С моего 18-го года жизни мои родители все больше интересовались антропософией и начали посещать антропософские доклады. Так мне в 21 год попала в руки книжечка Эренфрида Пфайфера, и я захотела провести в лаборатории своего шефа, который был исследователем в области рака, опыты по кристаллизации. Тот, кто знаком с этими экспериментами, знает, что пока кристаллизация правильно получится, требуется много техники. У меня не было особой склонности к этим техническим тонкостям. Однако однажды мне удалось воспроизвести картину кристаллизации, и переживание, когда из одной точки все кристаллы разошлись лучами к периферии, произвело на меня глубокое впечатление. Я вдруг заметила, что духовный элемент формирует материю и может придать ей направление. Я могла бы назвать этот опыт переживанием Я.
Когда мне был 21 год, у меня было также желание совершить самостоятельное путешествие, совсем одной, и мне представилась возможность поехать в Аргентину. Мой отец очень доверял мне, и моя невинность защищала меня. Это относилось вообще к тому времени, потому что я часто приходила поздно домой, так как вместе с коллегами по учебе в университете посещала различные школы искусств и театральные спектакли.
Антропософия бесконечно расширила мой горизонт. На моем 22-м году жизни из Гамбурга в Бразилию приехал старый врач-антропософ, доктор Майен, и прочитал несколько докладов о Гете. Здесь я познакомилась с моим первым мужем, Петером Шмидтом. Он приехал из Соединенных Штатов и как раз проводил каникулы в Бразилии. Каникулы длились всего три недели, и мы интенсивно использовали это время, чтобы лучше познакомиться. Потом ему пришлось вернуться в Штаты, чтобы закончить учебу. Между нами завязалась оживленная переписка. Она привела к помолвке, о которой мы написали на почтовых открытках. Мой отец был вначале не в восторге от этого шага, но поскольку при моем рождении он маятником определил имя Петер, он смотрел на это как на знак судьбы. Он поставил мне в качестве единственного условия, что я должна завершить учебу. Это было для меня несложно, потому что у меня самой не было потребности прекращать учебу. Мой жених, однако, свою учебу прервал и не довел до конца, потому что несколько важных причин призывали его в Бразилию - одной из причин, конечно, было мое существование. После его приезда мы поженились, хотя из-за расстояния между нами произошло некоторое отчуждение. Но поскольку мои родители хотели уехать в путешествие по Европе, и мы должны были следить за домом, мы все-таки решились сразу же пожениться. Когда сегодня мы оба оглядываемся на это время, мы полагаем, что тогда мы могли бы дать себе побольше времени, тем более что это была моя первая любовь. В годы учебы, когда мне было 23 года, на свет появилась моя первая дочь, Аглая. Она родилась в университетской клинике. Я смогла отдать ее в ясли для медсестер, и поэтому могла кормить ее грудью, даже когда я была в университете. Это было для меня тяжелое время из-за того, что во время учебы я не могла полностью выполнять свои материнские задачи. Мы жили тогда у родителей мужа, и между ними и моим мужем и мной случались большие конфликты.
В 24 года я получила диплом врача, и в следующий год я работала врачом-ассистентом в отделении внутренних болезней. Между тем мой отец уже с нетерпением ожидал, что я стану врачом в Физиотерапевтическом институте. Он уже оборудовал там для меня кабинет. Так я смогла, еще работая в университете, одновременно вести собственную практику.
В 25 лет на свет появилась наша вторая дочь, Сольвей. Я уже тогда чувствовала, что медицина очень легко давалась мне. Воспитывать же детей и иметь собственную семью, однако, было для меня новым, это нужно было осваивать шаг за шагом.
На 26-м году моей жизни родители моего мужа и еще несколько супружеских пар основали в Сан-Паулу вальдорфскую школу. Я решила стать там школьным врачом. Внутренне я оказалась перед вопросом: как я могу стать школьным врачом в вальдорфской школе, если я еще не знакома с антропософской медициной? В этот момент я решилась написать в тогдашний Клиника-терапевтический институт в Арлесхайме. Я установила контакт с доктором Александром Леруа, португальцем, который работал там в институте. Мой муж и я готовились к путешествию в Европу. Мой муж поехал на фирму «Жирофлекс», чьим бразильским филиалом являлась его фирма, а я при помощи стипендии от Веледы поехала в Арлесхайм. Там у меня была возможность посетить месячный вводный курс для медиков, и я увлеклась эвритмией. Содержание докладов я понимала мало. Но здесь, в Арлесхайме, мне очень нравилось, и я все больше вживалась в этот мир. Мой муж, который приезжал ко мне по выходным, удивлялся моим внутренним переменами. После того как курс закончился, я в течение последующих трех месяцев работала с доктором Александром Леруа, и между нами возникла глубокая дружба, которая длилась до его кончины.
Когда мне было 27 лет, он со своей женой приехал в Бразилию. В нашей ванной комнате он обнаружил шкаф с медикаментами. Здесь стояли лекарства, которые мой муж по выходным расфасовывал в маленькие баночки, а затем раздавал пациентам. Воспользовавшись этим благоприятным случаем, мы решили основать в Бразилии аптеку Веледы. В том же году умерла моя свекровь. В этом же году в бразильскую вальдорфскую школу приехало еще больше европейских учителей, в основном из Германии, и образовался оживленный рабочий круг.
В 28 лет я перенесла краснуху, вместе со своими детьми.
Мой муж и я прилгнули к антропософским кружкам и рабочим группам учителей вальдорфской школы. В нашей жизни это была фаза больших открытий. Мы общались со многими молодыми людьми. Когда я ждала нашего третьего ребенка, Томаса, мне захотелось на некоторое время оставить работу. И хотя я была беременна, мы поехали в Европу и совершили чудесное путешествие по Италии.
Через два месяца после моего возвращения на свет появился Томас. Для меня время кормления детей грудью всегда было большой радостью, потому что я могла тогда полностью концентрироваться на детях. В остальное время я всегда ощущала некоторое разделение внутри себя; я должна была посвящать себя, с одной стороны, семье, а с другой стороны, своей работе в медицинской области. Оглядываясь, я полагаю сегодня, что я слишком рано несла большую ответственность. Я думаю, например, об ожидании моего отца, что я возглавлю Физиотерапевтический институт. Я никогда не болела, и только во время беременности и вскармливания у меня была возможность оставаться дома. Поэтому я особенно наслаждалась этим временем.
Вальдорфская школа приобрела новый участок земли за пределами Сан-Паулу, и многие люди, интересующиеся вальдорфской педагогикой, поселились в южной части города. Между молодыми учителями из Европы и пожилыми, которые уже долго жили здесь, часто возникали конфликтные ситуации. Поскольку я была ответственна за школу перед правительством, некоторые учителя пытались использовать меня, чтобы достичь личных выгод. Будучи неопытной в области отношений, я запуталась в делах, которые были мне не по плечу. Можно сказать, в этих хитросплетениях чувствовался почерк Люцифера, и я чувствовала в это время искушение Люцифера. Мне часто приходилось быть на переднем плане, и многие учителя влюбились в меня. Однажды я внезапно поняла: эти ситуации складываются, потому что я излучаю что-то, что побуждает учителей вести себя таким образом. С этих пор я могла лучше справляться с этим.
На 30-м году моей жизни, когда Томасу было 7 месяцев, мой отец заболел раком щитовидной железы. Ему было очень тяжело осознать, что именно он, кто вел такой естественный образ жизни, заболел этой болезнью. После того как ему была сделана операция и проведено облучение, он уехал в Арлесхайм, в клинику Иты Вегман. Я могла быть с ним е последние две недели его жизни. Он умер в специальной клинике в Базеле, в Святой четверг. Сразу же после его кремации я снова уехала в Бразилию.
Уже до этого мы начали строительство собственного дома. Примерно в это же время мы купили также участок в горах. Кризис в школе усиливался. В это время у меня была важная встреча с Гельмутом фон профессора Ливехуда. Мой муж понял, что его задача лежала в педагогике для взрослых в русле работы господина Ливехуда. Это время состояло для нас из встреч и расставаний, новых встреч и новых расставаний, и каждый из нас мог рассказать новое и вызывающее энтузиазм. Это было очень богатое время.
Время в Штутгарте скоро закончилось. Наш корабль, бельгийское грузовое судно, доставил нас из Антверпена в Бразилию. На нем не было средств безопасности, и Томас упал с одной из палуб корабля. Целую неделю у него постоянно была рвота. Когда мы прибыли в Сан-Паулу, на рентгеновском снимке обнаружилось, что в черепе у него была прямая трещина, спереди назад. Ему пришлось еще некоторое время оставаться в постели, пока он снова не выздоровел.
В 1964 мы возвратились из Германии. В Бразилии как раз было время военного путча против коммунистов, он происходил в первую очередь в Сан-Паулу - нелегкое время для того, чтобы начинать что-то новое. Однако родители моего мужа очень настаивали на нашем возвращении, потому что в то время не было еще ни одного врача, который прописывал лекарства Веледы. Мой муж принял решение начать социально-педагогическую деятельность в Сан-Паулу, в своей фирме «Жирофлекс». Он даже подумывал о том, чтобы организовать обучение. Бывшая воспитательница детского сада в Сан-Паулу пришла к нам, чтобы посвятить себя этой работе здесь, в Бразилии. Далее к нам присоединилась учительница рукоделия из вальдорфской школы в Штутгарте. Наш новый дом находился недалеко от вальдорфской школы и превратился в небольшую терапевтическую клинику. К нам присоединилась еще специалист по лечебной эвритмии из Штутгарта. Наш дом стал культурным центром, в котором проходили небольшие концерты, театральные представления и, главным образом, рождественские празднества.