Во второй особенности ереси жидовствующих зафиксирована закономерность и правомерность места её зарождения – Новгород Великий. Здесь сказалось то обстоятельство, что только в Новгороде на то время сложились условия, благодаря которым ересь жидовствующих смогла проявить свои специфические духовные свойства, какие в другом месте были бы неисполнимы. Полно об этом сказал профессор В.М.Кириллин: «Должно, кроме того, помнить, что в плане накопления опыта критицизма именно Новгород Великий - благодаря своим разнообразным связям с окружающим миром, своему старинному вольнолюбию и горделивому стремлению к независимости, включая и духовную, от кого и чего бы то ни было - представлял собой особенно подходящее место: здесь без труда, в непосредственном общении могли быть почувствованы и оценены, например, отличия между православием и католичеством, между христианством и другими религиями; здесь запросто могли быть уловлены любые бродившие по миру идеи и настроения, здесь отлично - в области знания вообще - срабатывала разница потенциалов и, соответственно, легко возникало напряженное поле для умственных беспокойств и блужданий. Так что зарождение ереси жидовствующих не где-нибудь, а в Новгороде совсем не удивительно». Вторая особенность ереси жидовствующих явила вольнолюбие и свободу мыслеизъявления как свои характерные черты, и она сполна впитала в себе те свойства общественного климата Новгорода, о котором хорошо сказал В.О.Ключевский: «Дух свободы и предприимчивости, политическое сознание «мужей вольных», поднимаемое идеей могущественной общины «господина Великого Новгорода», - нигде более в Древней Руси не соединялось столько материальных и духовных средств, чтобы воспитать в обществе эти качества, необходимые для устроения крепкого и справедливого общественного порядка» (2000,кн.1,с.429), именно против этих черт в ереси жидовствующих, прежде всего, был направлен крестовый поход секты воинствующих церковников.
И, наконец, третья особенность ереси жидовствующих трактует о масштабе и размере самого явления, взятого в контексте всего общества. По сути, третья особенность есть продолжение двух первых отличительных качеств ереси жидовствующих. Если в одной из них говорится о культурной содержательности ереси, а в другой – о её вольнолюбивом сознании, то в третьей представляется общественная природа ереси жидовствующих, которая не только проникла в культуроносные пласты общества, но и обволокла все иерархические подразделения тогдашнего русского государства. Ересь, как сообщает Андрей Зубов, «поразила высшее белое духовенство крупнейших городов Русского царства, монашество, светскую интеллигенцию, придворные сферы, вплоть до самого великого князя и его ближайших сродников». Величина распространения ереси среди русского населения была настолько значительна, что привела в ужас главного борца с ересью преподобного Иосифа Волоцкого, который известил: «С того времени, как солнце православия воссияло в земле нашей, у нас никогда не бывало такой ереси в домах, на дорогах, на рынке все, иноки и миряне с сомнением рассуждают о вере. основываясь не на учении пророков, апостолов и святых отцов, а на словах еретиков, отступников Христа; с ними дружат, пьют и едят, и учатся у них жидовству».
Уже только одно, что люди, как заметил главный хулитель ереси, учатся у еретиков, а не еретики учат (внушают, насаждают, внедряют, прельщают) русских людей, говорит вполне однозначно, что имеет место не ересь, не крамола, не эксцесс вольномыслия, а монолитное, целеопределённое общественное движение духовного плана. Эта всесторонняя процедура и есть та целокупность, что вобрала в себя все особенности, отличительные признаки и странности феномена ереси жидовствующих, выступающей в небесноисторическом облике как характерная просветительская деятельность, проявление самобытного русского Просвещения. Итак, основополагающим следствием, находящимся в соответствии с небесноисторическим постулатом об имманентности исторического явления, заявляется вывод о том, что инициатором и производителем ереси жидовствующих в её генетически первородном виде положен не еврейский, а сугубо русский источник. Однако это положение вовсе не исключает еврейский духовный актив из периодизации русской истории, а предусматривает участие еврейского материала в незнаемом ранее своеобразном смысловом виде, о чём речь будет идти далее.
Небесноисторический подход избавил ересь жидовствующих, взятую как специфический исторический акт, от принципиального упущения – «странного» исторического облика, не имеющего ни причин, ни следствий. Исторический контекст враз превратил ересь жидовствующих в компактное целокупное общественное движение, которое не только имеет собственную историческую привязку в цепи времён, но и знаменательно в качестве важнейшего переломного события истории земли Русской. М.С.Каретникова вывела: «В XV веке Россия освободилась сначала от господства греческой церкви, Византии, а затем — от татарского ига. В 1453 году Византия пала под ударами турок, и с нею кончилось существование Восточной Римской империи. Центром православия стала Москва. В 1480 году произошло великое «стояние на Угре», в результате которого армии Ивана III и татар разошлись в разные стороны, и иго кончилось в известном смысле мистическим образом, как и впоследствии у нас неоднократно происходило с другими формами «ига». Общественное потрясение от этих событий вылилось в эсхатологическое ожидание «конца света» и московско-новгородское реформационное движение, которое было уничижительно прозвано ересью «жидовствующих».
Однако столь общий ретроспектив, показательный для историков, анализирующих период ереси жидовствующих, хоть и подтверждает появление ереси жидовствующих на русском общественном поле, но не даёт возможности проникнуть в небесноисторическую глубину, определяющую подлинную историческую значимость ереси. С этим блестяще справились «профессиональные» историки, знатоки общей русской истории в её земном облике. Особо выделяется интеллектуальный В.О.Ключевский, который, хотя и не упоминает о «ереси жидовствующих», но блистательно раскрыл суть исторического явления. В своих знаменитых лекциях Ключевский заявил, что «положение Русской земли в половине XV в. можно определить двумя чертами: политическое порабощение извне и политическое раздробление внутри. На всём пространстве нашей равнины, где только обитала Русь, кроме Вятки, не было деревни, которая не находилась бы под чужим иноземным игом…В такой обстановке Иван III продолжал дело своих предшественников, великих князей московских. Ещё до него на протяжении полутора столетий мы наблюдали в истории северной Руси два параллельных процесса: собирание земли и сосредоточие власти, постепенное территориальное расширение вотчины московских князей за счёт других княжеств и постепенное материальное усиление великого князя московского за счёт удельных» (2000,кн.1,с.438-439).
Это означает, что испокон веков внутри недр русского духа зрела и вызревала идея соединения и сочленения духов в нечто общее и единое, другими словами, русский дух формировал свою духовность, тобто коллективное, единое для всех индивидуальностей. Это обстоятельство знаменательно в том отношении, что русский дух таким образом демонстрировал свою врождённую способность к восприимчивости философского мышления, что в корне отвергает бытующее до сих пор мнение, что русская философия является производным европейского мудролюбия. О зрелости стихийного русского философского созерцания говорит факт того, что идея о соединении русских людей в единое сообщество переросло в мысль о самодержавии, а период ереси жидовствующих есть время, когда мысль о самодержавии переходит в мировоззрение, когда великий князь Иван III (1440-1505) впервые в русской истории заимел титул «царь вся Руси», когда окончательно определились контуры Московского государства.
Ключевский резюмировал: «Вот тот основной факт, от которого пошли остальные явления, наполняющие нашу историю XV и XVI в.в. Можно так выразить этот факт: завершение территориального собирания Северо-Восточной Руси Москвой превратило Московское княжество в национальное Великорусское государство и таким образом сообщило великому князю московскому значение национального великорусского государя». К этому заключению Ключевский сделал любопытную приписку, в которой говорится о связи с «…одной идеей, пробуждающейся в московском обществе около этого времени, - идеей национального государства. Эта идея требует тем большего внимания с нашей стороны, чем реже приходится нам отмечать прямое участие идей в образовании фактов нашей древней истории». Симптоматично, что здесь впервые громогласно заявлено о действии в русской истории земных и небесных элементов, и благодаря чему оказалось возможным оценить значение открытия Ключевского, что «…в центральной и северной Руси сложилось новое племя в составе русского населения, образовалась новая народность – великорусская. Но до половины XV в. эта народность оставалась фактом этнографическим….Теперь вся эта народность соединяется под одной государственной формой, вся покрывается единой политической формой» (2000,кн.1,с.с.444,445,444).
В небесноисторической шкале ценностей значение имеет не только и не столько «политическая», тобто земная, форма, сколько духовное небесное содержание, - стало быть, если имеется великорусская народность, то в обязательном порядка наличествует соответствующая духовность, которая в данном случае насыщена до предела мыслью о самодержавии. Царское самодержавие не только обеспечивает новый облик государственности, не только образует новые общественные отношения, но и, создавая новый этнический тип обывателя – великорусскую народность, сооружает историко-этнографический рубеж между двумя мирами: Руси, как конгломерата удельных княжеств и монастырских вотчин, и Руси, как централизованного целокупного Московского государства. Говоря иначе, процесс обратился в проблему, проблему создания совершенно нового на Руси типа общественной организованности русских людей – государство-духовность (царское самодержавие), вырастающего из прежней вечевой формы княжеского феодализма – государство-народности.