Действительность дарения, как видим, обсуждается исключительно с точки зрения наличия или отсутствия препятствия в виде брака. Яволен не удовлетворен решением Требация и Лабеона и принимает мнение Прокула и Цецилия, по которому скорое возвращение признается продолжением прежнего брака: чтобы считать брак расторгнутым, не должно оставаться сомнений, что женщина сменила отношение к настоящему браку на противное.
Если брак сопровождался conventioinmanum, женщина в случае развода могла принудить мужа совершить diffarreatio– обратный акт (actuscontrarius) к confarreatio или манципировать ее доверенному лицу, которое бы затем отпустило ее из-под власти (Gai., 1,137 а).
5.Понятие права собственности и его содержание
Объективная зависимость воли от материального мира преодолевается в форме индивидуального присвоения его частей. Эта форма носит всеобщий характер, что делает членов общества свободными по поводу вещей (от вещей) и обеспечивает автономию личности. Непосредственность связи индивида с вещью наделяет собственность свойствами первичного и основополагающего частного права: все другие права в обороте и групповые формы собственности имеют индивидуальную собственность своей предпосылкой. Вещи, не Допускающие индивидуализацию, не являются объектами собственности – отношения, частного по природе.
Право собственности является наиболее полным правом на вещь. Собственник обладает самыми широкими распорядительными полномочиями: он может отчуждать вещь, менять ее хозяйственное назначение, ухудшать свойства вещи, даже уничтожать ее (iusabutendi в средневековой терминологии). Собственник признается владельцем (если владение не перешло к другому лицу), так что он может защитить свою связь с вещью от нарушений со стороны третьих лиц Средством владельческих интердиктов, а не только посредством средств (негаторного иска и искового возражения о собственности), а утратив вещь – прибегнуть как к интердикту для становления владения, так и к иску о праве собственности (виндикации). В норме собственнику принадлежат все плоды и приращения вещи, приобретения, сделанные рабом, и проч.
Однако право собственности не следует сводить к набору правомочий. Собственник остается собственником и в отсутствие любого этих правомочий. Собственник бревна, использованного в чужой постройке (lignumiunctum), не может истребовать его обратно, пока оно не отделено от постройки. Если на недвижимость установлен суперфиций или эмфитевсис, собственник будет лишен возможности распоряжаться вещью; собственность, обремененная узуфруктом в пользу другого лица, не приносит собственнику никаких выгод, пока узуфрукт не будет прекращен. Более того, именно способность собственности восстанавливаться в полном объеме сразу же по прекращении конкуренции других вещных прав (или по снятии законодательных ограничений) – так называемая эластичность собственности – выступает одним из бесспорных признаков этого права. Однако определить собственность через указание на такую вариативность полномочий хозяина вещи означает признать невозможность такого определения.
Попытки определить собственность как наиболее полную (абсолютную, неограниченную, высшую) власть над вещью показывают, что единственным определением собственности, отличным от характеристик любого права в субъективном смысле, оказывается ее объект – вещь, которая при таком подходе предстает предметом (а не только объектом) этого права.
Наивное стремление средневековых юристов найти в Corpusluris текстуальное подтверждение интуитивно предпосланного научному анализу определения собственности в категориях власти было обречено на неудачу. Получившая незаслуженное распространение формула «iusutendietabutendideresua» («право пользоваться и злоупотреблять своей вещью») в качестве определения права собственности выведена путем искажения слов Ульпиана (D. 5,3,25,11) о добросовестных владельцах, отвечающих по иску об истребовании наследства (hereditatispetitio). Владельцы, восстанавливая наследство победителю процесса, не обязаны возмещать траты, сделанные из наследства, если они полагали, что расходуют свои вещи («dumresuaseabutiputant»). Значение слова «abuti» – «потреблять», «расточать» – было преобразовано средневековыми романистами в «злоупотреблять», чтобы придать ему обобщающий смысл. Столь же неоправданно видеть определение собственности в рескрипте Константина (С. 4,35,21 а. 313–315?), в котором принципал при договоре поручения (dominusnegotii) назван «suaequisquereimoderatoretarbiter» – «управляющим и судьей всякой своей вещи».
Итак, помимо правомочий, значимых в обороте, собственность имеет другое измерение, так что сами эти правомочия являются лишь проявлениями более основательного качества, которое не поддается выражению в положительных правовых понятиях, поскольку логически предшествует самому гражданскому обороту. Позитивное право определяет это качество негативно: собственник не имеет иных ограничений своей власти над вещью, кроме установленных законом в интересах общества собственников. Однако это уточнение не продвигает в понимании собственности, поскольку остается в рамках оборотной трактовки института. Знаменитое определение права собственности у комментатора Бартола «iusderecorporaliperfectedisponendinisilegeprohibeatur» («право полностью располагать своей вещью, если это не запрещено законом») ставит собственность в план позитивно-правовых явлений (таких, как закон), тогда как она является предпосылкой самой правовой регуляции. Это определение страдает и общим недостатком аморфности, когда единственным уточнением общих свойств любого права, взятого в субъективном смысле, оказывается вещь. Определение собственности как полной (абсолютной, неограниченной и т.п.) принадлежности ничем не отличается от трактовки в понятиях власти и также не является определением, поскольку не затрагивает сущность явления. Даже сказать (как немецкий юрист первой половины XIX в. Гиртаннер), что собственность – это право на судьбу вещи, не означает выйти за рамки оборотной трактовки института.
Социально-экономические определения собственности как способа потребления внешнего мира (Маркс) или как отношения между людьми по поводу присвоения вещей (Кант) также игнорируют статусный аспект явления. Собственность конституирует субъекта правового общения – свободного индивида, предоставляя его воле сферу непосредственного воплощения и обеспечивая лицу материальную независимость. Собственность ставит общество и его институты на службу индивиду, принимаемому за автономную единицу. Собственность структурирует внешний индивиду мир, прилагая гуманитарный масштаб: «Человек есть мера всех вещей». Поэтому обобществление (социализация) собственности, отрицая частную собственность, ведет к тотальной дегуманизации общества.
Собственности как институту частного права параллелен суверенитет в праве публичном. Как суверенитет выражает высшую власть народа в пределах определенной территории, утверждая его в качестве субъекта публичного права, так собственность устанавливает господство свободной воли в сфере предметных интересов, превращая индивида в основного субъекта права гражданского.
Существенные черты права собственности демонстрируют поземельные отношения классического периода, когда индивидуальная автономия собственника представлена как привилегия римского гражданина. В рамках римского национального права собственность – dominiumexiureQuiritium (господство по праву квиритов) – выступает как всеобщее полномочие.
Границы частного земельного участка сакрализованы, их нарушение считается святотатством. Дороги, проходящие между участками, являются общественными (viapublica) и изъяты из оборота. Участок поглощает все расположенное на его поверхности или в его недрах (как говорили средневековые юристы, «abinferisusqueadsidera» – «от преисподней до звезд»): собственнику участка принадлежат минералы и сокровища, а также все строения на земле, насаждения, ничейные и чужие вещи, внедренные в него, что выражается правилом: «Superficiessolocedit» («Находящееся на поверхности следует за почвой»). В дальнейшем сокровища получают особый режим принадлежности; постройки, находящиеся на поверхности участка, становятся объектом специального вещного права – суперфиция, но по-прежнему считаются собственностью господина участка.
Объект частной собственности (dominium) отличается налоговым иммунитетом. Военный налог – tributum– имеет личный характер и взимается в соответствии с размером имущества, но не с самой собственности. Провинциальные земли (fundi), облагавшиеся налогом (stipendium, tributum), не являлись объектом dominium. Когда в 292 г. Диоклетиан распространяет налогообложение и на италийские земли (Aur. Vict., 39,31), провинциальные земли уже считаются объектом собственности («dominium»: FV., 315; 316; «proprietas»: FV., 283). Эта перемена, однако, еще не означает пересмотра концепции dominium: унификация режима принадлежности происходит лишь при Юстиниане (I. 2,1,40; С. 7,31,1 а. 531).
Собственность не принимает идею конечного срока: временная собственность невозможна. Только при Юстиниане (С. 8,54,2) в некоторых случаях допускается перенос собственности на время (а» tempus). Так, женщина получает вещный иск (actioinrem) До истребования приданого после развода.
Римскому праву неизвестен институт принудительной конфискации собственности в интересах общественной пользы. Римские власти не имели возможности принудить земельного собственника продать свой участок, если он создавал препятствие для публичных целей. Принудительный выкуп земли даже с целью ее последующей раздачи ветеранам считался неправовым актом (Cic., deleg. agr., 1,5,15: «abinvitoemereiniuriosumesse» – «покупать вопреки воле собственника неправомерно»). В 181 г. до н.э. задуманное цензорами строительство акведука на государственные средства было сорвано по воле лишь одного собственника, не разрешившего вести работы на своем участке (Liv., 40,51,7). Одна из надписей донесла эдикт Августа о строительстве акведука в колонии, который специально оговаривал недопустимость проведения водопровода через частные земли вопреки воле собственника (CIL., X, 4842, 11. 46–47: «neve ea aqua per locum privatum invito eo cuius is locus erit ducatur»). Принцип независимости частного лица от публичных определений был настолько прочным, что применялся даже в отношении частных владельцев на общественной земле (agerpublicus): если потеря части владения при строительстве водопровода вызывала неудобства, государство выкупало весь участок целиком (Front., deaquaed., 127–128). Только в постклассическую эпоху в отдельных случаях предусматривалась экспроприация частных земельных участков для строительства общественных сооружений (CTh. 15,1,30 а. 393; 15,1,50 а. 412). Практиковалась также конфискация продовольствия в голодные годы (С. 10,27,1 а. 491). Однако идея экспроприации для общественных нужд не получила нормативной разработки вплоть до Юстиниана.
Утрата правосубъектности закономерно сопровождалась конфискацией имущества. Так, архаическая санкция «saceresto», посвящала преступника богам вместе с его потомством и имуществом. Лица, потерпевшие умаление правоспособности в результате уголовного преследования (capitisdeminutiomaxima или media), автоматически лишались и имущества. Собственность свойственна только домовладыке – единственному полноправному лицу римского права.
1. Дождев Д.В. Римское частное право: Учебник для вузов / Под ред. В.С. Нерсесянца. – М.: Издательская группа ИНФРА. М – НОРМА, 1996.
2. Косарев А.И. Римское право. – М.: Юридическая литература, 1986.
3. Новицкий И.Б. Римское право. Изд. 6-е, стереотипное. – М., 1986.
4. Римское частное право: Учебник / Под ред. И.Б. Новицкого и И.С. Перетерского. – М.: Новый Юрист, 1997.
5. История Древнего Рима. 2-е изд., перераб. и доп. / под ред. В.И. Кузищина. – М.: Высшая школа, 1981.
6. Хрестоматия по истории Древнего Рима. / Под ред. В.И. Кузищина. – М.: Высшая школа, 1987.