Именно такого рода слова мы склонны считать относительными лакунами
Изложенная точка зрения, естественно, не единственная в отечественной лингвистике. И редко употребляющимися лексемами (относительными лакунами) являются не только устаревающие или устаревшие слова. Существует две точки зрения на пассивный словарный запас современного русского языка. В расширенном понимании (Г.П.Баранникова, А.А.Реформатский, Д.Э.Розенталь, М.А.Теленкова, М.В.Арапов и др.) - это часть словарного состава языка, состоящая из лексических единиц, употребление которых ограничено особенностями означаемых ими явлений (названия редких реалий, историзмы, термины, собственные имена), или лексических единиц, известных только части носителей языка (архаизмы, неологизмы), используемых только в отдельных функциональных разновидностях языка (книжная, разговорная и др. стилистически окрашенная лексика).
К этой точке зрения близки авторы “Русского толкового словаря”, которые исключили из него областные слова, в минимальном количестве представив устарелые слова и значения, а из разговорных, просторечных, книжных, специальных слов - лишь наиболее употребительные /180, с. 7/.
Другие лингвисты (Н.М.Шанский, М.И.Фомина, Ф.П.Сорокалетов и др.) в пассивный словарь относят часть словарного состава языка, понятную всем владеющим данным языком, но малоупотребительную в живом повседневном общении. Это устаревшие или устаревающие слова и неологизмы, которые еще не вошли в привычное словоупотребление.
Существует и психолингвистическая интерпретация этого явления: совокупность лексических единиц, которые понятны носителю языка, но не употребляются им в спонтанной речи.
Таким образом, если за основу критерия выделения относительных лакун взять “частотность употребления слов, бóльшую или меньшую значимость данного понятия” /219/, то внутриязыковыми относительными лакунами пришлось бы признать устаревшие, устаревающие слова, неологизмы, термины, существующие в языке, но не употребляющиеся в функции общения или употребляющиеся сравнительно редко ограниченным кругом коммуникантов.
На этот тип лакун указал польский лингвист Е.Курилович. Он отметил скрытое присутствие понятия “фруктовое дерево” в названиях его плодов (вишня, груша, слива, абрикос, персик и др., но яблоко - яблоня). Отмечая способность языка выражать понятие скрыто, без формальной манифестации, В.И.Жельвис /92, с. 140/ выделяет разновидность латентной лакуны, которую Д.Н.Шмелев /348, с. 130-131/ анализирует в еще более обширном контексте: береза, тополь, сосна, пальма и т.д.
Этот тип лакун довольно широко представлен в русской лексической системе. Например, различные продовольственные культуры: зерновые - пшеница, рожь, ячмень, овес, кукуруза (растения и урожай от них); крупяные - просо, рис, чумиза, сорго (но гречиха - гречка); бахчевые - арбуз, дыня, тыква; многие овощи - капуста, свекла, перец, лук, чеснок и др.; ягодные - смородина, крыжовник, малина и т.п.
Латентные лакуны обнаруживаются в уже отмечавшемся лексемном пространстве поля «Рыбы», где совпадают названия рыб и их мяса.
Исследуя одно из самых больших лексико-семантических полей русского языка - “Общение”, М.В.Шаманова отметила, что процесс общения может обозначаться как глаголами, так и существительными (общаться - общение, разобщаться, разобщить - разобщение и т.п.). Но иногда образовать существительные невозможно: орать - (ср. кричать - крик), якшаться, молоть, городить и т.д. /336, с. 35- 36/.
Этот тип лакун как нельзя лучше демонстрирует положение И.С.Улуханова о том, что “потенциальная единица языка может соответствовать всем свойствам системы и тем не менее не быть реализованной; и, наоборот, реализованной может быть единица, не соответствующая или не полностью соответствующая системным закономерностям” /307, с. 291/.
Используемый этим автором принцип полноты описания, предполагающий описание не только реально существующих языковых единиц, но и потенциальных (слов, форм, морфем и др.), возможных на основе формообразующих связей, позволяет обнаружить лакуны на фоне частеречной принадлежности в подгруппе функциональных наименований лиц, выраженных существительными мужского рода, мотивированными глаголами или отглагольными существительными со значением “носитель процессуального признака” (способом суффикации). Тот, кто агитирует, - агитатор, аккомпанирует - аккомпаниатор, балагурит - балагур, блудит - блудник; нет соответствующих существительных от глаголов аплодировать, аргументировать, баллотироваться, благословлять, бодриться, бодрствовать, бояться, браниться и мн. др. Но от большинства таких глаголов образуются причастия, которые и используются для обозначения носителя процессуального признака: аплодирующий, баллотирующийся, благословляющий, верующий и др.
4.16. Лингво-культурологические лакуны
“Национальный язык - это не только средство общения, знаковая система для передачи сообщения, - пишет Д.С.Лихачев. - Национальный язык в потенции - как бы “заместитель” русской культуры; итак, богатство языка определяется не только богатством “словарного запаса” и грамматическими возможностями, но и богатством концептуального мира, концептуальной сферы, носителями которой является язык человека и его нации. Концептуальная сфера, в которой живет любой национальный язык, постоянно обогащается, если есть достойная его литература и культурный опыт. Она трудно поддается сокращению, и только в тех случаях, когда пропадает культурная память в широком смысле этого слова” /177, c. 6, 8 -9/.
Автор отмечает, что бывают чрезвычайные обстоятельства, при которых концептосфера языка может резко сократиться. Такое чрезвычайное обстоятельство имело место, например, в 1918 г., когда декретами советской власти было отменено преподавание церковнославянского языка и Закона Божия. Было прервано постоянное обращение к молитвам и богослужебным текстам, особенно к Псалтыри, к текстам на церковнославянском языке, которое на протяжении тысячелетия служило важнейшим источником обогащения концептосферы русского языка. Церковнославянские слова, выражения и формы слов не только обогащали русский литературный язык и просторечие, но и вносили оценочный элемент в мышление.
В результате узуальный опыт носителей языка в последующих поколениях понес невосполнимые утраты, отдельные семантические участки этого опыта превратились в “зоны нечувствительности”. Возникшие при этом “белые пятна” - лакуны - можно считать интракультурными, точнее, - лингво-культурологическими (термины Ю.А. Сорокина и И.Ю.Марковиной). И.Ю.Марковина замечает по этому поводу: “Представляется целесообразным и методологически оправданным распространение понятия “лакуна” как на сопоставление языков, так и на некоторые другие аспекты культуры. С одной стороны, такое расширение понятия “лакуна” основывается на положении о тесной взаимосвязи языка и культуры, с другой, - выявление наряду с языковыми лингво-культурологических и культурологических лакун может, по-видимому, способствовать установлению некоторых конкретных форм корреляции языка и культуры” /188, с. 37/. Такие лакуны мы ранее называли диахроническими, но термин Ю.А.Сорокина лингво-культурологическая лакуна - более удачен, лучше характеризует данный тип лакун.
“Лакуны могут исчезать не только путем заполнения, но и появляться, когда тот или иной язык перестает ощущать потребность в определенном понятии - исчезновение многих историзмов из русского языка является яркой иллюстрацией этого положения, - пишет В.Л.Муравьев. - В этом плане можно говорить о наличии лакун в современном языке не только относительно другого языка, но и в отношении прошлого состояния этого же языка. Так, в ходе развития русского языка из него исчезли многие слова, выражающие понятия, которые современный русский язык может выразить лишь перифразой (ср., напр.: древнерусское слово “послух” - в отличие от свидетеля тот, кто только слышал, а своими глазами не видел)” /200, c. 24/.
Автор “Словаря редких и забытых слов” В.П.Сомов отмечает, что в русском языке есть немало устарелых, малоизвестных, неупотребительных, необычных, непонятных слов, иначе говоря, - глосс (глосса, гр. glossa - устаревшее или малоупотребительное слово). На наш взгляд, для проблемы лакунарности интерес представляют именно забытые, а не устарелые слова. Дело в том, что не каждое устарелое слово забыто и не каждое редкое слово устарело. В этом нетрудно убедиться, если заглянуть в “Словарь русского языка” С.И.Ожегова. Здесь чуть ли не треть слов имеет пометы “устарелое”, “старинное”. Но их трудно признать редкими и забытыми: они часто употребляются и в литературе и в устной речи (амурный, зазноба, экзекуция). Иное дело - такие слова как покоювка (горничная), ряд (договор в Древней Руси), сувой (сугроб), фурлейт (солдат, находящийся при военных фурах - больших, длинных телегах для клади), хизнуть (хиреть, становиться слабым, болезненным), царан (крестьянин) и мн. др. Таким словам и выражениям несть числа (отмечает В.П.Сомов), потому что пласт слов, которым имя глосса, в русском языке довольно мощный.