Из сравнения даже этих фактов очевидно, что первые два раздела в Справочнике (47) (стр.45-53 и стр.57-63) опубликованы для сохранения личного престижа в научном мире; третий раздел (стр.150-155) – для практического решения лесоводственной, лесокультурной, лесохозяйственной задачи - лесоразведения.
Вся беда фитоценологов, геоботаников, биогеоценологов - авторов и разработчиков региональных лесных типологий объективно вытекает из индуктивного метода мышления и исследований: от единичных фактов и наблюдений к их обобщению, систематизации, совершенно неприемлемого ввиду весьма широкого варьирования в пространстве и во времени лесных экосистем и неадекватных им хозяйственных мероприятий. Индукционный метод, хороший в других областях знаний, предполагает индивидуальный, творческий почерк каждого исследователя. И в результате в лесной типологии - биогеоценологии, что ни голова, то своя типология. Сейчас их уже более сорока. Еще раз напомним, как известный биогеоценолог Л.П.Рысин сокрушается, что в лесных типологиях: "в сущности, мы имеем конгломерат данных, полученных с разных методических позиций и с разной степенью детализации, затрудняющей их сопоставимость и возможность обобщения".(44,стр.51).
Но ведь лесной урожай, в отличие от урожая жита, сжинается не ежегодно, а раз в 100 лет и все это время необходимо сохранять преемственность лесоводственных знаний, навыков, рекомендаций, действий. Это может быть достигнуто только сохранением слов и выражений, относящихся к типу леса и соответствующей его природе технологии лесохозяйственных работ. К сожалению это практически важное, необходимое для управления процессами природопользования требование приносится в жертву личным амбициям и выгодам: ученики В.Н.Сукачева активно пересматривают его основополагающие теоретические концепции. Наиболее яркий тому пример, кроме рассмотренных выше, когда Л.П.Рысин, критически оценивая наследие В.Н.Сукачева, подчеркивает, что лесотипологический подход предыдущих исследователей "не дает полной ясности: с одной стороны мы называем биогеоценозом всякий конкретный участок земной поверхности, на котором сохраняется определенная система взаимодействий всех компонентов живой (растительность, животный мир и микроорганизмы) т.е. иными словами сохраняется однородная система получения и превращения вещества и энергии и обмена ими с соседними биогеоценозами и другими явлениями природы"(по В.Н.Сукачеву, 1972.стр.203), а с другой стороны допускаем весьма существенную разнородность биогеоценоза". С точки зрения Л.П.Рысина "эта противоречивость устраняется в том случае, если мы будем рассматривать биогеоценоз как действительно целостную и в известных пределах однородную систему, а аналогичные друг другу биогеоценозы станем относить к одному и тому же типу биогеоценозов. Что же касается биогеоценозов, у которых в силу различных причин варьируют (и возможно весьма существенно) параметры фитосферы (в первую очередь фитоклимат), но, тем не менее, общим является один и тот же тип лесорастительных условий, то их следует относить к различным типам лесных биогеоценозов, но к одному типу леса"(45,стр.127). В самый раз по И.Д.Юркевичу. Но как тогда быть с коренными и производными типами леса? Ведь у них часто "общим является один и тот же тип лесорастительных условий"?!
Приведенное выше мнение видного биогеоценолога Л.П.Рысина – явное признание отсутствия знака равенства между такими понятиями и таксонами как фитоценоз, биогеоценоз, тип биогеоценозов с одной стороны и тип леса с другой стороны, можно только приветствовать как неявное пока у автора признание руководящих классификационных признаков лесоводственной типологии в отношении типов условий местопроизрастания и типов леса. А сопряженность типа условий местопроизрастания и типа леса признавалась и ранее в равной мере исследователями разных школ лесной типологии. И если ведущие биогеоценологи согласны с мнением Л.П.Рысина, то остановка сейчас за малым: необходимо привести в соответствие форму и сущность явления, т.е. отказаться от фитоценотических названий типов леса, сохранившихся с 1925 года, когда они официально были приняты и каждый фитоценоз считался типом леса и признать методику Д.В.Воробьева (1967) как единственную (других завершенных и столь совершенных лесотипологических методик пака нет, хотя со времени зарождения этой науки прошло уже более 100 лет) вполне достаточную и приемлемую для диагностики и названия типов леса; а биогеоценологам не изобретать больше классификационных построений типов леса как хозяйственных единиц, но с фитоценотическими названиями. Ведь с позиций лесоводственной типологии в таксономике различных лесных типологий остается нерешенным симантический вопрос: если типы биогеоценозов различные и их названия даются по доминантам растительного покрова соответствующих фитоценозов, а тип леса, тем не менее, один, так как он сформировался в экологических пределах одного типа условий местопроизрастания, то, как можно этот тип называть именем одного фитоценоза?
Рассмотрим для убедительности еще один пример из недавнего прошлого Костюковического лесничества Костюковического лесхоза – осинник снытевый. В лесу таксатор мысленно объединил в один тип леса разные фитоценозы, биогеоценозы, когда увидел, что условия их местопроизрастания существенно не различаются. И вот после такой творческой и плодотворной работы он вынужден был свершить насилие над логикой науки, требующей обобщающего таксона, емко и четко отражающего синтезированное лесоводственное качество таксационного выдела; насилие над собственной психикой, выискивая во вспомогательных таблицах подходящее название типа леса: ну почему этот выдел нужно называть осинник снытевый, если в покрове не мало и других эдификаторов, а древостой появился после сплошнолесосечной рубки влажной елово-грабовой дубравы (D3) и на соседнем, более пониженном участке с глеевой почвой (D4) тоже обильно заселилась сныть обыкновенная ?! А то, что название типа леса - совсем не пустячок, выяснилось десять лет спустя, когда другой таксатор назначил спелые осинники и березняки снытевые в сплошнолесосечную рубку, не обращая внимания на то, что природа типа леса берет свое и под пологом осины и березы сформировался второй ярус древостоя и подрост из дуба, ясеня, ели, клена остролистного, граба, ради жизни которых нужно было назначать постепенную рубку. Хорошо, что директор лесхоза В.А.Алексеенко вовремя вмешался и не позволил леспромхозу провести сплошнолесосечную концентрированную рубку осинников и березняков, спас более 800 гектар ценного насаждения: после проведения лесхозом постепенной рубки на месте осинников и березняков снытевых восстановлены коренные влажные и сырые елово-грабовые дубравы. Вот такие метаморфозы делает топор лесоруба с лесной типологией: уничтожает одни формации, ассоциации, фитоценологические типы леса, древостои и дает простор роста для других, а типы условий местопроизрастания, эдафотопы, как первая производная климата и почвы, остаются постоянными. Еще большая нелепость, встречающаяся у биогеоценологов,- название типа леса ельник мертвопокровный, когда это - четко выраженная влажная еловая рамень (D3), где под сомкнутым пологом елового древостоя травяной покров слабо выражен или вообще не произрастает.
Даже из этих примеров, очевидно, что хозяйственная информативность лесоводственных таксонов - типов леса, типов условий местопроизрастания гораздо полнее, точнее и экономнее, чем биогеоценотических. Поэтому пора внести ясность в этот преднамеренно запутанный вопрос и перестать изобретать все новые и новые показатели для диагностики типа леса, хотя бы и ограниченные несколькими пунктами, как в цитируемой работе Л.П.Рысина. Кстати, справедливости ради следует сказать, что мировая практика показывает: если теория верна и удачно найдено ее математическое, географическое и симантическое отражение, то все это проявляется сразу, но не более чем за пять лет. А если сорок лет продолжается построение и совершенствование вспомогательных лесотипологических таблиц И.Д.Юркевича и они до сих пор считаются незаконченными, то что-то тут неладно с теорией, с исходной посылкой, с основополагающей позицией. И, надеюсь, читатель, что мы в этом достаточно убедились.
Если сейчас честно подойти к проблеме и покаяться в ранее содеянном, как это сделал публично Л.П.Рысин, то выход есть весьма простой и эффективный: изучением фитоценозов (биогеоценозов) как занимались, так и будут заниматься одни исследователи, решая задачу определения параметров обмена веществом и энергией в различных экосистемах; а классификацией типов леса, типов условий местопроизрастания, эдатопов, лесных участков - другие исследователи, на основе иной методики, решая задачу определения направления и методов ведения лесного хозяйства. В этом случае будет положен конец терминологической путанице в лесной типологии (кстати, дорого обходящейся государственному бюджету) и два направления в изучении лесных экосистем: биогеоценологическое и лесоводственно-экологическое станут взаимно дополнять и обогащать одно другое. Практики надеются, что хватит мужества ученым - членам секции лесной типологии, чтобы сделать такой решительный шаг к разделению научных интересов, целей и задач исследований, обеспечивающий подлинную консолидацию всех лесоведов и лесоводов.
Помимо чисто научных в таком шаге есть и политические, межгосударственные, общеславянские интересы. Нынешнее время - время единения государств и лесоводственная типология может сыграть здесь не последнюю роль. В наших общих интересах иметь единую систему оценки почвенно-климатического плодородия Русской равнины и основанные на ней рекомендации по ведению лесного хозяйства, охране и защите леса, лесовосстановлению для каждого лесхоза и лесничества.