Итак, «свой» оказался «не свой» и между ними стало расти отчуждение, приведшее в итоге к появлению совершенно новой, житейской и духовной, ситуации и некоему особому нюансу биографии русского еврейства: дискриминации русского еврейства в чреве им же созданного государства. Разочарование, или, как сказал Влад Ривлин, «отрезвление», было первым и самым сильным впечатление от израильской действительности на начальных этапах. Эта тема не могла не стать животрепещущей, и она определила актуальное направление гражданского интереса репатриировавшихся русских евреев на страницах русскоязычных средств массовой информации. Эти дискуссии не принесли положительного решения проблемы, но позволили отчётливо разглядеть параметры действующей конфронтации.
Профессор Леон Меньшиков с научной основательностью рассмотрел вопрос, и в статье «Обезьяна и кувшин» (еженедельник «Пятница», №111,1997г.,Тель-Авив) пришёл к выводу, что «В Израиле…ложь, необязательность и безответственность пронизывают буквально все слои общества без видимых исключений» и что к числу «…уже сложившихся, к сожалению, отрицательных черт израильской ментальности можно отнести трусость и скрытую неуверенность в себе и в своих действиях, прикрываемые внешней агрессивностью и наглостью», и далее: «С трусостью и наглостью связаны мстительность израильтян и склонность многих из них к сутяжничеству и доносительству». Этот ассортимент «достопримечательностей» израильских обитателей Земли Обетованной я дополнил двумя штрихами: минимум самокритичности при максимуме самомнения и патологическая необъективность (статья «Земля без святынь?», еженедельник «Пятница от 31.12.1997г.,Тель-Авив).
Доктор психологии Исаак Юдовин говорит в статье «Психологическая установка и нравственность» (газета «Новости недели» от 3.03.1997г.,Тель-Авив), что новые репатрианты встретились в Израиле «…с такими уродливыми явлениями, как равнодушие и цинизм, ложь и лицемерие, высокомерие и нетерпимость, жестокость и агрессивность, мошенничество и казнокрадство, наркомания и сексуальная распущенность», и не ожидали, «что на этой земле – библейской – весьма распространены бездуховность и безнравственность, атмосфера безудержной наживы любыми средствами, убивающей в человеке всё человеческое». В появлении данного разочарования д-р И.Юдовин как бы обвиняет самих репатриантов, у которых ещё перед отъездом, как он пишет, «…сформировалась психологическая установка, содержащая идеализированные, приукрашенные представления о нравственной стороне жизни израильского общества». Другими словами, повинно чрезмерное вознесение статуса «своих». Но уважаемый доктор психологии здесь не совсем, а точнее, совсем не прав, ибо идеализация иллюзий – диагностическая черта еврейской натуры и сотворение иллюзий – динамический принцип еврейского естества. А профессор Леон Меньшиков обвиняет общество в том, что вместо любви к ближнему оно культивирует некий синтезированный продукт, вмещающийся в тезис: всегда виновен потерпевший. Если вы окажитесь в ситуации пострадавшего, не важно от чего именно, то, как пишет Меньшиков, «…можете не сомневаться, что вас же во всём и обвинят, и для вас же будут требовать суровой кары». Этот тезис имеет хождение в израильском обществе не только как житейский приём и юридический казус, но и как поведенческая норма.
Обобщая эти реально-психологические данные совсем несложно вывести небесноисторическое обоснование факту разочарования израильской жизнью: укоренённое в обществе пренебрежение человеческой личности. Ничем иным невозможно объяснить, к примеру, забастовки медиков, которые ради повышения своего благосостояния без колебаний ставят под угрозу здоровье, и даже жизнь своих пациентов. Морально-нравственная недоброкачественность и общий духовный дефицит современного израильского бытия, на которые указывают профессор Л.Меньшиков и доктор И.Юдовин (далеко не единичные и не уникальные в фактологическом отношении) есть не что иное, как явные признаки и прямые доказательства попрания ценности человеческой индивидуальности. Но ценность человеческой личности есть величайшая святыня, заповеданная Торой. Итак, Израиль есть земля без святынь, - такова небесноисторическая репутация современного израильского бытия.
Эти моменты при углублённой рефлексии подводят к важнейшему небесноисторическому обстоятельству, характеризующему Большую Алию 90-тых годов в русском еврействе. Не является новостью, по крайней мере, большой, что еврейская духовная среда с религиозными богатейшими традициями несёт на себе явные следы и последствия фальсификации, обязанной засилью и диктату религиозных ортодоксальных правоведов, и в стране имеют место предпосылки системы воинствующего иудаизма. Признаки и приметы воинствующего иудаизма в Израиле весьма многолики и разнообразны, и потому у меня нет возможности говорить об этом подробно. Я сошлюсь лишь на один из них, очень весомый и наиболее культивируемый в прессе, на страницах специальной литературы и в парламентских речах, по причине чего он фактически уже не признак, а аргумент, - принцип превосходства и избранности евреев. Электронная Еврейская Энциклопедия (том 10) дала по этому поводу исчерпывающее объяснение: «Израильтяне считали себя народом, избранным Богом, и в своём Боге видели властителя мира, так что их религиозная вера объединяла идею избранности Израиля с универсалистской идеей будущего правления Бога над всем человечеством». Раввины числили себя единственными и непогрешимыми носителями этого еврейского учения, а также хранителями всего еврейского духовного достояния. Современный идеолог воинствующего иудаизма Нахум Перер указывает: «Когда еврей в чём-то сомневается, он обращается за разъяснениями к компетентному раввину, решение которого является для него окончательным и не подлежащим дальнейшему обсуждению, потому что устами мудрецов говорит сама Тора. Так было на протяжении всей еврейской истории» (еженедельник «Еврейский камертон» от 22.06.2000г.,Тель-Авив).
В своё время в Советском Союзе была также создана система воинствующего материализма – базис большевистской идеологии, которая, будучи внедряемая насильственно, не могла не коснуться и русского еврейство, что и произошло в лице отщепенства и приспособленчества.. Хотя иудаизм и большевизм являются антагонистами по всем направлениям, но методологически они одинаково относятся к воинствующему, насильственному способу общения и внушения. Важнейшее небесноисторическое обстоятельство, случившееся с русским еврейством в связи с репатриацией в Израиль, есть раскол, при которой часть, заражённая большевистской идеологией, органически слилась с воинствующим иудаизмом, - благо многого менять не требовалось: тот же ринг, та же бойцовская поза, и только следовало сменить форму спортивного общества. (Красноречивый пример. По прибытию в Израиль я поступил в религиозный хасидский кружок. Старостой там значился человек, бывший тюремный надзиратель, который имел орден за 50-летнюю службу в рядах коммунистической партии Советского Союза. Он этого нисколько не скрывал и охотно рассказывал всякие истории из своей жизни. Я перестал посещать кружок, когда заподозрил, что этот человек охранял тюремный лагерь, где сидел мой отец).
Итак, массовый трансфер русских евреев в Израиль привёл к трансформации структуры русского еврейства, и появились новые параметры в его биографии: имеется в виду раскол духовной архитектуры и взаимоотношения с религиозной частью коренного населения Израиля. Тех, кто присоединился к системе воинствующего иудаизма благодаря расколу русского еврейства, поэт и публицист Михаил Беркович назвал «безродными космополитами» (я называл их профессиональные евреи) и он писал: «Но более всего меня возмущают мои соплеменники, бывшие безродные космополиты великого СССР. Они уехали из той страны и здесь продолжают искать безродных космополитов в своей среде, внутри себя» (статья «Как дела, безродные космополиты?». Журнал «Семь дней» от 3.10.2002г.,Тель-Авив).
В секулярной сфере израильского общества влияние идеологии воинствующего иудаизма сказалось на теории историка Шмуэля Эттингера о врождённом антисемитизме русской духовности (в основе этой теории положен факт разгрома ереси жидовствующих в России XV века), в соответствии с которой все крупные русские писатели объявлены в Израиле антисемитами (см. мой трактат «Слёзы мира и еврейская духовность»). Для подтверждения антисемитизма Льва Толстого, к примеру, Лина Торпусман прибегает к следующим аргументам: «Прислушаемся к откровению Толстого и признаем – наши проблемы, беды и даже зверски убитые жертвы мало трогали его и были ему почти безразличны. Толстого не интересовало и мнение евреев о нём, потому он так спокойно переиначивал факты и отрицал в знаменитом письме очевидное и всем известное». Здесь достаточно ознакомиться с мнением трубадура русского еврейства Семёна Дубнова, чтобы стала понятна принципиальная позиция русского еврейства: «Перед отъездом из Петербурга я напечатал в «Недельной хронике Восхода» (1889, № 6, под инициалом Д.) заметку «Граф Л. Н. Толстой и евреи». Поводом к ней послужили распространившиеся в русской прессе толки о «юдофобстве» Толстого: он будто бы выгнал одного нахального репортера, приехавшего для интервью в Ясную Поляну, и обозвал его «жидом». Я добрался до источника этих слухов и нашел его в одной газетной пародии, где непроницательному читателю трудно было отличить правду от вымысла. Чувство пиетета к великому писателю побудило меня рассеять это недоразумение. В своей заметке я старался доказать цитатами из трактата «В чем моя вера» (из-за цензуры имя запрещенной книги не было названо), что отношение Толстого к еврейству находится на высоком уровне его чисто этического учения. При этом я сослался на его рассказ о том, как он при чтении Евангелия вместе со своим учителем еврейского языка, московским раввином Минором, выразил свое возмущение по поводу того, что приверженцы религии любви устраивали в то же время жестокие погромы на юге России. В заключение я выразил пожелание, чтобы Толстой заявил в печати о своем отношении к евреям для того, чтобы рассеять упомянутые газетные толки. Через некоторое время Толстой откликнулся на этот призыв, хотя и в косвенной форме. Одна из его московских поклонниц, Августа Берчанская, показала ему нумер «Хроники» с моей заметкой и получила от него полномочие опубликовать в этом же органе опровержение лживых слухов. Толстой полностью подтвердил высказанное мною мнение о несовместимости всякого «фобства» с его учением и заявил, что даже не понимает юдофобства в людях мыслящих. Это заявление было напечатано (в «Хронике Восхода», № 18), и я был очень доволен тем, что со своей стороны содействовал снятию клейма юдофоба с человека, который для того поколения интеллигенции слыл пророком и «учителем жизни».