Как видно из этой цитаты, ее автор описывает абхазское святилище Лдзаа, причем в том виде, в котором оно существовало во второй половине ХIХ в.: “стояли пять огромных развесистых дубов, считавшихся священными у абхазов, что и заставило духовенство построить деревянную часовню во имя богородицы” (99, с.537). В 1965 г. Ш.Д. Инал-ипа описал это святилище следующим образом: “Его всегдашнее местопребывание - несколько священных дубов, которые исстари были окружены ореолом святости и недоступности. Божество это абхазы представляли не имеющим определенного вида, как божество “наподобие облака”. По их рассказам, оно показывалось иногда в виде огненного блестящего шара, с головой и хвостом, отбрасывающего большие искры при полетах, которые якобы оно совершало, общаясь с Аныпс-ных. Оба эти божества составляли нечто вроде одной семьи, причем Анан-Лдзаа-ных являлась богиней, а Аныпс-ных - богом. Еще в 1915 г. святилище имело в Лдзаа небольшое деревянное помещение. Ключ от него находился у особого жреца. Там проходили все празднества в честь Анан-Лдзаа-ных, которая считалась ближайшей покровительницей части западной Абхазии. Особенно близкой себе эту святыню считали жители самого Лдзаа” (99, с.527-528).
Согласно современной устной традиции, представители абхазской фамилии Гочуа были жрецами святилища Лдзаа с незапамятных времен. Никто из них не помнит, когда этот род поселился в окрестных местах, но таких, “исконных” фамилий в окрестных местах к настоящему времени осталось совсем мало. Нынешний жрец Федя Гочуа (несмотря на его преклонный восьмидесятилетний возраст, именно так, а не Федором, называют его люди) происходит из семьи крестьян анхаю.
Как нам рассказал Ф. Гочуа, по традиции в святилище служит только один жрец, после смерти которого его обязанности переходят к старшему сыну. Если у жреца нет сына - сход фамилии назначает из своей среды нового по принципу старшинства. Если же жрец умирает, а его сын - совсем маленький, то он все равно становится жрецом: родственники и соседи подскажут ему, что нужно делать, но сами никогда не будут служить в святилище.
Сейчас фамилия Гочуа в Абхазии - немногочисленна. В ней не более тридцати семей: род сильно сократили махаджирство, а затем сталинские репрессии. В семье Ф. Гочуа издавна празднуются и христианские и мусульманские праздники. Поэтому нынешний жрец не смог в соответствии с распространенной ныне практикой отнести себя к одной из этих общин, так как не знал, кем считались его предки. Судя по данному им описанию прежнего убранства святилища Лдзаа, а также по семейному погребальному обряду, согласно которому покойника хоронили в гробу с крышкой (у абхазов-“мусульман” крышку гроба предварительно разламывают на части), скорее всего в прошлом фамилия Гочуа относила себя к христианам.
Все Гочуа происходят от общего предка по имени Тухь. Родоначальником же нынешней династии жрецов и их отдельной абипары внутри фамилии Гочуа является прапрапрадед Ф. Гочуа - Ибуг. Жрецами были его прапрадед - Тыжь и прадед - Хмышь. Семья последнего была многодетной, в ней было “восемнадцать душ под одной крышей”. Старшим сыном являлся дед Ф. Гочуа - Сылта (Саид). После смерти жреца Сылта, уже в советское время, жрецом Лдзаа-ныхи становится его сын Иосиф Гочуа (отец нынешнего жреца), судьба которого сложилась трагически.
В настоящее время семья жреца мало чем отличается от своих соседей. Как и прежде, считается грехом назначать какую-либо оплату за жреческую деятельность и семья живет повседневным крестьянским трудом. Отец нынешнего жреца, как и его предки, занимался скотоводством и в летнее время пас свое стадо на высокогорных пастбищах. Хотя большедвадцати голов скота в семье И. Гочуа не держали, хозяйство было крепким и он пользовался большим уважением у своих односельчан не только как жрец, но и как труженик.
В начале 1930-х гг. началась коллективизация и И. Гочуа, как и большинство анхаю, не скрывал своего крайне отрицательного к ней отношения. В 1931 г. его арестовали как противника колхозного строительства, но через год он был освобожден и вернулся в родное село. В 1937 г. Иосиф был вновь арестован, одновременно с ним были арестованы все взрослые мужчины фамилии Гочуа.
На этот раз причиной ареста послужила принадлежность Гочуа к жреческому сословию: власти обвинили Иосифа в том, что он “является жрецом аныха-паю, имеет доступ к святилищу Лдзаа и хранит от него ключ” (то есть в “религиозном мракобесии”). На этот раз властям при помощи сведений, полученных от жителей села (в том числе и от родственников арестованных Гочуа), удалось собрать обширный компрометирующий материал на жреца и стариков фамилии: “стучали не чужие - свои, родственники” (Ф. Гочуа, село Лдзаа).
Хотя часть обвинений была откровенной выдумкой, из арестованных в 1937 г. представителей фамилии Гочуа домой не вернулся никто. Скорее всего они, как и многие тысячи абхазов, были расстреляны вскоре после ареста в одном из местных застенков НКВД. Казалось, что власти хотят стереть саму память об этой фамилии: семейное кладбище Гочуа было снесено, могилы перепаханы, на их месте построены дома и разбиты огороды.
Ф. Гочуа пришлось жениться вскоре после ареста отца: хотя власти конфисковали бóльшую часть фамильного имущества, рабочих рук в доме явно не хватало и “хозяйство пропадало”. Юному жениху было семнадцать лет, невесте из местной крестьянской фамилии Жиба - пятнадцать и, хотя причины брака могут показаться прозаически приземленными, он был счастливым: супруги прожили вместе почти 45 лет. После смерти жены лет пятнадцать назад Ф. Гочуа уже не помышлял о новом браке и сейчас живет в окружении своих детей, внуков и правнуков.
Арест жреца И. Гочуа и стариков фамилии привел к прекращению молений в святилище Лдзаа. Чтобы избежать преследований Ф. Гочуа был вынужден скрывать, что он вообще что-либо знает о существовании святилища. Он стал простым колхозником, а в 1941 г. ушел на фронт. Провоевал всю Великую Отечественную, был контужен, получил несколько тяжелых ранений и полтора года пролежал в госпитале. Он оказался в числе немногих вернувшихся в родное село мужчин (почти все они были инвалидами).
К тому времени в селе Лдзаа[58] произошли большие перемены: вся местная колхозная верхушка от председателя до кладовщика к концу войны состояла из приезжих грузин (массовое переселение грузинского населения в Абхазию продолжалось все военные годы). Их поведение воспринималось возвратившимися фронтовиками как откровенное издевательство: грузины подчеркнуто презирали местное население и, хотя знали русский, демонстративно говорили со всеми только на своем родном языке, который был совершенно не понятен абхазам.
Особую ненависть местных жителей вызывал председатель колхоза и откровенный самодур Ермилий Бокурадзе. За время войны окруженный своими родственниками и приспешниками Е. Бокурадзе привык к полной безнаказанности: его любимым занятием было высматривать с окрестных холмов дымы над крестьянскими домами. Хозяйке, посмевшей в дневное время развести огонь в очаге чтобы приготовить пищу своим домашним, устраивался форменный разнос: председатель объявлял ее прогульщицей и заставлял многократно отрабатывать свою “провинность”.
Постоянные оскорбления председателем человеческого достоинства и национальных чувств абхазов вызывали негодование у местного населения, особенно у возвратившихся в родное село абхазских фронтовиков. Председатель был убит: Ф. Гочуа со своим родственником В. Джакония застрелили его из охотничьего ружья. Они не скрывались после совершенного убийства, были арестованы и отправлены в Тбилиси. Во время допросов обвиняемые сразу признали свою вину и не скрывали того, за что убили председателя. Однако в ответ на ежедневные вопросы о своем отце Ф. Гочуа твердил, что тот был простым крестьянином (видимо, следователи не исключали связи преступления с принадлежностью одного из обвиняемых к семье “врага народа”).
Убийц председателя Е. Бокурадзе приговорили к расстрелу, однако затем вышел указ об их помиловании. Вряд ли в этом сыграли роль боевое прошлое осужденных или малопривлекательная личность убитого. Скорее пережившей массовые репрессии и потери во второй мировой войне стране настолько не хватало рабочих рук, что власти были вынуждены бережнее, чем раньше относиться к “человеческому материалу”. В итоге Ф. Гочуа получил восемь лет лагерей (он до сих пор уверен, что если бы судьи знали о его происхождении из семьи жрецов, то ему дали бы гораздо больше), а его сообщник, нажавший на спусковой крючок - пятнадцать. После отбывания всего срока наказания в Норильских лагерях Ф. Гочуа вернулся в родное село, работал лесником и одновременно в колхозе, на выращивании табака.
В начале ХХ в. на месте святилища Лдзаа стояла деревянная часовня, которую местные жители называли башней. Никто не помнил, когда она была построена: старики Гочуа говорили, что при их дедах и прадедах башня уже давно стояла. С самого детства нынешний жрец помнит ее, построенную из толстых каштановых досок, почерневшую от старости, с острой крышей и крестом на верхушке. Внутри находились деревянные иконы без каких-либо украшений и металлических окладов. Их было штук шесть, некоторые - очень большого размера, другие - поменьше. На каждой иконе было изображено только по одному мужскому или женскому персонажу, имен которых Ф. Гочуа не знает, но, по его представлению, мужчина изображал Бога-Творца Анцэа.
Внутри, на деревянных полках, находились старые книги, которые детям не разрешалось трогать и они относились к ним с суеверным ужасом. Дверь в часовню закрывалась на простую вертушку. Старики фамилии не позволяли детям играть или просто находиться внутри нее без какой-либо надобности.