Внутренне Лириопа должна указывать на недостаточную рефлексию Нарцисса, на тот дефицит внутреннего отзеркалива-ния, который привел его к ощущению своей уникальности. На внешнем, объектном уровне Лириопа проявляет черты, присущие нарциссической матери, которая поглощена только собой и совершенно нерефлексивна.
Теперь обратимся к Тиресию, Последнему образу четверичной структуры, существущей в самом начале мифа. Тиресий - это архетипический мудрец. Он обладает уникальными знаниями о проблеме coniunctio, в первую очередь потому, что из-за нее потерял зрение. Его попросили рассудить спор между Зевсом и Герой, которые не могли решить, кто получает больше удовольствия от секса - мужчина или женщина. «Часто, - ответил мудрец, - мужчина получает только одну десятую часть наслаждения. Девять десятых добавляет обладающая сладостным сердцем женщина». Услышав такой ответ, Гера пришла в ярость и ослепила Тиресия, но в качестве компенсации Зевс наделил его даром пророчества. Тиресий имеет отношение к проблеме coniunctio и в других историях. Например, в одной из них он находит совокупляющихся змей и убивает змею-самку. Совершив это убийство, он на семь лет превращается в женщину. Позже он снова видит двух совокупляющихся змей, убивает самца и тогда снова превращается в мужчину98.
Таким образом, жизнь Тиресия определяется той главной ролью, которую играет прорицатель в мифе о Нарциссе. В результате борьбы за власть между маскулинностью и фемининностью, Зевсом и Герой, он потерял зрение. Но одновременно обрел внутреннее зрение - видение бессознательного. (Тиресию было сказано, чтобы он единственный поддерживал thymos, свет сознания, в царстве Гадеса.) Образ Тиресия воплощает возможность трансформации через интроверсию, то есть через связь с внутренним миром. К этой позитивной возможности мы еще вернемся, рассматривая более поздние версии мифа о Нарциссе, а также в процессе анализа эпизода, связанного с отражением Нарцисса. Если бы Нарцисс мог войти в свой внутренний мир и узнать себя в качестве Самости, он бы умер, и его смерть означала бы, что охваченный своим тщеславием Нарцисс, как и соответствующий тип поведения нарциссической личности, должен исчезнуть.
Но ребенок, появившийся при соединении Кефисса и Лириопы, становится одиноким, он отвергает любые близкие отношения с окружающими и связь с самим собой. При такой родословной это не вызывает ни малейшего удивления. Нет ничего удивительного ни в уединенности, ни в хронической диффузии идентичности нарциссической личности с присущей ей и подавляющей ее внутренней потребностью в достижении власти, обусловленной силой Кефисса, стремящейся затопить Эго эксгибиционистскими энергиями. А также в том беззеркальном внутреннем мире, который символизирует Лириопа. Вместе с тем в образе Эхо миф показывает путь возможного развития личности, очень близкий к современным подходам в клинической практике.
4. Нарцисс и Эхо
Ранее уже упоминалось о том, что эпизод с Эхо был добавлен Овидием к уже существующей версии мифа. Если было именно так, то это лишний раз свидетельствует о гениальности Овидия, ибо Эхо, несомненно, представляет собой комплементарную Нарциссу фемининность. Кроме того, в образе Эхо проявляется характерный для клинической практики феномен, с которым приходится сталкиваться при работе с нарциссическими установками, направленными на установление максимального контроля над защитными механизмами. Тогда требование отзеркаливания (то есть того, чтобы мы «заткнулись и слушали») действительно низводит нас до функции эхо, пока мы не сорвемся и тем самым не испортим все дело, идентифицируясь с негативной силой Кефисса. Но с другой стороны, оказавшись вовлеченными в отношения зеркального переноса пациента, мы и сами находимся под контролем, и потому наш собственный голос звучит очень вяло.
Теперь возникает основной вопрос: как мы вторим эхом тому, что услышали? Следует ли нам просто пробормотать в ответ то, что нам было сказано, тем самым превратившись в обыкновенное зеркало, говорящее «да»? Или же у нас есть возможность стать эхом в более глубоком и более существенном смысле?
В ранних толкованиях мифа, вплоть до XII века, Нарциссу уделяли основное внимание, тогда как Эхо оставалась на втором плане. Но постепенно стала возрастать роль именно ее образа: Эхо вызывала к себе сочувствие, считаясь ярким примером неразделенной любви. Такое изменение отношения к этому образу указывает на развитие коллективного сознания. Вместе с тем эхо-повторение (в отличие от интерпретации) в последнее время стало все чаще применяться в терапевтическом процессе как способ эмпатического отражения. Становится все более и более очевидным, что процесс исцеления нарциссических расстройств личности в значительной мере зависит от того, как мы воспроизводим эхо-отражение.
Если наши ответы оказываются поверхностными, наше эхо будет похоже на Эхо из морализации Берхория XIV века: «Эхо является воплощением льстецов, которые окружают горы, то есть высокопоставленных людей... Если кто-то из великих что-то произнесет, такие льстецы будут повторять его слова и возвращать их ему обратно, как заклинание»99. А в XII веке Александр Некхам писал: «Под эхо подразумеваются люди, слишком склонные к разговорам; но в действительности им нужны лишь последние слова, которые все решают»100.
В психотерапевтическом процессе нарциссической личности можно пойти на поводу у желания слишком много говорить, оставляя за собой последнее слово. Это свидетельствует о возможности нашей идентификации с доминирующим над пациентом давлением его грандиозности. Наряду с этим существует тенденция к поверхностному отражению, которое создает впечатление, что нам становится скучно и мы больше не стремимся постичь суть нарциссических защит. Как правило, появляется сопутствующее ощущение, что независимо от нашей конкретной деятельности и способа, с помощью которого мы стараемся приблизиться к внутреннему миру пациента, этого все равно недостаточно. Подобно Эхо, мы можем ощутить невостребованность своей любви и неэффективность своего интереса; обычно мы чувствуем, что нас презирают.
И все-таки эхо может привести к весьма позитивному результату, если нам удастся понять содержащийся в нем смысл. Это интригующее объяснение Эхо заключается в следующем. По словам Винж, «символические афоризмы» Пифагора представляли собой сборник загадочных изречений, которые он адресовал своим ученикам и над которыми ломали головы неоплатоники и их последователи, пытавшиеся в XVI веке интерпретировать эти афоризмы. Среди них было изречение, переведенное на латынь Марсилио Фичино, которое удалось прочесть Джиральдо: «Молитесь Эхо, пока дует ветер»101.
Джиральдо говорит, что он не знает, как интерпретировать этот афоризм, но при этом отсылает нас к философу-неоплатонику Ямблиху, жившему в начале IV века: «Он говорил, что [Пифагор] имел в виду, что следует любить природное начало и божественную силу»102. Однако после публикации работы Джиральдо в начале XVI века этот афоризм продолжал привлекать интерес мыслителей, и в своем труде «Семь дней» итальянский адвокат Александр Фарра приводит описание Божьего пути к миру в соответствии с доктринами платонизма эпохи Возрождения, комментируя афоризм об «Эхо и ветре» следующим образом:
«Молитесь Эхо, пока дует ветер. Ветер является символом Святого духа... Он движет нашим сознанием, и тогда приходит в движение причинность. И как только это случилось, происходит отражение образа или формы и его последующее возвращение тем же путем к интеллектуальному единению, просветляя, затрагивая и донося до Бога все частицы души так, что при этом в них возобладает тот же божественный дух. Такое символическое отражение теологи называли Эхо... Она является дочерью голоса и, посылая божественную освященную благодать на весь духовный мир, оправдывает свое назначение, которое заключается в том, чтобы ей поклонялись и почитали ее, не чувствуя никакой тяжести в сердце. Так не получилось с неблагодарным Нарциссом, который, избегая влюбленную в него Эхо, сам влюбился в собственное отражение... В Эхо воплощен божественный дух, спустившийся с небес, чтобы просветлить нашу душу... Убегающий Нарцисс воплощает порочную грешную душу, не внемлющую божественному голосу»10-.
Из этого отрывка видно, что в данном случае нимфа Эхо аллегорически представляет связь, существующую между Богом и человеком. Эта связь дана в сравнении с отраженным светом или звуком.
Таким образом, с точки зрения психологии Эхо осуществляет связь между Эго и архетипическим миром. Такая же связь существует и в клинической практике. Возвращая эхом пациенту замечания, в которых проявляется его желание взять ситуацию под контроль, аналитик должен глубоко осознавать архетипическое (иногда его называют метапсихологическим) основание такого возвращения. Здесь требуется понять, что все сказанное пациентом не скапливалось в Эго аналитика, а проникало в его бессознательное, чтобы затем вернуться обратно к пациенту, не привнося при этом ничего нового, кроме смысла, достигшего осознания. Это циклический процесс, зависящий от способности распознать архетипическое значение в том, что с виду выглядит бессмысленным бормотанием, то есть именно то значение, которое позволяет ощутить деятельность зарождающейся Самости.