"Человек, попавший в сферу влияния уголовного закона и вступивший с ним в конфликт, должен иметь возможность при соблюдении ряда условий в любой момент выйти из этого конфликта". Законодатель стремится к ресоциализации личности с применением минимальных усилий правоохранительных органов [15, с. 189].
Освобождение от уголовной ответственности и наказания - это не "всепрощенчество", не забвение содеянного, не безнаказанность, а выражение большого доверия лицу, совершившему преступление, попытка исправить его, не прибегая к уголовному наказанию.
Реализация принципов гуманизма и справедливости обеспечивает дифференцированный подход к решению вопроса о правовых последствиях совершения преступления. Поэтому в теории и практике уголовного права немаловажное значение придается иным мерам воздействия, применяемым вместо наказания при освобождении от уголовной ответственности или наказания лица, совершившего преступление.
Закрепляя в Уголовном кодексе Российской Федерации институт компромисса, законодатель тем самым отказался от прежней советской идеологической установки на бескомпромиссную борьбу с преступностью и переориентировал правоприменителя больше уделять внимания не только профилактике, но и стратегии и тактике реагирования на уже совершенное преступление. Проникновение в уголовное право частнопубличных начал и, прежде всего, возможность внесудебного "урегулирования" отношений между лицом, совершившим преступление, с одной стороны, государством, со второй стороны, и потерпевшим - с третьей стороны, во многом основано на сложившихся традициях и историческом опыте как российского государства, так и зарубежных стран. Так, например, Русская Правда не различала невозвращение долга и кражу, а убийство, телесные повреждения и изнасилование влекли за собой "виру", неуплата которой "позволяла" обеспечить воздействие на личность виновного. Такое же было возможно и при неуплате долга. Ответственность в раннефеодальном уголовном праве преследовала собой прежде всего цель - удовлетворение интересов потерпевшей стороны (частных лиц).
Неистребимое "желание" вернуться к раннефеодальному регулированию уголовно-правовых и уголовно-процессуальных отношений прослеживается во многих публикациях современных ученых, провозглашающих "примат" частных начал над интересами государства.
Так, например, Х.Д. Аликперов и К.Ш. Курбанова пишут, что без ущерба делу борьбы с преступностью "компромисс" между государством и преступником при освобождении виновного от уголовной ответственности возможен и при некоторых преступлениях, отнесенных к категории тяжких. Речь, в частности, идет об умышленных имущественных преступлениях [6, с. 56]. Кроме того, они считают, что "важно учитывать позицию потерпевшего и при решении вопроса о привлечении к уголовной ответственности лица, совершившего преступление, и к тяжким преступлениям, не повлекшим тяжкие последствия для жизни и здоровья потерпевшего, когда лицо, совершившее какое-либо из деяний перечисленной категории, например кражу, состоит в родстве или близких сношениях с потерпевшим (дети, супруги, родственники, родители, друзья, сослуживцы, соседи и т.д.)". Не останавливаясь подробно на подобной сентенции, промежуточно отметим, что неопределенность уголовно-правовой формулировки "преступление, не повлекшее тяжких последствий" позволяет практически любое преступление отнести к такой категории, поскольку ни законодатель, ни правоприменитель не "знают" подобной дефиниции. Кроме того, "желание" смягчить участь лица, совершившего преступление, любой ценой, и в том числе в отношении близких ему людей, наоборот, должно усиливать уголовную ответственность, поскольку свидетельствует об утрате всяких ценностей в обществе и моральной деградации личности [6, с. 58].
Позицию, аналогичную позиции Х.Д. Аликперова и К.Ш. Курбановой, занимает В.В. Ценева, которая допускает возможность освобождения от уголовной ответственности в связи с примирением с потерпевшим и предлагает в ст. 76 УК РФ закрепить часть вторую (аналогично ч. 2 ст. 75 УК РФ), в соответствии с которой в связи с примирением могут быть освобождены лица, совершившие преступления, предусмотренные ч. 1 ст. 131, ч. 1 ст. 132, ст. ст. 133, 158, 159, 166, 167, 168 УК РФ, если они являются супругом или близким родственником пострадавшего от преступления [24, с. 9].
"Вторит" В.В. Ценевой Г.М. Якобашвили, который предлагает не привлекать к уголовной ответственности с учетом позиции потерпевшего в некоторых случаях и за тяжкие преступления, не повлекшие тяжкие последствия для жизни и здоровья потерпевшего, когда лицо, совершившее какое-либо из деяний перечисленной категории (например, кражу), состоит в родстве или близких отношениях с потерпевшим (например, дети, супруги, родственники, друзья, сослуживцы, соседи и т.д.). Указанный автор пишет, что "игнорирование в подобных случаях воли жертвы преступления и привлечение виновного к уголовной ответственности ведут к тому, что интересы потерпевшего могут быть нарушены" [25, с. 13].
Парадоксально, но факт - интересы потерпевшего нарушает не лицо, совершившее в отношении пострадавшего преступление, а государство, которое "желает" наказать виновного за содеянное, причем за тяжкое преступление. Еще немного, и вскоре "заговорят" о необходимости примирения с потерпевшим и за особо тяжкие преступления. Убил, "примирился" с представителем потерпевшего ("откупился") и можешь быть освобожден от уголовной ответственности. Кроме того, следует помнить, что тяжкое преступление не может не "порождать" тяжкого вреда (тяжких последствий). А потому "безудержная попытка" освобождения от уголовной ответственности за преступления любой категории приведет к нарушению принципов законности и справедливости.
"Нивелирование" интересов близких и знакомых преступнику лиц, пострадавших от преступления, - это еще и отказ от христианского законодательства Моисея, которое строго карало за посягательство на здоровье, честь и достоинство родителей. Смертная казнь предусматривалась за нанесение удара отцу или матери (Исх. 21.12) и даже за оскорбление или клевету на них: "Кто злословит отца или свою мать, того должно предать смерти" (Исх. 21.17). В отношении других потерпевших подобной нормы не предусмотрено [22, с. 40-41].
Возврат к раннефеодальному "примату" частного над публичным должен получить официальный статус лишь для преступлений небольшой и средней тяжести, но это недопустимо за совершение тяжких и особо тяжких преступлений, за рецидив и совершение преступления организованными группами. В противном случае дифференциация уголовной ответственности и индивидуализация наказания потеряет всякий смысл. Баланс частных и публичных начал должен быть оптимальным.
"Образец" есть в российской истории. Так, Судебник 1497 г. допускал в отличие от Русской Правды судебный поединок - "поле" (с возможностью примирения). Но если обвиняемый окажется "ведомый лихой человек", Судебник требовал казни за совершение "лихого дела".
Освобождение от уголовной ответственности в силу предотвращения лицом вредных последствий совершенного им преступления с применением к освобожденному альтернативных уголовному наказанию мер воздействия имеет место в законодательстве и практике борьбы с преступностью и в зарубежных государствах. Во Франции, Греции, Турции, Бельгии, Нидерландах и Норвегии популярностью пользуется добровольное материальное возмещение виновным нанесенного его преступлением ущерба как способ рассмотрения уголовного дела без судебного разбирательства [18, с. 70-71].
Так, например, нидерландско-бельгийская система представляет собой так называемую трансакцию. Суть ее заключается в том, что управомоченные государственные органы (прокуратура, полиция) отказываются от уголовного преследования лица, если последнее согласится уплатить в казну устанавливаемую в каждом конкретном случае денежную сумму. Государство вправе принять на себя обязательство отказаться от уголовной репрессии, если обвиняемый, в свою очередь, обяжется компенсировать государству в денежной форме вред, нанесенный публичным интересам. При этом следует отметить, что частным случаем трансакции может быть и примирение с потерпевшим.
Примирение с потерпевшим в соответствии со ст. 76 УК РФ - это вид "простой медиации", применяемой в зарубежных странах. Однако на Западе "простая медиация" заключается в посреднических мерах для примирения потерпевшего и обвиняемого при возмещении последним ущерба, чего у нас нет. Соответствуя концепции "простой медиации", современное российское уголовно-процессуальное законодательство имеет важную особенность: отсутствие в УПК РФ каких-либо "посреднических" мер по примирению сторон. Компетентные государственные органы, ведущие производство по делу, лишь пассивно фиксируют, что примирение потерпевшего с обвиняемым состоялось, не будучи обязанными предпринимать активные шаги для достижения данной цели.
Принципиальное же отличие ст. 75 от ст. 76 УК РФ в том, что если в ст. 75 УК законодатель "склоняет" виновного к самообнаружению и устранению вредных последствий содеянного, то посредством ст. 76 УК РФ законодатель стремится к примирению сторон уголовно-правового отношения без реализации уголовно-правовой репрессии.
Возможность освобождения от уголовной ответственности за совершенное преступление, при котором для освобожденного наступают правовые последствия, находящиеся вне рамок уголовного законодательства, связывается во многих странах с целым рядом обстоятельств. Эти обстоятельства учитываются при избрании способа воздействия на преступника в целях его скорейшего исправления. К ним относятся: тяжесть содеянного; личность виновного; интересы общества, жертвы и самого преступника; отсутствие необходимости в исправлении преступника за счет применения к нему наказания. Такой подход и способствовал развитию в уголовном и уголовно-процессуальном праве многих стран не только норм, регулирующих разнообразные меры наказания, но и тех норм, которые позволяют заменить наказание иными мерами воздействия, способными предупредить новые преступления, а также норм, являющихся правовыми стимулами для хорошего поведения после совершения преступления [16, с. 70].