3. РУССКИЙ ФОЛЬКЛОР
Мысль о плодотворном влиянии еврейского духовного материала на русскую внутреннюю катавасию Фёдор Курицын извлёк, таким образом, из самой гущи русского духа – народного фольклора. В этом Курицын явил своё философское дарование даже с большим гениальным размахом, если бы он эту связь придумал. Курицын отчётливо ощущал свою целевую философскую установку: создать идеальное обоснование великорусской народности как духовности единоличного самодержавного царя. А это означало, что необходимо из русского духа создать такое коллективное (духовность), которое закономерно сочеталось бы с материальным коллективным – народом. В русском фольклоре Курицын увидел эту чудодейственную форму сочетания русского духа с таинственным foetore Judaico (иудейский дух), что и сподвигло его на такую просветительскую деятельность, где эпицентр был сосредоточен на еврейской духовной мудрости. Конечно, подобные рассуждения в летописной документалистике о Фёдоре Курицыне отсутствуют, но глубокие последующие специальные исследования в русской фольклористике дают достаточные основания предполагать у первого русского философа существование такой гениальной интуиции.
Итак, ересь жидовствующих в её небесноисторической ипостаси есть последовательное закономерное созревание подсознательного русского состояния. Это состояние состоит из двух видов: индивидуального – самобытной философской мысли сугубо русского порядка, и коллективного – как внешней формы этого индивидуального, как царской самодержавной власти. Особенностью этого процесса является то, что царская власть в таком виде есть уникальное единоличное достояние только русского люда – русская духовность, данной в государстве-духовности. Аномальной своеобразной чертой этой особенности выступает необъяснимо большая примесь еврейского вещества. Ранее, в трактате «Слёзы мира и еврейская духовность» я предположил на основе этой аномалии, что происхождение русского еврейства связано с ересью жидовствующих. Но предположение оказалось неверным, хотя бы потому, что в России того времени не было поселения евреев. Но зато выявилось нечто просто фантастическое: виртуальная связь духов, разобщённых между собой во времени и пространстве – связь еврейского и русского духов, констатированная в русском фольклоре.
В обширном своде древнерусских летописей, повестей, мифов, легенд присутствие элементов еврейской текстологии не только распространено, но укоренено с претензией быть органической частью. Так, в важнейшем памятнике русской старины XII века «Слове о полку Игореве», свои славословия автор передаёт через псалмы царя Давида. Но особо знаменательная картина открывается в «Повести временных лет» (XII век), о которой академик Д.С.Лихачёв сказал: «Можно смело утверждать, что никогда ни прежде, ни позднее до XVI в. русская историческая мысль не поднималась на такую высоту учёной пытливости и литературного умения» (1947,с.169). Профессор О.В.Творогов написал: «Для памятников средневековой историографии, посвященных проблемам всеобщей истории, то есть для хроник, было характерно начинать изложение «с самого начала», с сотворения мира, а генеалогические линии правящих династий возводить к мифическим героям или даже богам. «Повесть временных лет» не осталась в стороне от этой тенденции, - Нестор начинает свое повествование также с некоего исходного момента. Согласно библейской легенде, бог, разгневавшись на людской род, погрязший во всевозможных грехах, решил уничтожить его, наслав на землю всемирный потоп. Все «допотопное» человечество погибло, и лишь Ною, его жене, трем сыновьям и невесткам удалось спастись. От сыновей Ноя — Сима, Хама и Иафета — и произошли люди, населяющие ныне землю. Так говорилось в Библии. Нестор и начинает поэтому «Повесть временных лет» с рассказа о разделении земли между сыновьями Ноя, подробно вслед за византийскими хрониками перечисляя земли, доставшиеся каждому из них. В этих хрониках Русь, разумеется, не упоминалась, и летописец искусно вводит славянские народы в контекст мировой истории: в названном перечне после упоминания Илюрика (Иллирии — восточного побережья Адриатического моря или народа, там обитавшего) он добавляет слово «славяне». Затем, в описании земель, доставшихся потомкам Иафета, в летописи появляются упоминания русских рек — Днепра, Десны, Припяти, Двины, Волхова, Волги. В «части» Иафета, сообщает летописец, и живут «русь, чюдь и вси языци: меря, мурома, весь...» И далее следует перечень племен, населяющих Восточно-Европейскую равнину». Отсюда следует, что в основу сведений, «откуду есть пошла Русская земля», положена еврейская (ветхозаветная) схема сотворения мира, что никак не может классифицироваться, как ересь жидовствующих.
Дж.Д.Клиер считает, что «…следует отметить, что в нескольких народных повествованиях выражено уважительное отношение к евреям. Среди персонажей былин, русского героического эпоса, присутствует «Жидовин», то есть «Еврей» - свирепый воин, сражавшийся с рыцарственными русскими защитниками христианской веры. В жизни же обыкновенный еврей был, конечно, не былинным героем, а чаще всего просто торговцем, и, вероятно, именно в таком качестве и воспринимался в народе». В сноске автор указывает: «В статье: Халанский М. Былина о Жидовине // Русский филологический вестник. 1890. Вып.XXIII. С.1-23 утверждается, что предание о еврейском богатыре основано на неправильно воспринятом образе «Великана» (Джид) из сербского народного предания. Но каково бы ни было происхождение образа, в былине еврей изображен совсем не так, как обычно было принято в западноевропейской традиции».
Ещё более впечатляющая панорама раскрывается в теории русской фольклористики, где А.Н.Веселовский своей диссертацией по истории литературного общения Востока и Запада (1872 год) совершил переворот. Веселовский утверждает: «Можно сказать, что если в дохристианское время влияние Запада на Восток было преобладающим, то в христианскую пору обратное течение вообще было сильнее. Факт влияния восточных представлений на европейскую мысль является, таким образом, общепризнанным» и продолжает, что «…в Европу они (представления – Г.Г.) проникли уже с именем Соломона, что указывает на посредство среды, оставившей на них это библейское имя…На этой первой ступени стоит талмудическая сага о Соломоне, перешедшая впоследствии и к мусульманам…»(2001,с.с.19,21). Таким образом, в русской школе научной филологии, возглавляемой академиками А.Н.Веселовским и Н.С.Тихонравовым, предписывается знаковое еврейское влияние, выходящее далеко за пределы тривиального общения, как некое обязательное условие в культурном развитии. Таково достижение русской научной фольклористики, которое, в корне противореча инквизиторскому запалу воинствующих церковников, как и раз и служит духовным основанием интуиции Фёдора Курицына.
Как считает Н.С.Тихонравов, фольклорное собрание текстов под названием «Голубиная Книга» возникло из ереси жидовствующих, тобто в сфере компетенции Фёдора Курицына, и в этих сказаниях русский летописец, взывает к еврейскому царю Давиду, называя его на русский манер по имени и отчеству. Самое существенное, что это обращение исходит из русской стороны и, по своей содержательной сути являясь дружеской просьбой, жаждет ответов на животрепещущие вопросы житейского бытия, почитая царя источником мудрости, а потому не содержит даже намёков на еврейскую экспансию. Примером может служить следующий фрагмент Голубиной Книги:
«Премудрый царь, Давид Иессеевич!
Скажи ты нам, проповедай:
Который царь над царями царь?
Который город городам отец?
Коя церковь всем церквам мати?
Коя река всем рекам мати:
Коя гора всем горам мати?
Кое древо всем древам мати?»
(цитируется по А.Н.Веселовскому, 2001,с.206)
Важно, что это происходит в России в то время, когда Европа содрогалась в спазмах антисемитизма «эпохи всеобщей ненависти» (К.Каутский).
В учении Веселовского необходимо отметить то обстоятельство, что народное фольклорное произведение формируется из вливания текстов, отвергнутых церковью и изъятых ею из канонических евангелий, так называемых «отречённых» текстов, - стало быть, в соответствии с ортодоксальной логикой русского клерикализма, действительной ересью должны быть не упражнения жидовствующих, а народная фольклорная словесность. Веселовский постигает: «С X в. или, вернее, с XI мы наблюдаем новое явление: апокрифическая повесть переходит в народ и народнеет: она даёт содержание повестям, романам и фабльо (короткий стихотворный текст – Г.Г.) и доходит до анекдота и прибаутки. Так было на Западе; но и в восточной группе происходит подобное брожение, хотя мы и не знаем, когда оно началось: отречённая статья разбилась на книжную повесть, русскую былину, на сербские и русские сказки» (2001,с.21-22). В русских былинах и сказках еврейское присутствие получает некое новое качество: не только текстологическую, но и психологическую определённость. В аспекте ведущейся беседы о русском еврействе данная тема аналитически актуальна не с общетеоретической стороны «поэтики сюжетов» Веселовского, а в сугубо специфическом плане: участии и влиянии еврейского библейского материала на эпическую конструкцию русского народного фольклора, - и не только фактического участия и влияния, но и удельного веса в опорных константах духовного мировоззрения русской духовности. Другими словами, речь идёт об объективном присутствии там, где, по словам А.Н.Веселовского, «…усваивается лишь то, к чему есть посылка в сознании, во внутренних требованиях духа» (2001,с.722)