У зависимых сословий отношение к торговле было иным. Как подчеркивает абхазский историк Г.А. Дзидзария, до революции большинство келасурских торговцев составляли ахоуйю, остальные же были подданными мегрельского князя (83, с.200). В отношении различных слоев к торговле социальная психология тесно переплеталась с национальной: зависимые сословия состояли в основном не из абхазов, а представителей других народов (большей частью - мегрелов и их потомков). Мегрелы же, как считается в Абхазии (да и на Кавказе в целом), наряду с музыкальной одаренностью и способностями к наукам и искусствам, отличаются пристрастием к торговле и всевозможным денежным операциям, что никак не относилось к достоинствам в традиционном абхазском обществе.
Сформировавшиеся веками стереотипы восприятия тех или иных народов дают о себе знать до сих пор: абхазы никак не считают воинскую доблесть качеством, свойственным мегрелам (в отличие, например, от сванов) и часто характеризуют этот народ как “аферистов”, “торгашей”, “проходимцев” и даже “евреев Кавказа” (последнее, впрочем, является констатацией торговых способностей, но не носит оскорбительного характера: на Кавказе антисемитизма практически не было).
Мегрелы же, в свою очередь, нередко называют с их точки зрения непрактичных в деловых вопросах абхазов “дикими” и “тугодумами”. Так что в психологии зависимых сословий, большинство которых происходило именно из мегрелов, можно увидеть былое влияние мегрельской этнопсихологии.
Юридически права абхазов на землю были закреплены лишь в начале ХХ в. Это произошло после того, как российские власти в 1907 г. сняли обвинение в “виновности” с большинства абхазских крестьян и им было предоставлено право владеть землей на правах собственности. После этого было проведено “обмежевание” - передача обрабатываемой земли в частную собственность крестьянам.
Межеванию земель в Абхазии препятствовала бюрократическая волокита: оно проводились на основе общего для Российской империи земельного закона, принятого 9 ноября 1905 г., но первые работы начались только в 1909 г., а “инструкции по поземельному устройству населения Сухумского округа” были опубликованы властями еще позднее - лишь в январе 1914 г. Начало первой мировой войны привело к прекращению работ по закреплению прав частной собственности на землю в Абхазии.
Предпринятые властями Российской империи шаги по реформе земельных отношений проходили в условиях глубокого кризиса феодально-помещичьего землевладения в Абхазии. В начале ХХ в. местные газеты были полны объявлениями о продаже имений за долги, за невзносы по займам платежей и т.п. Создание в Абхазии крестьянских инвестиционных банков, в которых население могло брать денежные ссуды, привело к переходу в собственность анхаю значительной части земель, выкупленных ими у разорившихся феодалов и помещиков.
О том, какие крупные суммы могли тратиться анхаю на покупку земли у обнищавших феодалов, позволяет судить купчая, сохранившаяся в селе Ачандара у семьи Хагба. Согласно этому документу, датированному 3 марта 1916 г., местный крестьянин Смел Хагба купил у нескольких князей Маргания полученный теми в наследство обмежеванный участок земли в селе Ачандара размером около одной десятины за одну тысячу рублей[24].
В советский период земля стала государственной собственностью, в конце 1920-х гг. в Абхазии началась коллективизация сельского хозяйства. Первоначально власти стремились показать крестьянам, что им выгодно вступать в колхоз. Как вспоминает один из армянских крестьян, бывший очевидцем коллективизации в Абхазии, тем, кто первыми вступал в колхозы и добровольно сдавал свой скот и инвентарь, оставляли 1 га земли в качестве приусадебного участка. “Неимущим выделялись лошадь, корова, а также мука, сахар и галоши, за которые они рассчитывались позднее с сельпо” (К. Варжданян, село Эштуха). В проведении коллективизации была заинтересована самая неимущая часть населения - вчерашние батраки, слуги, наемные рабочие из помещичьих хозяйств и т.п., среди которых абхазы составляли лишь незначительное меньшинство.
В отличие от неабхазского населения, большинство анхаю имели крепкие хозяйства и обладали значительными по размерам родовыми земельными угодьями. Они упорно отказывались вступать в колхозы. Чтобы сломить сопротивление анхаю власти год от года увеличивали налоги на “кулацкие хозяйства”[25] и постепенно все больше урезали размеры приусадебных участков, оставляемых за крестьянами после вступления в колхоз (до 0,5-0,25 га).
Несмотря на экономическое давление со стороны властей, анхаю в течение нескольких лет отказывались передавать свои родовые земли в коллективную, по сути государственную собственность. На состоявшемся в феврале 1931 г. общем крестьянском сходе они приняли решение не вступать в колхозы, затем поднялись на святилище Дыдрыпш и там от имени всего абхазского крестьянства принесли клятву исполнить принятое решение.
В условиях проводившейся властями политики сплошной коллективизации и начавшихся массовых репрессий подобные антиколхозные акции крестьянства ставили под вопрос само существование немногочисленного абхазского этноса. Лишь непререкаемый авторитет у населения главы Абхазии Нестора Лакоба позволил ему убедить большинство анхаю в необходимости прекратить сопротивление и вступить в колхозы. Окончательная победа колхозного строя в республике произошла уже после убийства Н. Лакоба, когда Лаврентий Берия[26] в конце 1930-х гг. уничтожил наиболее предприимчивую и социально активную часть абхазского крестьянства.
Во время репрессий оставленный семьям “врагов народа” приусадебный участок урезался до 0,15 га, конфисковывались скот, продовольствие и инвентарь. Лишенные гражданских прав изгонялись из колхоза и никуда не принимались на работу, чем фактически обрекались на вымирание. Большинство из них смогло выжить лишь благодаря скрытой поддержке своих родственников. В то же время, многие однофамильцы и односельчане репрессированных воспользовались случаем и заняли их родовые земли. Часто отношение к принадлежавшей ранее “врагам народа” земле было откровенно хищническим: на ней нещадно вырубался лес и сады, без всяких удобрений выращивался табак, который быстро истощал почву и делал ее совершенно бесплодной.
Несмотря на посеянную властями разобщенность в среде абхазского крестьянства и казавшуюся безоговорочной победу коллективизации, сильное влияние родовых прав на землю сохранилось в многих абхазских селах. Формально за семьями анхаю оставалось лишь 25-50 соток земли, остальная - перешла в собственность колхозов и “без разрешения властей на ней нельзя было посадить ни одного дерева” (В. Хагба, село Ачандара). Однако, даже в этих условиях довольно часто, “при проведении сельскохозяйственных работ председатель или бригадир считали необходимым получить разрешение на их проведение у той семьи, которой земля принадлежала до коллективизации” (Л. Хагба, село Ачандара).
Многие крестьяне продолжали обрабатывать родовые земли своими “семейными бригадами” и тем самым оставляли ее в собственном пользовании. Весьма распространенной была практика, когда крестьяне, которые получали землю от советских властей, предварительно выкупали ее у прежних владельцев (естественно, что подобная плата в тех условиях чаще всего была чисто символической), а уже после этого оформляли нужные документы в колхозной конторе.
Сохранение значения родовых прав на землю проявилось уже в середине 1950-х гг., когда по выражению одного из крестьян, после смерти И.Сталина “подросшие дети репрессированных отобрали свои земли обратно у тех, кто при колхозах заявлял, что земля теперь общая и под этим предлогом занял землю не заплатив ее хозяевам-анхаю” (А. Хагба, село Ачандара). Позднее многие старики стремились не поминать старых обид и не рассказывали о них молодежи (даже когда те просили указать на былых обидчиков). Все же земельные конфликты периода 1930 - 1940-х гг. дают о себе знать до сих пор: именно они часто объясняют “холодные” отношения, либо отсутствие таковых между нынешними соседями и даже между разными абипарами внутри одной проживающей в селе фамилии.
После распада СССР в Абхазии не было проведено земельной реформы, формально продолжают существовать колхозы и совхозы. В условиях экономической изоляции Абхазии большинство колхозов фактически распалось и, как констатировал один из опрошенных, “продолжают существовать лишь на бумаге” (В. Ахба, село Ачандара). В настоящее время по инерции продолжает обрабатываться лишь незначительная часть бывших колхозных угодий, обширные плантации зарастают сорняками, вырождаются и используются окрестными крестьянами для выпаса скота.
В течение нескольких лет произошла продиктованная жизнью переориентация сельского хозяйства Абхазии с выращивания ориентированной на союзный рынок продукции (чай, табак, цитрусовые и т.п.) на культуры, обеспечивающие повседневное пропитание крестьянских семей. В результате на полях страны вновь, как и в дореволюционные времена, воцарились кукуруза и фасоль, возросло производство овощей, быстрыми темпами увеличивается поголовье скота и птицы.
В постсоветской реальности земля превратилась в основной источник существования для большинства местного населения. По образному выражению одного из опрошенных, “теперь народ ищет свою землю” (В. Ахба, село Ачандара). В Абхазии, особенно в предгорной ее части, где сохранилось исконное абхазское население, в массовом порядке началось “огораживание” земли.
В ходе “огораживания” в многих селах земли предков вернулись в собственность анхаю, причем этот процесс затрагивал как бывшие колхозные поля и пастбища, так и земельные участки, отобранные у анхаю во время коллективизации и перешедшие в собственность других владельцев на основе решений местных советских властей. О том, как происходил процесс возврата родовых земель позволяют судить следующие характерные примеры, собранные нами путем опроса жителей различных сел Бзыбской Абхазии.