Но, продолжая читать эту книгу, я пришел к выводу в отношении идеализированного переноса, а впоследствии - всей парадигмы переноса: как перенос может переключаться от констелляции зеркального переноса (который преобладал в данном случае) на идеализированный перенос. Я стал понимать, насколько такое переключение переноса является существенным для осознания, а также как важно понимать, когда именно происходит подобное переключение переноса. Ибо оно может представлять собой позитивный творческий момент в анализе, а может и регрессивный и защитный - в ответ на ошибки аналитика. Но во всяком случае я стал обращать внимание на то, что следовать воле Самости и понимать значение сновидений необходимо, но недостаточно. С точки зрения развития нужно было знать гораздо больше, как это было написано в замечательной книге Кохута. Затем я снова подумал об ограничениях его подхода, особенно об отсутствии признания Самости архетипической сущностью, имеющей трансцендентные связи, хотя в более поздних своих работах Кохут следовал в этом направлении. Но я считаю, что в его подходе и вообще в подходе эго-психологии отсутствуют динамика и глубина, присущие «объективной психике» (понятие, которое ввел Юнг).
Когда я писал эту книгу, я еще не разработал идею, которая сейчас является главной в моей работе, - это понятие интерактивного поля. Еще Кохут и приверженцы эго-психологии, особенно
Томас Огден, а также Роберт Столороу и его коллеги ввели понятие поля, но это понятие полностью опирается на индивидуальные взаимоотношения; в нем отсутствует объективная или архетипическая составляющая.
Если бы я снова стал писать книгу о нарциссизме, то обязательно включил бы в нее понятие поля, которое совершенно отличалось бы от понятия, введенного этими психоаналитиками, о котором много сказано в моей книге «Таинство человеческих отношений» (The Mystery of Human Relationship (Routledge, February, 1998). Но оно включало бы в себя и все содержание этой книги. Знание переноса и контрпереноса при работе с нарциссическими расстройствами личности важно для применения любого подхода, в котором используется концепция поля, иначе этот подход просто потеряет свою определенность и, как следствие, уникальность личности. Но для работы с феноменами переноса и контрпереноса мне требуется подход сродни тому, который изложен в этой книге. Это не чистое переложение психоаналитического развивающего подхода на юнгианскую основу. Скорее, он позволяет переосмыслить и переформулировать понятия переноса и контрпереноса с точки зрения осознания «огромного моря», если использовать метафору Юнга, которая лежит в основе этих феноменов и стремится придать направление движению психики в сторону индивидуации.
Я выражаю свою признательность Валерию Мершавке за перевод моей книги. Моя жена, Лидия Салант, вместе с которой я работаю и обсуждаю свои идеи, особенно понятие и концепцию поля, русская по происхождению. Зная русский язык, она сообщила мне о прекрасном качестве перевода.
Натан Шварц-Салант
Предисловие
Старый упавший лист производит интересное впечатление.
Его края аккуратно скручены. В таком водоеме может быть что угодно.
Часто и вполне справедливо говорят, что аналитик меньше, чем любой другой человек, может сказать что-то новое, потому что он всегда учится у своих пациентов. В значительной мере это относится и к данной книге.
Однако есть и другой учитель. И эта книга обязана своей достоверностью видению ~ какой бы ни была эта достоверность. Слова и метафоры могут позволить лишь приблизиться к невыразимому, но я попытался быть честным по отношению к способности видеть, о которой говорится в книге. Уильям Блейк писал: «Тот, кто не может вообразить более точных и прекрасных очертаний, существующих в более ярком и прекрасном свете, чем может увидеть глаз простого смертного, тот вообще не способен к воображению»1. Видение научило меня этой истине, а мои попытки помочь пациентам исцелить их расщепленные, персефонопо-добные души позволили мне осознать, что оно совершенно необходимо.
Введение
Нарциссизм - явление, которое в самой общеизвестной и широко распространенной форме означает чрезмерное обожание человеком самого себя с присущими такому обожанию отчуждением, равнодушием и отрицанием всякой потребности в близких отношениях с окружающими, - давно привлекало и до сих пор продолжает привлекать к себе внимание многих людей. Многолетняя исторически-литературная традиция, тщательно прослеженная Луизой Винж в работе «Тема Нарцисса в западноевропейской литературе до начала XIX столетия», началась с пересказа мифа о Нарциссе Овидием в его «Метаморфозах», написанных в VIII веке нашей эры. Как мы вскоре убедимся, в истории Овидия можно найти убедительное свидетельство того, что образы самого Нарцисса и его спутницы Эхо послужили источником для множества гипотез и рассуждений о состоянии человеческой души и возможности ее спасения. Совершенно ясно, что такой распространенный и даже популярный взгляд на это явление, в какой-то мере отражая истинное положение вещей, только скользит по поверхности очень объемного и сложного феномена, называемого нарциссизмом.
В психоанализе и психоаналитической мысли понятие нарциссизм появилось довольно рано, употреблялось в уничижительном контексте и, как правило, несло негативный смысл. Изначально этот смысл заключался в проявлении человеком патологической любви к самому себе, а также связанной с этой любовью эмоциональной непроницаемостью, что не давало никаких оснований для оптимистических терапевтических прогнозов. Быть нарциссической личностью фактически означало быть плохим. Тогда было распространено мнение, что такая личность не только поглощена собой, но и недоступна для психотерапии. Такое отношение, принятое в психоаналитической традиции, распространялось на медитацию, интроверсию и творческую фантазию, поэтому нет ничего удивительного в том, что Юнг пользовался этим понятием крайне редко2.
Однако «непроницаемый барьер» нарциссизма стал давать трещину вскоре после начала подробных исследований психологических особенностей детей младенческого возраста и больных шизофренией, и тогда отношение к феноменологии, скрывающейся за понятием «нарциссизм», постепенно стало изменяться. Эта тенденция в дальнейшем отразилась в развитии клинической практики при работе с так называемыми нарциссическими расстройствами личности. (В числе характерных симптомов этих расстройств можно назвать тревожность, депрессию и паранойяльные склонности, но, в общем, они могут считаться вторичными по сравнению с главными жалобами таких пациентов - на недостаточное ощущение ими собственной идентичности и заниженную самооценку. При работе с такими расстройствами мы сталкиваемся с нарушениями развития отношений между Эго и Самостью, а вовсе не с симптоматикой, характерной для психоневрозов, возникающей при преодолении инстинктивной энергией защитных механизмов эго-структуры.)
Раньше существовала убежденность в том, что нарциссические расстройства личности неизлечимы именно из-за этого непроницаемого барьера, называемого нарциссической защитой, который, как тогда считалось, служил пациенту главным препятствием для установления с аналитиком любых эмоциональных отношений (переноса). Когда же было установлено, что все это мало соответствует истине, что у пациентов с нарциссическими расстройствами возникают на аналитиков очень сильные переносы, которые оказывают на них очень мощное воздействие (вызывая реакции контрпереноса), нарциссизму стало уделяться гораздо больше внимания в психоаналитической литературе. Затем этот термин в основном начали использовать применительно к отношениям и понятию идентичности, так как к тому времени стало совершенно ясно, что все особенности защитных механизмов личности, страдающей нарциссическими расстройствами, несут характерный отпечаток защит от травм, обусловленных уже имеющимся недостатком в ощущении идентичности. Распознавание реакций контрпереноса, имеющих объективную природу, приводит к появлению аналитических инсаитов, которые улучшают наше понимание природы психических структур, определяющих человеческую идентичность и скрытых за психологическими защитами нарциссической личности.
Настоящее исследование, в котором сочетаются как юнгианский, так и психоаналитический подход, является попыткой расширения и углубления клинического взгляда на вопросы, связанные с нарциссизмом и проблемой идентичности.
В целом есть веские основания утверждать, что взгляды на психотерапию К.Г. Юнга достаточно близки основным принципам некоторых других психотерапевтических школ и направлений. Сам Юнг очень ценил подход Фрейда, который считал экстравертированной, объектно-ориентированной психологией, тогда как подход Адлера (который он считал не менее ценным) рассматривал как интровертированную и субъектно-ориентированную психологию3. Поэтому Юнг иногда говорил, что периодически он работал то по Фрейду, то по Адлеру. Развитие исследований в области психотерапии в последние несколько десятилетий позволили убедиться в немалом соответствии юнгианского и других психотерапевтических подходов. Так, например, работа Гантрипа, представляющего английскую школу объектных отношений, в которой теория либидо Фрейда облекается в соответствующую времени форму 4, очень напоминает концепцию психической энергии Юнга. И теперь, вслед за Юнгом, современная школа психоанализа пришла к выводу, что в содержании сновидения проявляется символическое содержание бессознательного, поэтому идея о латентном содержании сна окончательно утратила свой смысл5. Пересмотренное психологическое содержание эдипова комплекса и признание необходимости развивать психологическое содержание Самости в поздних мыслях Фрейда также вполне соответствует юнгианскому подходу к человеческой психике.