Страсть граничит с благостью и невежеством и проявляется в очень широком спектре деятельности в зависимости от влияния этих гун. Страсть, на которую воздействует гуна благости, естественным образом связана с развитием семьи, с искусством, торговлей, инфраструктурой — целыми пластами культуры — она направлена на благо и процветание всех членов общества. Культура по своей природе всеохватна, эгалитарна, преследует высокие, даже величественные идеалы. Страсть, на которую воздействует благость стремится, главным образом, построить и развивать прекрасный мир для всех членов общества. Первоочередная ее задача — не просто работа или даже хорошая работа, но работа, которую выполняют с достоинством и гордостью, стараясь довести свое дело до совершенства. Деньги используются, как средство, призванное содействовать этим усилиям, но соображениям прибыли отводится далеко не первое место. К деньгам могут иногда даже относиться с опаской.
По мере того, как влияние благости убывает, и нарастает влияние невежества, внимание все больше сосредотачивается на «особых» группах людей, связанных между собой кровными, брачными или другими общественно значимыми узами. Появляются понятия «свой» и «чужой», и возникает неравенство. Развитие теперь — удел все более и более узкого круга представителей культуры или группы. Даже в кругу «своих» царит атмосфера конкуренции, и члены этой группы состязаются друг с другом за первенство. Образуется строгая, почти стайная, иерархия. Неослабная погоня за результатами и званиями, сопровождаемая вожделением, завистью и жадностью, подхлестывает стремление к личной выгоде. А откуда обычно берется эта выгода? Чаще (и легче) всего ее получають за счет слабых, «нижестоящих» представителей общества — аутсайдеров, у которых нет выбора, и которые вынуждены довольствоваться тем, что имеют. Влияние тамо-гуны на раджо-гуну приводит к расколу общества на имущих и неимущих. Чем сильнее влияние невежества, тем грубее становится этот раскол.
По мере того как влияние тамо-гуны растет, а влияние саттвы уменьшается, сходные изменения происходят во всех сферах жизни: семье, воспитании детей, образовании, инфраструктуре, обществе, культурной жизни и т.д., потому что все заняты только тем, что происходит «здесь и сейчас», а до будущего никому нет дела. Первыми страдают бедные — общество забывает об их нуждах, об их здоровье, о дорогах, водопроводе и канализации для них. И чем больше имеет «верхушка», тем обширнее становятся массы слабых и отверженных. Отсутствие должного ухода приводит к порче и разрушению инфраструктуры и самого общества, к деградации людей. Ослабленная корыстными интересами, культура либо падает под натиском извне, либо разрушается изнутри, либо происходит и то, и другое. В результате — хаос, разрушение, коллапс. Такова общая схема развития всех цивилизаций в истории Запада, в том числе, по мнению некоторых, и нынешней, которая находится сейчас на стадии вырождения. Однако наш случай особенный, и особенность эта в том, что современная культура не ограничена рамками какого-либо географического пространства, а охватывает весь земной шар. Если она падет, это приведет к гибели сразу всего человечества.
Дойдем ли мы до этого? Это уже началось. Подходящий пример — нынешний развал Зимбабве. Да и другие африканские страны отстают ненамного. Американская экономика, которая уже пошатнулась в 2008 году, и прогноз на будущий год, увы, неутешителен — тоже на грани. «Народная мудрость», широко представленная в интернете и книгах (таких как «Америка. Крах империи» или «Возмездие. Последние дни американской республики») говорит нам, что придерживаться прежнего курса нельзя. Это самоубийство — вот что пытаются донести до нас. Будущее все еще можно изменить, еще не поздно произвести необходимые перемены, чтобы оно стало другим, лучшим. Нужно только захотеть. Цель данной книги — показать, как это сделать.
Всеобщая тенденция цивилизации в эпоху Кали — переходить от гуны благости к невежеству. Это совершенно четко отражено в экономической деятельности, которая представляет собой не что иное, как зримое воплощение людского сознания. Следует упомянуть, что в различных слоях общества экономические методы и тенденции сильно разнятся. Мы продемонстрируем это ниже. Зачастую народ не согласен с методами и поступками «вожаков» общества, но вынужден подчиняться грубой силе. В этой главе мы рассмотрим, как на экономику в гуне страсти воздействуют благость и невежество. Однако я не хочу, чтобы у читателя сложилось представление, что этот процесс всегда и везде проходит одинаково, без отклонений. В каждой части света эта последовательность своя, особая. Однако общая тенденция — одна и та же, в особенности сейчас, когда у людей появилась возможность много путешествовать, и культура стала более однородной.
Кому-то такое утверждение может показаться нелепым, но конец экономике в гуне благости положило протестантство. Нас это не должно удивлять, поскольку гунны материальной природы оказывают влияние и на религии, в их мирском истолковании. Именно протестантская этика сделала возможным (а может, даже и ускорила) разрушение экономики в гуне благости и открыла путь наступлению гуны страсти. Макс Вебер описал этот процесс в своем очерке «Протестантская этика и дух капитализма»[1] . Все началось в Средние века, когда большей частью производительного труда управляли ремесленные цеха — гильдии. Гильдии эти действовали в соответствии с определенным кодексом, который преднамеренно ограничивал конкуренцию, объединяя представителей одной профессии и существенно снижая уровень соревновательности. Это были, по сути, картели , в которых торговля велась таким образом, чтобы все члены картеля могли вести достойную жизнь. Ради этой цели членам гильдии прививались определенные гражданские добродетели. Прочно устоявшаяся традиция предписывала гильдейским мастерам, зарабатывая свой хлеб, не ставить прибыль выше чести и социальной ответственности. Этим они старались поддерживать общество в таком состоянии, чтобы все получали благо. Вебер пишет, что общий этический уровень нередко был в гильдиях предметом самого пристального внимания и заботы, подобно тому, как это бывает в аскетических протестантских сектах. Но, говорит он, существовало неизбежное и важное различие между влиянием гильдий и этих самых сект на экономику:
Секты же объединяли людей, отбирая и воспитывая обладающих этическими качествами соратников по вере. Членство в них определялось не ученичеством, не семейными отношениями и не технической квалификацией. Секта контролировала и регламентировала поведение своих членов исключительно в духе формальной добропорядочности и методической аскезы. Они не ставили перед собой какой-либо цели в сфере политики заработка, направленной на ограничение рационального стремления к наживе.
Капиталистический успех какого-либо члена цеха расшатывал цеховой дух — это произошло в Англии и во Франции — и такого успеха [в пределах гильдии] избегали. Капиталистический успех брата по секте, в том случае если он был достигнут праведным путем, свидетельствовал об избранности человека и о нисхождении на него благодати, поднимал престиж секты, способствовал распространению ее учения. Поэтому такой успех приветствовался. Цеховая организация свободного труда в ее западной средневековой форме, безусловно (хотя и вопреки ее назначению), служила не только препятствием [из-за своей продолжительной успешности] капиталистической организации труда, но и ее необходимой предпосылкой, без которой, вероятно, невозможно было бы развитие капитализма.
Однако сами по себе гильдии не могли, конечно, породить буржуазно-капиталистического этоса. Ибо лишь методическая регламентация жизни аскетических сект могла узаконить и окружить ореолом святости «индивидуалистические» побуждения современного капиталистического идеала, источника современной этики.
Важное отличие, о котором следует сказать особо, состоит в том, что гильдии были склонны ограничивать экономическую деятельность, отводя ей роль источника средств к существованию, прибыль не была самодовлеющей целью. Такой подход отражает сознание в саттва-гуне и воплощает в себе жизнь в гармонии с экономикой природы, которая обеспечивает всем необходимым все живые создания. Но христианское мировоззрение провозглашает, что Бог поселил человека на Земле, чтобы тот процветал и был счастлив, и для этого наделил его властью над всем. Исторически это христианское мировоззрение толкуется так, что человеку предопределено господствовать над природой, что он должен покорять и завоевывать ее. В представлении христиан Бог желает, чтобы человек прилежно трудился и наслаждался всеми дарами, которыми мир может его наградить. Поэтому мирской успех и растущие богатства воспринимаются как знак Божьего благоволения. Отсюда ясно, что христианство в таком изложении и понимании — религия для людей в гуне страсти. Согласно Шримад-Бхагаватам (11.25.3), все это — признаки раджо-гуны.
«Материальные желания, чрезмерные усилия, неудовлетворенность, даже если удалось достичь желаемого [желание получить еще], мольбы о материальном процветании, искажение разума вследствие чрезмерной активности, неспособность оторвать органы познания от материальных объектов, удовлетворение чувств, оправдание своих поступков силой — все это качества человека в гуне страсти».
В утверждениях Вебера мы снова встречаемся с дорогим сердцу экономистов словом «разумный». При этом мы становимся свидетелями того, насколько разные значения — в зависимости от гуны и сознания участников — может принимать это слово. Вебер признает, что «разумный» — понятие очень широкое, хотя в его собственном понимании разумно для человека увеличивать собственную выгоду и прибыль. Очевидно, что сам он тоже находится под влиянием раджо-гуны и поэтому считает протестантскую этику «разумной». Разумный образ жизни гильдий, продиктованный гуной благости, был направлен на то, чтобы содействовать сотрудничеству и ограничивать конкуренцию. Вплоть до того, что член гильдии не осмеливался искусственно снижать цену на свои товары или выставлять их на распродажу, как бы мы сейчас сказали, чтобы увеличить объем продаж за счет своих товарищей.