсутствие недостатков, однако, ни в коей мере не утверждает выживаемость в качестве цели. Организм является "жизнеспособным" лишь постольку, поскольку ему удается выживать и размножаться в окружающей его среде» [Glas. 1997, S.24-25].
Со ссылкой на замечание Вайцзеккера (С. f. Weizsacker) и работу Питтендрая (Pit-tendrigh С. Adaptation, natural selection, and behavior. In: Roe A., Simpson G. (Eds.) Behavior and evolution, New Haven, 1958, p.390-416).
Указанная точка зрения не является нововведением Глазерс-фельда, по этому поводу существуют специальные работы и дискуссии. Однако у Глазерсфельда, как и у других конструктивистов, такая интерпретация адаптации, отказ окружающей среде в активном начале в процессе развития является принципиальной позицией, служащей фундаментом для эпистемологических построений. Понятие адаптации, приспособленности, которое теперь следует понимать исключительно как жизнеспособность, пригодность («fitness») служит ключевым связующим звеном между эволюционной теорией в биологии и радикальным конструктивизмом в эпистемологии: «Именно в трактовке понятия "fitness" совпадают основные принципы теории познания радикального конструктивизма и теории эволюции: точно так же, как среда устанавливает границы выживания для живых организмов (органических структур), элиминируя варианты, выходящие за пределы возможностей выживания, так и опытный мир - будь то в повседневной жизни или в лаборатории - определяет критерий правильности ("Prufstein") наших идей (когнитивных структур)» [Glas. 1998, S.20-21].
Таким образом, понятия жизнеспособности («viability», «Viabilitat») и пригодности («fitness», «Passen») замещают собой: в биологии - понятие адаптации («adaptation», «Anpassung»), в эпистемологии - понятие соответствия («correspondence», «Ubereinstim-mung»): «Критический момент в нашей теории познания состоит в том, что идея соответствия реальности замещается идеей пригодности. Знание является хорошим знанием, если оно вписывается в рамки экспериментальной действительности, не вступая с ней в противоречие. Такого рода пригодность должна достигаться не только удерживанием жизнеспособности когнитивной структуры, схемы, теории перед лицом нового опыта или новых экспериментов, но и тем, чтобы доказать свою совместимость с другими работающими схемами и теориями» [Glas. 1996b, p. 156].
Интересно отметить, что понимание «истины» в нашем повседневном использовании этого слова Глазерсфельд оставляет в силе, поясняя, что оно не имеет ничего общего с идеей соответствия некоей внешней реальности, данности:
«Поступки, понятия и осознанные действия являются жизнеспособными, если они вписываются в целевые или дескриптивные контексты, в которых мы ими пользуемся. Таким образом, в рамках конструктивистского подхода понятие жизнеспособности, применяемое в отношении опыта, замещает собой существующее в традиционной философии понятие Истины, призванное обозначать «правильное» представление о реальности. Указанная замена, конечно же, не касается повседневного понимания истины, которое подразумевает достоверное повторение или описание предварительного опыта» [Glas. 1996Ь,р.14].
Глазерсфельд уделяет немало внимания вопросу об аналогии, если не сказать полной тождественности, двух эволюции - биологической и когнитивной - и, что особенно ценно, в философско-историческом контексте. Как только эволюционная теория Чарльза Дарвина стала достоянием широкой научной общественности, тут же начали предприниматься попытки применить ее объяснительный потенциал за пределами биологической науки, в том числе в области эпистемологии. В этой связи Глазерсфельд упоминает о работах У. Джеймса и Г. Зиммеля. Однако более важным представляется анализ с позиций конструктивизма основных положений эволюционной эпистемологии. С одной стороны, ряд идей, высказанных в рамках данного направления, напрямую способствовал формированию конструктивистской позиции и, таким образом, включается в список его предшественников; с другой стороны, существующие расхождения во взглядах по некоторым ключевым вопросам заставляют считать эволюционную эпистемологию одним из «ближайших» оппонентов радикального конструктивизма. Ближайшим именно потому, что оба концептуальных направления эпистемологии выросли из одного корня - тезиса отождествления биологической и когнитивной эволюции и имеют общих представителей - как в более ранний период (Ж. Пиаже), так и среди современных исследователей (к примеру, современные ученые из университета Билефельда В. Крон, Г. Кюпперс, Р. Паслак).