В 2005 – 2006 гг. ситуация практически не изменилась (интегрирующие идеи стабильно сохраняют свой статус в иерархии альтернатив). Однако следует подчеркнуть, что на уровне массового сознания наблюдается скорее традиционный «негативный консенсус» (против беззакония, социальной незащищенности, разобщенности). Еще одна особенность данного этапа развития заключается в том, что в системе политических предпочтений, объединяющих большинство общества, усилились позиции внешнеполитических составляющих. Так, значительно увеличился рейтинг идеи «объединение славянских народов» (в 2006 г. 29,1 %). Большее количество респондентов по сравнению с прошлым периодом (17,7 %, преимущественно женщины старше 60 лет и мужчины в возрасте 18 - 40 лет) воспринимают Запад в качестве противника, и только 5 % опрошенных считают, что идея сближения с Западными странами сможет сплотить российских граждан (в данном случае, наоборот, наблюдается снижение рейтинга этой позиции). Причины подобных изменений во взглядах респондентов, скорее всего, отражают их отношение к событиям, связанным со становлением прозападных режимов в ряде постсоветских государств. С нашей точки зрения, обозначенная позиция в определенной мере соответствует идеологической доктрине «суверенной демократии», внешнеполитический аспект которой В. Путин раскрыл в начале 2007 г. на международной конференции в Мюнхене. Заметим, что в целом более полное отражение интегративные идеи, распространенные в массовой среде, находят именно в предвыборных и программных заявлениях главы государства, эклектичность взглядов которого является органичной и конструктивной (так как обусловлена спецификой исполнения президентом функций артикуляции и агрегирования интересов всего общества).
Признавая, что измерение консолидационного потенциала общества не может базироваться только на количественных методах, для уточнения их результатов мы использовали метод структурно-логической типологизации[112], который состоит в последовательном применении трех процедур, реализованных в программном комплексе SPSS. На первом этапе применяется факторный анализ, позволяющий выявить взаимосвязи между понятиями-ценностями. На втором этапе используется кластерный анализ (метод K-Means). На третьем этапе с помощью процедуры построения решающих правил (метод C&RC из блока Answer Tree) определяются ядра кластера. Новый подход, предложенный авторами указанной методики, исходит из того, что структуру ценностной системы образуют не иерархии, а синдромы-сочетания ценностных выборов, состоящие из центральных (между которыми обнаружена наиболее тесная связь) и периферийных ценностей (между которыми наблюдается слабая положительная связь).
На графике собственных значений факторов (прил. 3, график 1) видно, что излом линии наступает после шестого фактора. Следовательно, основным континуумом, описывающим все разнообразие расположения ценностных предпочтений, является шестимерное факторное пространство. Факторный анализ осуществлялся на объединении данных двух опросов (в первом случае выбор позиций был неограничен, во втором – из отобранных ценностей респонденты должны были отметить самые значимые). Выявление наиболее значимых коэффициентов корреляции (Пирсона) каждого из шести факторов с отдельными словами-стимулами позволяет типологизировать их следующим образом (курсивом выделены те позиции, которые были выбраны в двух случаях):
-фактор 1: «твердость», «успех», «достоинство», «совесть», «достаток», «безопасность», «стабильность», «справедливость»;
-фактор 2: «совесть», «порядок», «безопасность», «здоровье»;
-фактор 3: «солидарность», «труд», «достоинство», «мир», «достаток», «закон»;
-фактор 4: «твердость», «солидарность», «духовность», «патриотизм», «терпимость»;
-фактор 5: «достоинство», «религия», «права человека», «справедливость», «совесть», «здоровье»;
-фактор 6: «солидарность», «труд», «духовность», «защита», «стабильность» (прил. 3, табл. 24).
На следующих этапах обработки данных в пространстве шести факторов были выделены три кластера и выявлены их ядра. Анализ матриц сопряженности свидетельствует о том, что именно три кластера практически полностью сохраняются без изменений (их относительные размеры оказались очень близкими). Относительная устойчивость полученной дифференциации кластеров подтверждает стабильность «ценностных синдромов». По результатам первого опроса, ядро первого кластера составляют такие ценности, как «твердость», «успех», «свобода», «достоинство», «семья», «достаток», «стабильность», «здоровье». Ядерная часть второго кластера включает в себя следующие позиции: «твердость», «успех», «свобода», «справедливость», «совесть», «порядок», «семья», «достаток», «безопасность», «стабильность», «здоровье». Тогда как «совесть», «порядок», «семья», «мир», «безопасность», «здоровье» образуют основу ядерной части третьего кластера (прил. 3, табл. 25).
Однако данные второго опроса существенно уточняют ценностные приоритеты представителей различных кластеров. Так, доминирующая позиция в первом кластере принадлежит ценности «свобода» (при этом периферию представляют «демократия», «права человека», «закон», «патриотизм» и др.), во втором кластере превалируют «семья» и «здоровье» (в качестве периферийных выступают «труд», «солидарность», «духовность» и др.), в третьем кластере наряду с указанными во втором случае приоритетами высоким уровнем значимости обладает ценность «порядок» (периферийными являются «сила», «твердость», «закон», «держава» и др.). Принадлежность респондентов к конкретному кластеру, прежде всего, зависит от возраста (первый кластер представлен преимущественно младшей возрастной категорией (от 18 до 30 лет), второй – младшей и средней возрастными группами (от 31 до 60 лет), третий – опрошенными старше 60 лет) и соответственно наличия определенных социальных ресурсов.
Очевидно, что выделенные в кластерах ядра сопряжены с категориями, которыми оперирует современная политическая правящая элита. Вместе с тем смысл, вкладываемый в содержание интегрирующих ценностей массовыми и элитными группами, не совпадает. Например, в первом кластере такая ценность, как «свобода» связана с личным «успехом» и «достатком», а не с «демократией», «правами человека» или «законом». Таким образом в вербальном поведении выражается атомизированный индивидуализм. Во втором кластере наблюдается взаимообусловленность социальных условий и личного успеха, так как ценности «семья», «здоровье», «достаток» дополняются категориями «справедливость» и «совесть». Однако ценности, отражающие потребность в личном успехе, дистанцированны от инструментальных категорий «труд» и «собственность». Следовательно, данная позиция достаточно близка к патерналистской (достижение «справедливости» рассматривается не как результат собственных усилий). Сочетание приоритетов «семьи», «здоровья», «порядка» в третьем кластере не связано с категориями правового содержания. Исходя из этого, можно предположить, что для респондентов, входящих в этот кластер, прежде всего, важен порядок в социальной сфере и сфере безопасности (т.е., также характерен высокий уровень апеллирования к государству).
Таким образом, анализ ценностного аспекта демократической консолидации демонстрирует сочетание «навязанного консенсуса» элит, с одной стороны, и достижение ценностной стабилизации (по мнению Л. Бызова[113], унификации) массового сознания, - с другой. Несмотря на то, что ценностные приоритеты правящей элиты, закрепленные в программных документах, все больше соответствуют запросам общества, на наш взгляд, говорить о ценностном консенсусе преждевременно. Потому что, во-первых, массовые и элитные группы по-разному понимают одни и те же ценности, а во-вторых, сохраняется разрыв между вербальным и инструментальным уровнями политического поведения. И если на ценностном уровне консолидационного процесса все же наблюдаются определенные позитивные предпосылки, то на поведенческом уровне таковых гораздо меньше.
Для подтверждения этой гипотезы мы использовали кластерный анализ при обработке данных опроса, проведенного в апреле 2006 г. Определив количество кластеров на основании математического метода, основанного на выделении коэффициента конгломерации (восемь кластеров) и проведя процедуру измерения значимости кластеров, мы пришли к выводу о том, что основные группы респондентов можно рассмотреть по трем кластерам, что подтверждается высокими процентами валидности распределения (прил. 3, дендрограмма 1). В качестве переменных мы использовали следующие:
-оценку потенциала влияния институтов социального представительства (прил. 3, табл. 26 - 29);
-уровень доверия к институтам социального представительства (прил. 3, табл. 30);
-вовлеченность в деятельность институтов социального представительства (прил. 3, табл. 31);
-представление о порядке финансирования институтов социального представительства (прил. 3, табл. 32) и др.
На основе сравнения базовых показателей и переменных мы выделили ряд специфических особенностей, характеризующих каждый из трех кластеров. Для респондентов, составляющих первый кластер, свойственны следующие отличительные черты:
-низкий уровень оценки потенциала влияния институтов социального представительства (по сравнению с другими кластерами, в данном случае наблюдается самое большое число респондентов, выбравших позицию «нет, не оказывают влияние»);
-существенная доля негативных оценок характера влияния различных общественно-политических структур на ситуацию в стране и в регионе (по сравнению с другими кластерами, респонденты этой группы реже выбирают положительные оценки);