1) Белый стан с шнуровочной, Да красный кушак. — Что за круг меж бровочек, Кумашный пятак?
2) Красный бант в волосах! Красный бант в волосах! А мой друг дорогой — Часовой на часах
3) И плащ его красен, И конь его бел
4) — Всё восхваляли! Розового платья Никто не подарил!
5) Полыхни малиновою юбкой
6) Молодость! Мой лоскуток кумашный!
7) Колотёры-молотёры, Полотёры-полодёры. Кумашный стан, Бахромчатый штан
8) Кафтан — нет белее.
Кушак — нет алее...
9) В небе-то — ясно, Темно — на дне. Красный один Башмачок на корме
10) Я не танцую, — без моей вины
Пошло волнами розовое платье
11) За плащом — рдяным и рваным
12) За пыльным пурпуром твоим брести в суровом Плаще ученика
13) Огненный плащ его, Посвист копья его, Кровокипящего Славьте — коня его!
14) Девчонка Моя кровать была бы голубая, Нет, — алая! А в головах — Амур
15) Словно лес какой червонный —
Все склоняются знамена...
В цитированных контекстах знаковый характер имеет фольклорное сближение красного и белого как выразителей положительных эмоций (1, 8), «красный бант» героини (2) — знак ее страсти, «красный башмачок» княжны, погубленной Разиным (9), — след и знак ее жизни, «розовое платье» героини — знак ее мечты в одном контексте (4) и знак юности в другом (10), «малиновая юбка» (5) и «лоскуток кумашный» (6) — знаки молодости на излете, «алая кровать» (14) — знак мечты о красивой и богатой жизни девчонки из пьесы о Казанове, «пыльный пурпур» (12) и «рдяный плащ» (11) в цикле стихов «Ученик» символизируют духовную власть ведущего над ведомым, учителя над учеником, любимого над любящей; «кумашный стан» полотёров, отождествленный с пожаром (7), — символ бунта, революции; слово червонный непосредственно относится к знамени (15).
Значение 'цвет, связанный с горением — цвет огня или поверхностей, освещенных огнем, вещества, охваченного огнем или раскаленного, цвет ожога, а также цвет молнии' реализуется у Цветаевой употреблением слов красный, малиновый, пурпуровый, пурпурный, алый, червонный, золотой, а также многочисленными метафорами и перифразами типа зажглась, горит, пожар, костер, факел, петух, коралл. Слова собственно цветовой номинации представлены в таких контекстах:
1) Не красный пожар лесной
2) На красных факелов жгуты
3) С красной молнией и громом
4) Железом ты в меня впился, Как огневая полоса Под красными щипцами — След твоих рук — на память!
5) И, все уже отдав, сей черный столб
Я не отдам — за красный нимб Руана!
6) Огнепоклонник! Не поклонюсь! В черных пустотах твоих красных Стройную мощь выкрутив в жгут — Мой это бьет — красный лоскут!
7) Красною кистью
Рябина зажглась
8) Хворост — сер. Хочешь — ал?
Вместо хворосту — коралл
9) А вон за тою дверцей, Куда народ валит, — Там Иверское сердце, Червонное, горит
10) Под смуглыми веками —
Пожар златокрылый
11) Нагота ищет покрова, Оттого так часто горят
Чердаки — часто и споро —
Час, да наш в красном плаще!
12) Грязь явственно сожжена! Дом — красная бузина! Честь царственно спасена! Дом — красная купина!
13) В сини волны в упор Грудь высокую впер. Посерёдке — костер, Пурпуровый шатёр
14) Жив! Не сожжен, а жгущ, Бьющ — тако огнь пурпурный Лемноса
15) То не два крыла — В золотой костер, То Царевич наш Две руки простер,
Две руки свои разом поднял
В золотую зарю господню!
Примеры показывают, что в перифрастических обозначениях огня, содержащих слово красный, именной частью являются, как правило, названия конкретных предметов, одежды, плодов, построек и т. д.: красный шатер, красный факел, красный лоскут, красный плащ, красная бузина и др., но наряду с такими перифразами типичны для Цветаевой и перифразы, отсылающие к традиционной библейской символике: красный нимб, красная купина, В таком словоупотреблении можно видеть одно из важнейших свойств цветаевской поэтики — представление символа материальной субстанцией.
Цвет крови или веществ и поверхностей, окрашенных кровью
Это значение представлено в поэзии М. Цветаевой употреблением слов с четырьмя различными корнями: красный, пурпурный, пурпуровый, рдеть (рдянь), ржавый:
1) Красною кровью своей клянусь
И головою своей кудрявой
2) Не отца седого скорбь Черная, не крови братней Ныне выцветшие пятна, — Пурпурные и поднесь!
3) Пурпуром омрача Меч, улыбался, аще Бог
4) Т е з е й
Убей, Царь! Да рдеет Меч!
5) Ночь — ежели черная,
— Кровь ежели красная,
Бабёнка невздорная,
Да на всё согласная
6) Вынимает из тела грешного
Пурпуровую — всю — булавочку
7) Царь, еще не докончил сказки! Этой крови узревщи рдянь, Царь, сними роковую дань С града грешного...
8) А от губ — двойной канавой — Что за след такой за ржавый?
— Бог спаси нашу державу! — Клюв у филина кровавый!
Слово кумач можно было бы отнести к этому ряду по цветовому подобию, на которое указывает контекст, но не по способу цветовой номинации:
А кумач затем — что крови
Не видать на кумаче!
Цветообозначения, связанные с указанной семантикой, представлены у Цветаевой словами красный, рдяный, румяный, розовый, смуглый, алый, вишенный, малиновый, пурпуровый или их однокоренными:
1) Губки красные — что розы: Нынче пышут, завтра вянут, Жалко их — на привиденье, И живой души — на камень
2) Лик — шар сургучовый, краснее клопа.
«Ох, батюшки, — так и ушел без попа!»
3) «Строен, рдян, Стар, сутул...» Мой заман! Мой посул!
4) Зардевшийся под оплеухою славы — Бледнеет
5) От румяных от щек —
Шаг — до черных до дрог!
6) Слово странное — старуха! Смысл неясен, звук угрюм, Как для розового уха Темной раковины шум
7) Полыхни малиновою юбкой, Молодость моя! Моя голубка Смуглая!
8) — Где, красавец, щеки алые?
«За ночь черную — растаяли»
9) Оттого что бабам в любовный час Рот горячий-алый — дороже глаз, Все мы к райским плодам ревнивы, А гордячки-то — особливо
10) Боже, в тот час, под вишней — С разумом — что — моим, Вишенный цвет помнившей Цветом лица — своим!
11) Исполать тебе, Царь-Буря, будь здорова!
Рот у мальчика — что розан пурпуровый!
Цвет зари и поверхностей, освещенных восходящим или заходящим солнцем
Это значение реализуется в поэтических произведениях М. Цветаевой употреблением слов красный, малиновый, рыжий, румяный, пурпуровый, смуглый, золотой и однокоренных:
1) Думаешь — глаз? Красный всполох — Око твое! — Перебег зарев!);
2) Заревом в лоб — ржа,
Ры-жая воз-жа!
3) А над Волгой — заря румяная, А над Волгой — рай
4) И льется аллилуйя
На смуглые поля
5) Всё выше, всё выше — высот Последнее злато. Сновидческий голос: Восход Навстречу Закату
6) Заря малиновые полосы
Разбрасывает на снегу
7) Небо дурных предвестий: Ржавь и жесть. Ждал на обычном месте. Время: шесть
8) Все в пурпуровые туманы
Уводит синяя верста.
Специфика употребления членов этого ряда в цитированных и подобных им контекстах состоит, по-видимому, в том, что Цветаева обозначает солнечный свет преимущественно в переходных состояниях восхода и заката, т. е. свет, превращенный в цвет, что вызывает гиперболическое обозначение цвета поверхностей, освещенных солнцем.
Слово красный обозначает цвет солнца, зари в уподоблении огню («Красный всполох — ||Око твое! — Перебег зарев!»; «Красный круг заря прожгла мне») или крови (например, в образной системе цикла «Георгий»).
Цветаева в этом случае испытывает различные средства цветообозначения, выбирая из них наиболее сильные в каждом конкретном случае в соответствии с идеологическим, философским, эмоциональным содержанием произведения.
Поскольку поэтика М. Цветаевой — это во многом поэтика безмерности, безграничности, выхода за пределы, гипербола в ее творчестве — важнейшее средство передачи смысла. Гиперболичность цветообозначения может проявляться по-разному: формами превосходной степени прилагательных (белейший, наичернейший), сравнительными оборотами (Бузина глаз моих зеленей!), метафорой (И, упразднив малахит и яхонт), заместительным цветообозначением (Как дети, в синеве простынь).
Формы превосходной степени образуются у Цветаевой разнообразными способами, возможными в русском языке — присоединением суффикса -ейш-, приставок наи- и пре- — преимущественно от прилагательных черный и белый, изначально связанных с противопоставлением света и тьмы со всеми их коннотациями:
1)На дохлого гада
Белейший конь
Взирает вполоборота
2)Пребелейшей Ариадны
Все мы — черные вдовцы
3)Ревностнейшей из критянок,
В сем чернейшем из капканов
Мужу, светлому лицом, Афродита, будь лучом!
4)Мерься, мерься, взор пресиний, С тою саблей красною!
5)Что же мне делать, певцу и первенцу,
В мире, где наичернейший — сер!
Цветообозначения черного и белого, представленные в поэзии М. Цветаевой формами превосходной степени, в большинстве случаев совмещают в себе значения собственно цветовые и символические, связанные с понятиями радости и горя, добра и зла.
Оценочная инверсия черного и белого, составляющая особенность поэтического мира М. Цветаевой, практически не касается употребления форм превосходной степени прилагательных: вероятно, эти формы препятствуют их переосмыслению вследствие своей абстрагирующей потенции. Тем не менее в строке «В мире, где наичернейший — сер» превосходная степень прилагательного связана с положительной семантикой черного как с точкой отсчета, критерием оценки. Однако оценка наичернейший трактуется автором как ложная, принадлежащая чуждому миру эмоциональной и духовной ограниченности, а оценка сер принадлежит миру Цветаевой.