ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ
Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования
РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
ФАКУЛЬТЕТ ИСТОРИИ ИСКУССТВ
Кафедра теории и истории культуры
Реферат на монографию
В.В. Бычкова «Русская средневековая эстетика XI – XVII века»
по Истории культуры России студента
2-го курса очной формы обучения
без специализации
| Руководитель _______________________ (ученая степень, ученое звание) _______________ ______________ |
Москва 2008
Работа В.В.Бычкова «Русская Средневековая Эстетика» посвящена русской средневековой эстетике, что становится ясно хотя бы из ее названия. Это первое в отечественной и зарубежной науке систематическое исследование становления и развития духовной и эстетической культуры на Руси, удивительный по своей глубине анализ взглядов древнерусского человека как на религию, искусство и литературу, так и на более общие понятия вроде красоты, мудрости, правды. Автор основывается не только на теоретических трудах различных историков культуры и искусства, но и на многочисленных дошедших до нас памятниках литературы, изобразительного искусства, архитектуры, пытаясь заглянуть в глубь человека той эпохи, в самое его сокровенное, составляя и разносторонне рассматривая его духовный портрет. Учитывая, что автор глубоко анализировал в том же ключе античную и византийскую культуры[1], одной из важнейших его задач становится раскрытие ключевых особенностей древнерусской культуры. При этом автор считает важным не углубляться в дотошный анализ заимствований из других культур. Взамен он предлагает уяснение общей картины эстетических представлений, органически присущих духовному миру русича того или иного исторического периода независимо от того, из каких элементов различных культур она сложилась.
Одним из ключевых понятий в монографии В.В.Бычкова становится древнерусская софийность, корни которой уходят к Константину-Кириллу Философу и одним из высших проявлений которой является «Троица» Андрея Рублева.
Древнерусская софийность: генезис и становление эстетического идеала
Одной из особенностей культуры Древней Руси и ее основным отличием от западноевропейской культуры является использование в основном религиозных и художественно-эстетических форм для выражения сущностного содержания культуры и ее глубинной мудрости. Тогда как богословско-философское мышление (схоластика) и рационально-словесные формы, занимавшее в западноевропейской культуре видное, если не главное место, на Руси не нашли себе применения. В связи с этим важнейшую роль в формировании древнерусской культуры сыграла «удивительная способность древнерусских книжников и иконописцев выражать с помощью художественных средств основные духовные ценности своего времени, сущностные проблемы бытия в их общечеловеческой значимости» [2]– софийность искусства. Идея единства мудрости, красоты и искусства позволила древнерусским творцам выражать в музыке, живописи, агиографии и других формах различные философские идеи. Благодаря софийности, возникшей на основе глубинного синтеза мифологического сознания восточных славян с основными парадигмами христианства, духовность получила особую силу и четкость в наиболее высоких творениях древнерусской культуры, а одной из характерных особенностей понимания искусства на Руси стала «повышенная чуткость русских людей к красоте искусства» [3]. Учитывая, что идеологами монастырской эстетики аскетизма постоянно проповедовалось негативное отношение к видимой красоте, тем интересней становится широко распространенное и неизменное по всей Руси увлечение красотой искусства, поддерживаемое официальной церковно-государственной эстетикой.
На Руси не существовало собственных эстетических теорий, однако высокая художественно-эстетическая культура охватывала почти все стороны жизни древнерусского человека. «К сфере эстетического в русской духовной культуре могут быть отнесены все компоненты системы неутилитарных отношений человека с окружающим миром, в результате которых он испытывает духовное наслаждение».[4] Однако, учитывая то, что до принятия христианства наиболее развитым у восточных славян было декоративно-прикладное искусства, а архитектура, пластика и живопись не были достаточно освоены, духовная культура ранних христиан на Руси была сильно интегрирована в повседневную жизнь. Так, «и в архитектуре, и в живописи эстетическое сознание древних русичей усматривало в первую очередь элементы ювелирного искусства»[5] .
Абстрактная, не обличенная в конкретно-чувственные формы искусства христианская духовность плохо усваивалась на Древней Руси, а русич в поисках духовной пищи «значительно чаще, чем византиец, обращался в поисках духовной пищи к искусству и наделял его красоту большей значимостью, чем это было принято в Византии» .[6] Художник и творец на Древней Руси наделялся «божественным даром мудрости и таланта». Его мудрость состояла в «углубленной духовной созерцательности», способности видеть красоту духовную как «выражение истинного и сущностного».[7] Искусство выступало носителем и выразителем вечного и непреходящего – абсолютных духовных ценностей, за которыми скрывался сам Бог и к которому приближал сам акт творения.
Вылившаяся из славянской интерпретации византийской эстетики (в поле взаимосвязанных понятий философии, мудрости, красоты, письменности, сладости) вера в божественность творческого вдохновения, в высокое назначение искусства способствовала разделению мудрости на мудрость человеческую и мудрость божественную, причем настоящий писатель должен иметь первую и быть одаренным второй. Без знания грамматики, риторики и философии «древнерусский книжник не считал возможным браться за перо»[8]. Взявшись же за него, следовало уповать на благодатную помощь свыше – то есть мудрость божественную, снисхождение которой указывало на благочестие и смирение автора. Отсюда берет начало и традиция самоуничижения, заложенная Нестором[9]. Унижая собственные способности, автор показывал, сколь велика роль Бога в успешном завершении дела. При этом заметен непререкаемый авторитет творца и творения (слова, иконы): «почти все написанное считалось истинным уже потому, что это было написано. Мудрость, открывавшаяся первым русским читателям в написанных словах, так поразила их воображение, что “книжное слово” обрело в их сознании почти сакральное значение и превратилось в священный символ»[10]. То же относилось не только к слову, но и ко всем формам искусства: «красота воспринималась на Руси как выражение истинного и сущностного. Искусство же выступало носителем и выразителем вечного и непреходящего – абсолютных духовных ценностей». На Руси всегда помнили о высокой нравственности искусства, которое могли создавать только люди, обладавшие высокой душевной чистотой. Искусство также не могло быть не мудрым, более того, оно представлялось средневековым авторам в качестве одного из путей к Богу[11]. Крайне важным видится факт эстетической ценности религиозных произведений искусства: например, иконы «были не только объектом поклонения, почитания, молитвы, но и эстетическим объектом, созерцание которого доставляло зрителю духовное наслаждение»[12] . Акт поклонения иконе для древнерусского человека неразрывно связан с ее созерцанием. При этом икона – не только изображение, но и образ, она отсылает нас к архетипу, ее ценность в том, что она обладает прообразом, изображает конкретную личность. Таким образом, христианин поклоняется не самой иконе, но изображенному на ней святому, то есть «благодать наличествует в иконе, но не в самом веществе».[13] Подобное разделение чрезвычайно значимо для древнерусского человека, так как в нем еще жива языческая потребность в овеществлении божества. Эти древние корни и сильное влияние на русское христианство восточнославянского, дохристианского мировоззрения привлекают внимание русичей «к харисматической и соответственно чудотворной функциям иконы вплоть до утверждения нераздельности “божества” и иконного изображения»[14]. Подобный уникальный взгляд на икону позволил древнерусским мастерам выражать «все то, что плохо поддавалось словесному выражению, – глубинные основы их миропонимания» .[15]
Эстетическое сознание древнерусского человека конца XIV – начала XVI вв. было ориентировано на узрение и выражение вечных, непреходящих истин и ценностей в чувственно воспринимаемых явлениях, действах, произведениях искусства, оно было озарено «светом невечерним» софийности и достигло высших форм своего средневекового выражения, о чем, несомненно, лучше всего свидетельствует искусство того времени[16] . Особое отношение формировалось к красоте естественной: будучи созданной Богом, она выражает высокие духовные качества обладателя. Соответственно, в текстах описание физической красоты приобретает «особую значимость (…) как знак и указатель на красоту духовную», «и обратно, вещи бездуховные, антидуховные – безобразны». При этом духовная красота, напротив, «мыслится самодовлеющей ценностью» и вовсе не нуждается в красоте физической.[17]
Не в силах описать красоту духовную, древнерусские книжники подчеркивают ее умонепостигаемость при помощи гиперболизации до непредставляемых размеров, приводящих читателей в трепет. «Страх и ужас, испытываемые христианами перед неприступным Богом, сопровождались и противоположной эмоциональной реакцией – наслаждением»[18]. Так формируется «по сути своей концепция возвышенного» у православных христиан. «Древнерусские книжники используют для обозначения сверхъестественных явлений, видений знамений, чудес» оценки «дивно, чюдно, страшно» .[19] Сверхъестественность, приобщенность к божественной сфере «вызывают священный трепет и страх в душе видящего, ибо возносят его над привычной эмпирией, а это возбуждает одновременно и радость, и страх» [20]. Свет духовный – особая материя, синоним святости и мудрости, превосходящий своей яркостью всякий видимый свет, слепит глаза и связан с болью, но при этом душу наполняет он умилением. При этом считается, что только искусно сплетенная (как декоративный орнамент) речь может донести до сердца читателя (или слушателя) глубинную сущность описываемого, когда речь заходит о трансцедентном и запредельном. Другим способом решить задачу выражения практически невыразимого уровня вечного бытия стала система канона, использующая символы, адекватные культуре своего времени. Таким образом, сверхъестественные явления для средневекового сознания – феномены одновременно и религиозного, и эстетического сознания.