Существовали 4 основных касты: высшая — браминов (жречество), следующая — кшатриев (правители-воины), третья — вайшьев (купцы, мастеровые). Это — свободные касты, но права и обязанности их строго определены.
В широком смысле это — “дваждырождённые”, то есть получившие посвящение в религиозные обряды данной касты, что и считалось вторым рождением. В более узком смысле “дваждырождёнными” назывались брамины. Так этот термин и употребляется в предлагаемых текстах.
Четвёртая, низшая, полусвободная каста — шудры (слуги). Её обязанности сводились к услужению членам первых трёх каст. В рассматриваемую эпоху шудры имели право менять господина только в исключительных случаях, как, например, Варшнея в “Нале”.
Хотя каста браминов и считалась высшей и наиболее почтенной, однако жрецы не управляли страной непосредственно и как бы находились в услужении у радж, но фактически в их руках была значительная власть: они были блюстителями непреложных законов племени и неустранимыми посредниками между богами и людьми.
Кшатрии в лице князя, хотя юридически и обладали властью, но и шага не могли ступить без одобрения и помощи браминов, в частности своих домашних жрецов — “пурохитов”.
Радже всячески внушалось, что он тем славнее и лучше, чем больше подарков даст жрецам. В традиционных похвальных характеристиках радж обязательно упоминалось о щедрости и больших дарах браминам. Одной из похвальнейших заслуг князя считалось совершение “жертвоприношения коня” (ашвамедха). Обряд отличался дороговизной и сопряжён был с раздачей браминам особо ценных и обильных даров. Этот акт имел большое политическое значение, так как выражал претензию князя на суверенное положение среди других, более мелких феодалов.
Уже в очень ранний период истории возникла борьба между браминами и кшатриями: это социальное явление ярко отражено в таком древнем памятнике, как Упанишады (около 1000 лет до нашей эры). Особенно обострилась борьба в период создания “Махабхараты”, что сильно сказалось на характере поэмы. Предельной остроты борьба достигла в некоторых эпизодах “Махабхараты”, например, в повести о Парашураме (“Рама с топором”) и Раме — воплощениях Вишну. Парашурама был брамин, Рама — кшатрий. Парашурама, многоголовый и многорукий, так рьяно уничтожал кшатриев, что их почти не осталось. Для спасения касты явился Рама, который убил Парашураму.
Уклад индийского общества времён эпоса был патриархальным: общественная жизнь целиком принадлежала мужчинам. Женщины высших каст жили в гинекеоне (гареме), в женской половине жилища, и общались с посторонними лишь в редких, исключительных случаях, причём главным образом с браминами. Через них они плетут свои интриги и таким образом косвенно влияют на общество и добиваются своего вопреки воле “законных правителей” — мужчин. Пример этому мы видим в “Нале”.
Семья построена по полигамическому принципу. Однако в этом патриархально-феодальном строе ещё сохранилось много любопытных черт матриархата. Возможно, что это черты не индоевропейские, а заимствованные арьями у исконных жителей Индии. Наряду с полигамией, “Махабхарата” считает ещё возможной полиандрию. Правда, эта форма семьи уже окружена всевозможными “табу”, т. е. запрещениями ритуального характера. Пример полиандрии даёт центральная семья эпоса: пять братьев Панду имеют одну жену, Драупади, причём как “табу” выдвигается общий уговор братьев не встречаться друг с другом в её обществе. Драупади имела детей ото всех братьев.
Один из ярких пережитков матриархата — выбор невестой жениха — не раз упоминается в эпосе. В эпоху создания наших поэм обычай этот начал уже исчезать, разлагаться. В “Нале” он описан в полном расцвете, как само собой разумеющийся способ заключения брака. Отец Дамаянти решает выдать дочь замуж. Своё решение (как и Ашвапати относительно Савитри) он предпринимает самостоятельно, не советуясь ни с дочерью, ни с её матерью, что вполне соответствует патриархальным обычаям. Тотчас же он объявляет о назначении “сваямвара” — выбора невестой жениха.
Назначение выбора не сопряжено в поэме с какими-либо особыми мотивировками, для этого достаточно воли отца. Сам обряд происходит в чрезвычайно торжественной обстановке, при большом скоплении народа. На празднично разукрашенной сцене располагаются претенденты на руку царевны. Все они — раджи, члены той же касты, что и невеста. Для брамина взять жену из касты кшатриев унизительно, для вайшьев — недоступно. Выбор, как и другие события в жизни раджи, не обходится без непосредственного участия браминов, их стечение считается необходимым: по отсутствию такового Ритупарна (см. “Наль”, гл. XXI, 23) соображает, что он попал впросак.
Совсем иначе происходит выбор, совершаемый Савитри. Он оправдывается, как нечто не совсем обычное, скорее он является исключением: Ашвапати, побуждая дочь выбрать жениха, мотивирует свой совет тем, что никто её не сватает, этим создаётся угроза нарушения закона, причём Ашвапати цитирует шлоку из “Законов Ману”, кстати сказать, произведения довольно позднего времени, начала н. э. Если в “Нале” обычай выбора является само собой разумеющимся, необусловленным, то в “Савитри” он обусловлен и представляется необычным способом заключения брака: прибегать к нему разрешается в тех случаях, когда отец не сумел приискать дочери жениха и ей предстоит остаться незамужней, что считалось большим грехом. Значит, в эпоху “Величия супружеской верности” уже считалось обычным сватовство мужчины (ср. I, 23—24 и сл.). Сам обычай поблёк: нет уже пышного съезда женихов, торжественного празднества, которым не пренебрегают даже боги. Невеста сама отправляется на поиски суженого, тайком высматривая его среди встречных на пути. О её выборе не объявляется, и свита не ставится в известность о цели путешествия царевны. Выбор Дамаянти безапелляционен: сами боги признают его как её неотъемлемое право. Выбор Савитри подлежит утверждению отца, что свидетельствует о значительном ослаблении матриархального права и более позднем происхождении поэмы.
“Сваямвара” — выбор невестой жениха — является одной из семи форм брака, признаваемых брачным правом индийцев, однако в период создания “Махабхараты” эта форма и для кшатриев не была обязательна, как о том свидетельствует гл. 211 первой книги эпоса: Арджуна, второй из братьев Панду, хочет жениться на Субхадре, сестре Васудэвы-Кришны. Желая устроить этот брак, Кришна советует Арджуне не придерживаться обычая выбора, а использовать форму насильственного похищения невесты, также допустимую для кшатриев (ср. МБх I, 211, с. 548 и след., по переводу Кальянова). Такое разнообразие форм свидетельствует о переходном состоянии культуры индийских племён в период создания эпоса.
В “Величии супружеской верности” ещё сильна интересная черта матриархата: признание матери за родоначальницу. В “Нале” этот момент не выдвигается, хотя и здесь можно отметить некоторые относящиеся сюда чёрточки, как, например, род отца совершенно не заботится о детях Наля, скорее играет по отношению к ним отрицательную роль (Пушкара). Покровительствует им род матери: первым движением Дамаянти в заботе о детях было обращение к своим родным, помощи от родных мужа она даже и не пытается искать. Это тем более характерно, что девушка, выходя замуж, утрачивала связь с родом отца и считалась принадлежащей к роду мужа. В доме мужа Дамаянти, по-видимому, не находилась в зависимости от его родных: отец Наля давно умер, а о матери даже не упоминается. Однако Дамаянти не могла распоряжаться в доме мужа как хозяйка, и во время безумия мужа её распоряжения, даже касающиеся детей, контролируются придворными. Живя в доме отца на вдовьем положении, Дамаянти всецело подчинена отцу. Наль считает имущество тестя “как бы своим”. Попав в дом тестя, он ведёт себя как младший и подчинённый и пользуется имуществом как бы на правах сына.
Иное положение у Савитри: попав в семью мужа, она всецело сливается с его родом. От невестки требуется полное повиновение родителям мужа, в частности свекру. Всё же черты матриархата и здесь настолько сильны, что вопрос о родовой линии не получает определённого разрешения. Позже он разрешается так: отец, не имеющий сыновей, для спасения себя и своих предков от ада, усыновляет детей дочери. Ашвапати ведёт себя, как патриарх, и в своих заботах о продлении рода настойчиво вымаливает у богов детей, напоминая этим Авраама в период его бездетности. Оценка дара богини Савитри происходит также в патриархальном духе: нужны особые уверения богини, чтобы царь принял дочь, как потомство, пригодное для продления рода. Но вот противоречие: сыновья Ашвапати, вымоленные для него дочерью у Ямы, носят имя не отца, но матери: они называются ”малавцы”. Как назывался род Сатьявана и Савитри из поэмы не видно, но Савитри просит у Ямы “сто сыновей”, а не детей вообще, “чтобы размножить род Сатьявана”.
В заключение своего рассказа Маркандея желает царевичам Панду, чтобы Драупади спасла их всех так, как Савитри спасла свой род и род мужа. Концовка явно в матриархальном духе.
Отметим ещё очень интересную черту, общую обеим поэмам, — трагический вопрос о самосожжении вдов; в поэмах нет и намёка на этот обычай. Если обе женщины, Дамаянти и Савитри, утратив супругов, заявляют о своём нежелании жить, то исключительно лишь в силу своего личного чувства, а не в силу требования закона или обычая. Только в этом смысле можно понимать слова Дамаянти: “сегодня же брошусь в золотое пламя” (ср. XXI, 11). Она ещё не была женой Наля, а чувство подсказывало ей такие же страстные слова: “Если моё поклонение отвергнешь... к яду, огню, воде, петле из-за тебя прибегну!” (IV, 4). Здесь не придаётся особого значения огню, как впоследствии того требовал обряд самосожжения, но просто упоминается об огне наряду с другими способами самоубийства.