Несоответствие между возможностями словообразовательной системы и лексическими нормами словоупотребления также препятствует появлению однословных новообразований, т.е. вступают в силу ограничения, идущие от лексики. Так, отсутствуют некоторые соотносительные с именами лиц мужского пола наименования женщин с суффиксом к(а): пилот - Æ (пилотка - головной убор), матрос - Æ (матроска - вид одежды), штукатур Æ (штукатурка - материал), электрик - Æ (электричка - поезд), выходец - Æ (выходка - отрицательно оцениваемый поступок) и др.
Е.А.Земская указывает, что образованию производного слова какого-то типа могут препятствовать не только факты омонимии (т.е. занятость слова той же формы выражением иного значения), как в приведенных выше случаях, но и занятость данного “семантического места” иным словом, например непроизводным словом другого корня. Так, при наличии активного суффикса -онок/енок для образования названий детенышей наряду с частотным соотношением типа тигр - тигренок, волк - волчонок, слон - слоненок, заяц - зайчонок в русском языке есть соотношения собака - щенок, свинья - поросенок, курица - цыпленок, лошадь - жеребенок, овца - ягненок. Наличие этих названий детенышей препятствует образованию слов с суффиксом онок/енок от перечисленных основ /117, c. 202/.
В ряде случаев явление языка может быть закономерным со всех точек зрения (фонематической, семантической и др.), но недостаточным для осуществления полноценной коммуникации. Например, от отглагольных прилагательных с суффиксом -к(ий) (ломкий) с формальной и семантической точек зрения вполне возможно образование глаголов со значением становления признака. Их отсутствие (ломчать и т.п.) И.С.Улуханов объясняет тем, что, вероятно, при обязательном чередовании к/ч перед суффиксом глагола невозможна идентификация основы ломч- и соотнесение ее с ломкий /307, с. 297/. Очевидно, только различием в частотности можно объяснить отсутствие форм первого лица единственного числа от ряда глаголов с односложным корнем и чередующейся согласной (басить - башу, чадить - чажу, дудеть - дужу) при наличии аналогичных форм у более частотных глаголов (носить - ношу, водить - вожу и т.п.).
Г.С.Зенков называет важнейшие причины появления абсолютных лексико-словообразовательных лакун. Первая из них - недопустимость фонетической сочетаемости: махщик, таскщик, сучщик (сучильщик), черпщик (черпальщик) и др. Вторая - стремление избежать семантической нечеткости, расплывчатости производных образований, точнее, - стремление не допустить разрушения означаемой стороны модели. Так, наряду с бытующими существительными полольщик, смолильщик, дубильщик, гранильщик, купальщик и т.п. с точки зрения фонетической сочетаемости вполне допустимы сольщик, смольщик, гранщик и т.д., но языковая практика избегает их, потому что в семантическом отношении такие существительные были бы двусмысленными: купщик могло быть осмыслено как производное и от купать - купка и от купить; гранщик - и от гранить и от грань; смольщик - от смолить и смола /121, c. 20/.
Теоретические основы формального (фонетического) ограничения, на которое указывают Е.А.Земская, И.С.Улуханов, Н.Ф.Клименко, Г.С.Зенков и др., разработаны Ф. де Соссюром, который назвал его “первым и наиболее важным”. “...фонетические изменения являются деструктивными факторами в жизни языка. Всюду, где они не создают чередований, они способствуют ослаблению грамматических связей, объединяющих между собой слова; в результате этого бесполезно увеличивается количество форм, механизм языка затемняется и усложняется в такой степени, что порожденные фонетическим изменением неправильности берут верх над формами, которые группируются по общим образцам...”. К счастью, действие этих изменений уравновешивается действием аналогии /273, c. 195/.
Впрочем, “далеко не все явления языка в равной мере поддаются объяснению. С синхронной точки зрения в разной степени объяснимы или вовсе не объяснимы многие лакуны, аномалии и нерегулярности в структуре и функционировании единиц языка и в отношениях между ними” /307, c. 291/.
4.12. Мотивированные и немотивированные лакуны
Наблюдается немало случаев, когда, например, мясо той или иной птицы употребляется в пищу, а универба не имеет и вместо него употребляется название самой птицы. Так, в книге “Блюда из дичи” находим: вальдшнеп жареный, сойка пикантная, лысуха тушеная, куропатка маринованная, блюдо из казарки и др.
Если голубь - голубятина, глухарь - глухарятина, то бекас - Æ (бекасина не зафиксирована в современных толковых словарях), лысуха - Æ, сойка - Æ. Нет обозначения для съедобного мяса водоплавающей птицы: нырок - Æ, гоголь - Æ, кряква - Æ, чирок - чирятина, свиязь - Æ, шилохвость - Æ, козодой - Æ и др. Это немотивированные коммуникативные лакуны: концепт коммуникативно релевантен, а универбы почему-то отсутствуют.
Немотивированные лакуны, таким образом, отражают отсутствие в языке слова при наличии в действительности данного народа соответствующего предмета, явления, процесса. Существование немотивированных лакун объяснимо историческими, культурными традициями, социальными причинами.
Зафиксировать наличие тех или иных концептов в национальном сознании и соответствующих им семем – в лексико-семантической системе языка несложно, а вот объяснить отсутствие лексем национально-культурными причинами возможно далеко не всегда.
Мотивированные лакуны отражают отсутствие в языке слова вследствие отсутствия предмета, явления в самой действительности народа, в тех случаях, когда это отсутствие объяснимо. Например, в парадигме “специалист по разведению животных” наблюдаем: овца - овцевод, кролик - кроликовод, собака - собаковод, свинья - свиновод, кит - Æ, лев - Æ, слон - Æ, кабан - Æ, конь - коневод, крыса - Æ, носорог - Æ, заяц - Æ, ягуар - Æ, волк - Æ. Все лакуны в этой парадигме - мотивированные: никто не разводит китов, кабанов, львов, крыс, носорогов и т.п., в таких “специалистах” нет необходимости, поэтому нет и слов, их обозначающих.
Немотивированные лакуны легко обнаруживаются в замкнутом семантическом поле микропарадигмы существительных, мотивированных существительными, обозначающими рыб: лосось - лососина, осетр - осетрина, палтус - палтусина, белуга - белужатина, сайра - Æ, минтай - Æ, путассу - Æ, налим - Æ и др. Все эти виды рыб повсеместно употребляются в пищу, однако концепты “мясо сардины”, “мясо наваги”, “мясо карпа” и др., существуя в сознании носителей языка и коммуникативно востребованные, никак не обозначены в отличие от концептов “мясо осетра”, “мясо лосося”, “мясо калуги” и некот. др.
Таким образом, эти две группы лакун выделяются с точки зрения причин их возникновения.
Этот тип лакун можно проследить на примере того, как из активного словаря носителей языка выпали лексемы, связанные со знаменитой когда-то, а потом исчезнувшей царской соколиной охотой: соколятник (сокольник) - человек, приставленный к охотничьим соколам для ухода за ними, их обучения, сокольничий - старший над соколятниками, соколятня (сокольня) - помещение для охотничьих соколов. Однако поскольку и теперь встречаются охотники-одиночки, которые держат ловчих птиц, соколятник, соколятня не окончательно исчезли из языка.
Относительной лакуной можно считать существительное чирятина (мясо чирка), зафиксированное в словаре Д.Н.Ушакова с пометой “областное” и широкому кругу носителей языка вряд ли известное. К этому же типу лакун уместно отнести существительные лебедина, лебяжина и даже лебедятина, т.к. прекрасная птица лебедь сейчас стала редкостью, большинство россиян ее даже увидеть не могут, не то что лебяжины отведать. И о лебядчике (охотнике на лебедей) можно узнать только из литературы прошлого века или словаря В.И.Даля.
“Лакуны могут быть относительными, когда слово или словоформа, существующие в национальном языке, употребляются очень редко”, - считает Ю.С.Степанов, имея в виду, правда, относительные межъязыковые лакуны /277, с. 121/. Об этом же типе лакун пишет О.А.Огурцова: “Лакуны могут быть относительными, когда слово (или словоформа), существующее в родном языке, употребляется очень редко и еще реже встречается при переводе на сопоставимый иностранный язык. В случае относительных лакун речь идет о частотности употребления слов, о большей или меньшей значимости данного понятия, общего для двух языков” /219, с. 80/. Мнение обоих исследователей применимо и к лакунам в русской лексике, в данном случае - к словам, частотным в прошлом и ушедшим из активного словаря в наши дни. Наличие такого рода лакун в лексической системе языка обусловлено традициями национальной культуры и быта века минувшего и века нынешнего.
Частота употребления того или иного слова зависит, кроме ряда других причин, от степени своей устарелости. Можно ли, например, с этой точки зрения поставить в один ряд такие слова, как злодей, словесность, наперсник, выя, тать? М.Н.Нестеров считает, что особенно устарели слова типа наперсник, перси, ланиты, выя, агнец, вельми, понеже, поелику, герольдия, камергер, рескрипт, алебарда, повытчик, кравчий и т.д. “Некоторые из них уже непонятны подавляющему большинству рядовых носителей языка, не имеющих специальной подготовки. Они стоят как бы на грани полного устаревания и выпадения из лексической системы современного русского языка. Их связь с современной языковой системой поддерживается в основном литературными традициями, как у слов перси, наперсник, ланиты, широко употребительные в поэтической речи русского языка конца XVIII - начала XIX в., или у слов понеже, поелику, яко, долгое время удерживавшихся в официально-деловом стиле. В функции общения они уже, как правило, не употребляются. Заметно снижены, по сравнению с предыдущими разновидностями, и их стилистические функции” /207, с. 6-7/.