Прогнозируя подобное решение, Уполномоченный по правам человека в Волгоградской области, одновременно с направлением писем в органы Пенсионного фонда Российской Федерации, обратился в Государственную Думу Российской Федерации, а также в Правительство Российской Федерации, обладающее правом законодательной инициативы. Было предложено изменить нормы законодательства о порядке ведения федерального регистра лиц, имеющих право на дополнительные меры государственной поддержки, чтобы устранить возникшие препятствия для внесения в него данных о П. и иных лиц, имеющих право на материнский капитал, но оказавшихся в аналогичной ситуации. В частности:
1) внести изменения в подпункт 8 пункта 2 статьи 4 Федерального закона «О дополнительных мерах государственной поддержки семей, имеющих детей» и предусмотреть возможность внесения в федеральный регистр, в качестве информации о детях, реквизитов не только свидетельства о рождении, но и справки о рождении ребенка, выданной органами записи актов гражданского состояния. Также предлагалось установить, что в случае рождения ребенка мертвым не нужно вносить в указанный федеральный регистр данные о его имени и отчестве, так как согласно пункту 3 статьи 22 Федерального закона «Об актах гражданского состояния» сведения об имени и отчестве такого ребенка в запись акта о рождении не вносятся;
2) внести изменения в утвержденную постановлением Правительства Российской Федерации от 30 декабря 2006 года №873 форму заявления о выдаче государственного сертификата на материнский капитал и предусмотреть возможность внесения в пункт 14 «Сведения о детях» реквизитов справки о рождении ребенка, родившегося мертвым, выданной органами записи актов гражданского состояния, а также исключить необходимость указывать имя и отчество мертворожденного ребенка.
В целом ситуацию с П. можно охарактеризовать следующим образом. Государство отказалось исполнять взятые на себя обязательства не по причине отсутствия у нее права на дополнительные меры государственной поддержки, а в связи с трудностями, возникающими при ведении специального федерального регистра у органов Пенсионного фонда Российской Федерации (то есть во внутренней работе государственного фонда), вызванными несовершенством законодательства, что является нарушением ее социальных прав.
Также хотелось обратить внимание еще на один случай, связанный с отказом Фонда социального страхования Российской Федерации в назначении страховых выплат нетрудоспособным иждивенцам умершего лица, у которого было профессиональное заболевание и которое во время жизни получало соответствующие страховые выплаты. Именно в связи с такой ситуацией обратилась к Уполномоченному по правам человека в Волгоградской области гражданка Па. (вх.845 от 09.07.2009г.). 20 ноября 1972 года мужу заявительницы установили профессиональное заболевание. В связи с этим ему при вступлении в силу Федерального закона «Об обязательном социальном страховании от несчастных случаев на производстве и профессиональных заболеваний», назначались и выплачивались страховые выплаты. 21 января 2009 года он умер.
В апреле 2009 года заявительница направила заявление в
ГУ – Волгоградское региональное отделение Фонда социального страхования Российской Федерации о назначении ей выплат в связи со смертью мужа. При этом необходимо отметить, что согласно справке от 07 апреля 2009 года исх.№43 о причине смерти инвалида, выданной филиалом №4 ФГУ «Главное бюро медико-социальной экспертизы по Волгоградской области», была выявлена этиопатогенетическая связь между профессиональным заболеванием и причиной смерти мужа Па.
Но заявительнице отказали в производстве выплат. Такое решение мотивировано тем, что страховой случай произошел у ее мужа 20 ноября
1972 года, в связи с чем он и получал страховые выплаты. По мнению Фонда социального страхования, смерть его в январе 2009 года не может расцениваться как страховой случай, поскольку право на страховое обеспечение было реализовано мужем заявительницы самостоятельно, а также потому, что он умер через 37 лет после выявления профессионального заболевания. При этом указывалось на положения пункта 2 статьи 7 Федерального закона «Об обязательном социальном страховании от несчастных случаев на производстве и профессиональных заболеваний». Иных аргументов, послуживших основанием для отказа, не указывалось. Аналогичная позиция была занята Волгоградским отделением Фонда социального страхования Российской Федерации при обращении Уполномоченного по правам человека с просьбой пересмотреть свое решение[31].
Между тем Уполномоченный обращал внимание на то, что Конституционный Суд Российской Федерации, определяя конституционно-правовой смысл пункта 2 статьи 7 Федерального закона «Об обязательном социальном страховании от несчастных случаев на производстве и профессиональных заболеваний», указал, что в системе действующего правового регулирования эта норма не может рассматриваться как препятствующая признанию за нетрудоспособными лицами, находившимися на иждивении умершего лица, права на получение ежемесячных страховых выплат в случае смерти данного лица от профессионального заболевания, если страховое обеспечение по нормам названного федерального закона предоставлялось самому застрахованному при жизни.
Конституционный Суд Российской Федерации установил, что в существующей правоприменительной практике делается вывод о том, что Федеральный закон «Об обязательном социальном страховании от несчастных случаев на производстве и профессиональных заболеваний» не рассматривает смерть застрахованного, наступившую вследствие профессионального заболевания после прекращения исполнения им трудовых обязанностей, как самостоятельный страховой случай, влекущий возникновение обязательства по социальному обеспечению нетрудоспособных иждивенцев умершего застрахованного лица в порядке обязательного социального страхования.
В то же время Конституционный Суд Российской Федерации указал, что из пункта 2 статьи 7 Федерального закона «Об обязательном социальном страховании от несчастных случаев на производстве и профессиональных заболеваний» следует, что нетрудоспособные иждивенцы застрахованного лица имеют право на получение страховых выплат в результате наступления страхового случая. Смерть лица, застрахованного от несчастных случаев на производстве и профессиональных заболеваний, которая является следствием выполнения им как застрахованным лицом своих трудовых обязанностей, должна в любом случае рассматриваться как основание возникновения у его нетрудоспособных иждивенцев права на получение страховых выплат. При этом данное право нетрудоспособных иждивенцев является производным от их статуса иждивенца, а не от права застрахованного лица на обеспечение по обязательному социальному страхованию, которое он реализовал при жизни.
В этом смысле несчастный случай на производстве и профессиональное заболевание представляют собой, по сути, идентичные события, следствием которых является повреждение здоровья, вызывающее смерть и порождающее обязанность страховщика предоставить обеспечение по обязательному социальному страхованию. Различия в данном случае касаются только степени профессионального риска: несчастный случай на производстве представляет собой прямое воздействие на организм человека в виде увечья или иного повреждения здоровья, а профессиональное заболевание - опосредованное воздействие вредных производственных факторов на здоровье человека. Однако одно лишь это обстоятельство не может служить надлежащим основанием для дифференциации правовых последствий, наступающих в случае смерти застрахованного лица от несчастного случая на производстве либо от профессионального заболевания. Поэтому как смерть застрахованного лица от несчастного случая на производстве, так и смерть от профессионального заболевания, обусловленные воздействием вредных производственных факторов на организм человека, должны порождать одинаковые правовые последствия для нетрудоспособных иждивенцев застрахованного лица и служить надлежащим основанием для возникновения у них права на получение ежемесячных страховых выплат.
С учетом изложенного представляется, что практика рассмотрения таких вопросов Фондом социального страхования Российской Федерации должна измениться, так как решения Конституционного Суда Российской Федерации обязательны для всех.
Третья группа обращений волгоградцев посвящена трудностям, с которыми им приходится сталкиваться при определении их принадлежности к категории граждан, для которой предусмотрены меры социальной поддержки. Наиболее часто с такими вопросами обращались те, кто был не согласен с решениями органов медико-социальной экспертизы об отказе в признании инвалидами. Эта проблема практически не изменилась за несколько лет с того времени, когда она впервые стала предметом внимания Уполномоченного по правам человека в Волгоградской области. Продолжает поступать информация об отказах в признании инвалидами граждан, ранее признававшихся инвалидами, чье состояние здоровья не улучшилось, волгоградцам, кому рекомендовано пройти освидетельствование на предмет признания инвалидами не только районными поликлиниками, но и ведущими медицинскими учреждениями федерального уровня. Обычным мотивом отказа в данном случае является оценка последствий нарушения здоровья граждан как не влекущих существенного ограничения его жизнедеятельности. Также часто волгоградцы заявляют о необоснованном снижении группы инвалидности при очередном освидетельствовании. Как и ранее не принимается во внимание реально существующая ситуация в обществе, характеризуемая невозможностью трудоустройства отдельных граждан с имеющимися у них ограничениями по условиям труда в связи с состоянием здоровья, их нуждаемость в дорогостоящих лекарствах и другие обстоятельства. Поэтому вывод о необходимости изменения подхода к определению гражданина инвалидом, уже сделанный в 2005 году в Специальном докладе Уполномоченного по правам человека в Волгоградской области «О нарушениях прав граждан с ограниченными возможностями, проживающих в Волгоградской области, при установлении им инвалидности», остается актуальным.