Отсюда начинается путь к небесноисторическому пониманию явления большевизации евреев, - и, как не странно, истоки этого пути заложены в русской духовной философии. Отец Сергий Булгаков говорил о «роковом влиянии еврейства в верхушке коммунистической клики», но, если бы речь шла только о влиянии еврейства, то оно (влияние) не может быть «роковым», ибо в основе всего подлинно иудейского заложена максима «НЕ УБИЙ» и величайший принцип ценности человеческой жизни. Здесь должно обратить внимание на обратное влияние коммунистической клики на еврейство, которое действительно обретает «роковое» значение, ибо еврейский завет «НЕ УБИЙ» отвергается революционной целесообразностью и заменяется революционным императивом «УБИЙ», который и внедряется в еврейское сознание не только как средство, но и как потребность.
Чтобы разобраться с непростым и глубокомысленным постижением С.Н.Булгакова по этой теме, необходимо осмыслить суть основного начала, своего рода nervus vivendi (движущая сила). Отец Сергий утверждает: «Еврейство в самом своем низшем вырождении, хищничестве, властолюбии, самомнении и всяческом самоутверждении, через посредство большевизма совершило если - в сравнении с татарским игом — и непродолжительное хронологически (хотя четверть века не есть и краткий срок для такого мучительства), то значительнейшее в своих последствиях насилие над Россией и особенно над св. Русью, которое было попыткой ее духовного и физического удушения. По своему объективному смыслу это была попытка духовного убийства России, которая, по милости Божией, оказалась все-таки с негодными средствами. Господь помиловал и спас нашу родину от духовной смерти. Сатана, который входил поочередно то в души ближайших ко Христу апостолов, Иуды, Петра, то вождей иудейства и в лице их в душу всего отпавшего еврейского народа, ныне еще раз пытается умертвить удел Христа на земле, св. Русь. Он ищет и находит для себя орудие в большевистско-иудейской власти и в ее безумном дерзновении раскрестить нашу родину духовно». Изложенное очень напоминает негодующие акафисты по поводу ереси жидовствующих. Но протоиерей Сергий Булгаков вовсе не архиепископ Геннадий Новгородский, и его инвектива относится не к самому еврейству, как таковому, какое целиком воспринималось о.Геннадием и его адептами в качестве ереси, а к еврейству, заражённому революционным сознанием, а точнее, к самому революционному сознанию.
Этот трупный яд антидуховности угрожает еврейству точно так же, как любой другой подлинно духовной доктрине. И в связи с этим отец Сергий замечает: «Однако жизненные силы еврейства таковы, что выдерживали, выдерживают и, конечно, выдержат испытания, и если какой-либо земной властитель думает победить непобедимое и сокрушить несокрушимое, то он собирает лишь горящие уголья на свою собственную голову, обрекает себя на неизбежное падение, - в этом законе истории мы еще убедимся в наши дни, хотя и неведомы времена и сроки. И потому этот удел народа гонимого, преследуемого, ненавидимого, презираемого, как ни тягостен по-человечески, не страшен для судьбы Израиля, самому бытию которого ничто не может угрожать. Он находится под высшей охраной и защитой божественной, ибо избранный народ нужен для свершений божественных. Но эти судьбы страшны духовно по тому состоянию опустошенности, которое порождается отвержением Христа в самом Израиле и вносится им в духовное состояние всего человечества. Последнее - по-своему - также заражается его болезнью в антисемитизме. Избранный народ Божий, прежде своего обращения ко Христу, после которого он станет светом и откровением языков и славой людей твоих Израиля, сам разлагаясь, разлагает и ту среду, в которой он пребывает. Здесь надо считаться с несокрушимой жизненностью Израиля, исключительной одаренностью в борьбе за существование Израиля, воспитанного и закаленного в веках. Но при этом вся эта жизненная сила и одаренность как бы утрачивают право на существование, потому что держатся на религиозной пустоте или же - хуже того - на борьбе со Христом и христианством. И эта роковая пустота, отрава обреченности, становится роком и для той среды, национальной и исторической, в которой они проявляются. Израиль и в состоянии отвержения от Христа и духовной опустошенности сохраняет самосознание своей избранности и единственности, нерушимость самоутверждения, хотя и при наличии беспочвенности, национальной и культурной. И этому, конечно, бессилен помочь и сионизм, и опыты создания национального государства (хотя обладание святым градом, согласно пророчествам, и лежит на путях его)» (Здесь отец Сергий допускает ошибку, обычную для христианских аналитиков, которые отторжение Иисуса Христоса считают основой духовного воззрения иудаизма в целом. На самом деле отвержение Христа принадлежит господствующей фарисейско-талмудической касте, а остальное еврейство, названное в Библии «остатком Израиля», принимает учение Христа в контексте единой духовной доктрины Моисея, - так называемая пророческая ветвь иудаизма, противостоящая левитской ветви. «Остаток Израиля» чтит Иисуса Христоса, как Сына Человеческого и как сына своей земли).
Дальнейшие рассуждения отца Сергия есть не что иное, как небесноисторическое проникновение в тему, которое ознаменовалось изящным раскрытием самого сложного вопроса в биографической истории русского еврейства: раскола формации русского еврейства и выявление внутреннего противоречия процедуры большевизации, хотя это участие евреев в большевистской смуте было массовым и добровольным. У Булгакова сказано: «В большевизме более всего проявилась волевая сила и энергия еврейства, все те черты, которые так известны уже и по Ветхому Завету, где они были предметом гнева Божия на Израиля и пророческих обличений против него. Еврейская доля участия в русском большевизме - увы - непомерно и несоразмерно велика. И она есть, прежде всего, грех еврейства против святого Израиля, избранного народа. Это есть внутреннее двойство и противоборство в нем. И не "святой Израиль", но волевое еврейство проявляло себя, как власть, в большевизме, в удушении русского народа. Здесь проявился исключительный дар воли к власти, свойственный еврейству, в соединении с одаренностью умом, энергией, вообще всеми основными качествами, нужными для воцарения в царстве от мира сего. К этому надо присоединить инстинктивное чувство крови и единокровности, спаивающей его в единый душевный конгломерат. Можно по-разному выражать этот факт национального единства всего еврейства в его нерушимости, но его отрицать или даже только умалять можно только тенденциозно, вопреки истории….Духовное лицо еврейства в русском большевизме отнюдь не являет собой лика Израиля, ни ветхо- ни новозаветного. Это есть отвратительная маска предрассветного затемнения, в котором утеряно иудейство и религиозное сознание опустошено и сведено к антирелигиозным и антихристианским инстинктам. Это есть в самом Израиле состояние ужасающего духовного кризиса, сопровождаемое к тому же озверением. Это аналогично по-своему религиозному явлению Сталина, который в прошлом есть питомец духовной семинарии, унесший из нее лишь примитивный религиозный нигилизм, как и многие идеологи русской интеллигентщины (и в этом неповинно никакое еврейство, подобно, как и в Белинском, Добролюбове, Писареве и Чернышевском). Эта же звериность проявилась и в отношении к религии, грубейшим, примитивнейшим гонением, которое под собой не имеет ничего, кроме пустоты и духовного ничтожества, не притязая даже на духовную убедительность»
Философское опосредование соучастия русского еврейства в большевистской эпопее привело к выводу о существовании двух полюсов, по мнению отца Сергия, резко противостоящих и противоборствующих друг с другом: «святой Израиль» и «волевое еврейство» или можно сказать по-другому, традиционное еврейство и революционное сознание. Содержательно в таком же плане, но в другой форме рефлексию русского еврейства провёл ещё один крупный русский философ – Лев Карсавин, который намного раньше Булгакова выделял не две, а три категории евреев: «религиозно-национальное еврейство», «евреев, совершенно ассимилированных тою или иною национальною культурою» и, наконец, «евреев-интернационалистов». Именно последнее Карсавин считал наиболее негативным явлением в русской еврействе и заявлял: «Этот тип является врагом всякой национальной органической культуры (в том числе и еврейской) и он – наш вечный враг» (1928 год). Оба философа сходятся в том, - и это важно, - что качество, какое русское еврейство приобретает в революции, губительно не только для русской, но и самой еврейской духовности. На основании этого Булгаков выделяет «земной Израиль» и «небесный Израиль»: «По справедливости можно сказать, что власть большевистских комиссаров и всего их окружения духовно совершила в русской душе не что иное, как еврейский погром, — такое поругание и оскорбление еврейства, которому не было и не может быть равного в истории. Да, большевизм есть именно еврейский погром, совершенный именно еврейской властью, - ужасная победа сатаны над еврейством, совершенная через посредство еврейства. Можно сказать, что это есть историческое самоубийство еврейства, однако, в том лишь смысле, что оно совершилось над земным Израилем, изменившим своему призванию. Но и в нем бессмертный и неспособный умереть в "святом остатке" своем "весь Израиль спасется"».
В этом чеканном дискурсе некоторое сомнение вызывает непроходимая грань между «земным» и «небесным» Израилем, ибо «историческое самоубийство еврейства» не означает полного исчезновения еврейства, а только отравления еврейства внешним ядом – революционным сознанием, впитанным им со стороны русской революции. Зато отец Сергий был первый и единственный философ, кто сообщил понятию «остаток Израиля» ранг философского атрибута. Это забытое понятие зародилось в еврействе ещё в библейские времена, когда еврейские пророки вступили в бескомпромиссную борьбу с погрязшей в беззакониях кастой левитов-фарисеев. И сказано: «Ибо из Иерусалима произойдёт остаток, и спасённое – от горы Сион» (Ис. 37:32; выделено мною – Г.Г.).