Опасения также высказываются о потенциале эффекта домино на Северном Кавказе, главным образом в Дагестане, который в девятнадцатом и в начале двадцатого столетия частично поднимался против России вместе с чеченцами, но здесь ситуация даже менее опасна. Хотя местные народности в этой республике составляют более чем 80 процентов его приблизительно двух миллионного населения, они включают в себя более чем 30 различных этнических групп, самая крупная из которых (Аварцы) составляет менее чем 30 процентов. Принимая во внимание этническую неоднородность, исторические коллизии среди этих групп и слабую надэтническую идентичность, можно констатировать, что какая-либо возможность серьезного шага к отсоединению Дагестана может в значительной степени быть исключена. Кроме того, почти полная зависимость от федерального бюджета (приблизительно 85% местного бюджета субсидируется федеральным центром)[43] и промосковски ориентированные элиты местных этнических групп составляют крепкие узы между Кремлем и Дагестаном, что вместе создает стимулы для этой республики оставаться частью Российского государства.
Следует также заметить, что историческому союзу чеченцев с горцами Дагестана был нанесен серьезный ущерб в 1944 году, когда чеченский народ подвергся сталинской депортации. Тринадцатью годами позже, возвращающиеся на родину чеченцы нашли многое из своей собственности и часть своих исконных территорий отошедшими к их прежним союзникам, что, безусловно, не могло не отразиться на их былом единстве против Москвы.[44] Решительное нежелание этой республики порвать с Москвой показала и противоречивая дагестанская экспедиция Басаева, (август/сентябрь 1999г.), которая, разумеется, не смогла привлечь поддержку в Дагестане. Чеченский сепаратизм не привел к сепаратистским движениям в других Северно-Кавказских республиках, и Дагестан здесь не исключение из этой тенденции, а скорее его подтверждение. Лихорадочное стремление эпохи Ельцина взять «столько суверенитета» сколько можно «проглотить» было вызвано, в значительной степени, не рвением регионов отсоединиться, а пост-советским хаосом в Москве. С восстановлением федерального центра этот хаос «лихорадки суверенитетов», несомненно, закончился.
Закругляя эту тему, следует так же отметить несостоятельность самой логики утверждения о том, что военная кампания России в Чечне служит сдерживанию потенциальных сепаратистских настроений в других российских республиках. Гуманитарные ужасы войны и масштабы разрушений в Чечне едва ли могут увеличить симпатии регионов к Кремлю. Напротив, они только способны привести к опасениям произвольного насилия власти, но угроза насилия – плохая основа, если цель России состоит в том, чтобы построить демократическую федерацию - тип государства, предполагающий быть основанным на общих ценностях и интересах, и разделении внутреннего суверенитета его составными частями. Страх периферий перед сильным центром, с другой стороны, является основанием для колониальной империи – тип государства который Россия, предположительно, должна стремится оставить в прошлом. Территориальная целостность России обслуживается не внутренним насилием произвольного правления, а реальными реформами местных и центральных государственных структур, усовершенствованием социально-экономических условий, также как устранением этнической и религиозной нетерпимости. В этом смысле, не политическое решение российско-чеченского конфликта ставит под угрозу территориальную целостность России, а наоборот, продолжение войны.
Москва неоднократно заявляла, что проблема России с Чечней лежит не в сепаратистских устремлениях последней, а в угрозах безопасности России, к которым якобы может привести отсоединение Чечни. В своей книге-интервью, отвечая на вопрос о возможности отсоединения Чечни, президент Путин заявил: «Это возможно, но проблема - не в отсоединении». Согласно Путину, «Чечня не остановится с ее собственной независимостью. Она будет использоваться как плацдарм для организации дальнейших нападений на Россию». Путин предполагает, что цель таких нападений будет «захват территории».[45] Восемнадцатого июня 2001 президент Путин повторил интересы безопасности России в Чечне на пресс-конференции в Кремле. Предлагая его обычные оправдания за российскую военную кампанию, и заметив, что он лично предпочитает видеть Чечню в составе России, Путин снова подчеркнул, что «сегодня вопрос о зависимости или независимости Чечни от России не имеет абсолютно никакой фундаментальной важности». Путин заявил, что фундаментально важна для России только одна сторона: «мы не позволим использовать эту территорию как плацдарм для нападения на Россию».[46]
Россия указывает на неудачу попытки Чечни создать стабильность в 1996-99 годах и на противоречивый поход Басаева в Дагестан в 1999 году как на примеры потенциальных опасностей отсоединения Чечни. Однако вряд ли возможно игнорировать то, что Россия непосредственно и косвенно несет существенную часть ответственности за то, в чем она обвиняет Чечню. Тут можно напомнить о роли российских спецслужб в поддержке криминальных групп в Чечне, о нерешенных отношениях с Москвой, которые ограничили возможности президента Масхадова, о противоречиях роли Москвы в дагестанских событиях 1999 года, об остающихся тайной взрывах жилых домов в России, включая Рязанский инцидент, где Федеральная Служба Безопасности России была уличена в попытке подрыва жилого многоэтажного гражданского дома, о преднамеренном отказе Кремля помочь послевоенному восстановлению Чечни, и, прежде всего, о преступлениях, зверствах и разрушениях первой войны, которая непосредственно создала почти неуправляемую ситуацию для послевоенного чеченского руководства.
Кроме того, можно так же указать на катастрофическое ухудшение ситуации с началом второго российского вторжения в Чечню (что ясно демонстрирует полное несоответствие мер, якобы предпринятых для исправления бед отсоединенной Чечни), и на сомнительность предполагаемого чеченского намерения «захватить дополнительную территорию». Так же можно сослаться и на многие другие факты и аргументы, которые могут быть легко добавлены к этому длинному списку проступков и преступлений. Но проблема, рассматриваемая здесь, независимо от степени подлинности обвинений России против отделенной Чечни заключается в том, что Россия, как любая другая страна, включая Чечню, имеет право беспокоиться угрозами безопасности на ее рубежах, так же, как Чечня, подобно России, имеет право быть свободной от нетерпимости, экстремизма и произвольного насилия.
Неуправляемая ситуация в Чечне между двумя войнами, как бы понятны ни были ее причины, безусловно является не тем, в чем нуждается и к чему стремиться чеченский народ, хотя даже эта плачевная ситуация была намного лучше чем две войны, которые предшествовали и последовали за этим периодом. Эффективное и избираемое правительство в пределах структуры функционирующей демократической конституции с разделением полномочий и системой балансов и проверок ветвей власти, в союзе со свободным рынком и правлением законности, бесспорно, является тем, чем должна стать будущая Чечня. Следует снова подчеркнуть, что лучшее будущее Чечни лежит в демократии и с демократическим сообществом. Тут стоит заметить, что относительный чеченский скептицизм к термину «демократия» ни коим образом не связан с тем, чем демократия является по своей сути (в конце концов, демократия означает правление народа, что точно отображает то, за что чеченцы борются), а с пониманием демократии на трагическом опыте чеченцев в ее печальном состоянии в сегодняшней России. Объяснение различия между подлинным демократическим государством и сегодняшней Россией гарантирует широкую поддержку чеченским населением демократизации Чечни.
Резюмируя, следует повторить, что Чечня потеряла всякую значимость для России в контексте прежней открыто реваншистской российской политики в регионе, также как в контексте политики нефти. Кроме того, угроза так называемого эффекта домино основана на ложных предположениях и поэтому является больше попыткой оправдания, чем объективным аргументом против отсоединения Чечни. Однако, Россия, подобно Чечне и любой другой стране, имеет право быть свободной от угроз безопасности на ее границах. Поэтому, задача состоит в том, чтобы найти путь, который гарантирует законные интересы и России, и Чечни. Это может быть достигнуто, удовлетворением легитимных стремлений Чечни при одновременном учете подлинных интересов безопасности России. Как показывает следующая глава, обусловленное признание независимости через переходный период нескольких лет под международной администрацией является правильным решением этой задачи.
Условное (или обусловленное) признание правительства или государства – это принцип, ставящий признание данного лица в прямую зависимость от выполнения им предварительно согласованных условий. Правильное применение этого принципа через механизм международной администрации способно решить российско-чеченский конфликт с учетом интересов всех сторон. Идея проста: преобразование Чечни в истинно демократическое, мирное государство через переходный период нескольких лет международной администрации. Предлагаемая формула может и не быть чудотворной, но она представляет собой реальный механизм решения проблемы, удовлетворяющий легитимные устремления Чечни при одновременном учете подлинных интересов безопасности России, также как и интересов безопасности Грузии и международного сообщества в целом.