Экзистенциальное а priori как горизонт опыта
Понятие "горизонт", происходящее от греческого hows (граница, предел), в современном словоупотреблении отделилось от понятия границы. То есть горизонт обозначает горизонт для кого-то. Говорить о горизонте опыта — значит говорить о границах значимости конкретного опыта, рассматриваемого отдельно от любого другого более содержательного опыта. Я не делаю здесь ссылку на горизонт объекта моего опыта, который, скажем, в случае восприятия является смутно схватываемой глубиной или краем неопределенного восприятия14. Горизонт объекта опыта — это неопределенный объект. Горизонт опыта — неопределенный смысл. Если я бегу к дереву, чтобы укрыться от дождя, то дерево в моем опыте будет "отчасти пропитанным, отчасти окруженным"15 смутным перцептуальным опытом иных объектов — отдаленных холмов, припаркованных вдоль дороги автомобилей, даже, возможно, самим дождем. Дерево — это фокус опыта, и его горизонт является опытом, в котором совсем не обязательно подразумевается, что горизонт должен быть. Если мы говорим о горизонте самого опыта, а не его объектов, то вопрос должен стоять иначе. Дерево означает для меня укрытие, и опыт такого укрытия имеет свой собственный особенный горизонт, отличный от горизонта объекта — дерева. Этот опыт также представляется "отчасти пропитанным, отчасти окруженным" опытом, возможно, укрытия под зонтиком или крышей; укрытия от солнца или ветра; защищенности, прикрытия и т.д. Поэтому можно говорить о горизонте объектов и горизонте опыта.
Зоннеманн представляет другой аспект понятия горизонта: Горизонт есть не только контур поля зрения как видит его наш фокус [феноменальный горизонт], но также его контуры в отдаленности от оси, по направлению к которой поле видения постепенно затемняется. Роговая оправа очков, которую оставляет без внимания наш фокус, в этом смысле еоризонтни именно в своей близости; еще более горизон-тным (и более близким] будет контур самого глаза16.
Зоннеманн хочет сказать, что если понимать горизонт как границу отдельной сферы, тогда сущностный неизменяемый предел, который не может попасть в поле нашего фокуса, есть структура того, благодаря чему эта сфера становится возможной. Наш феноменальный фокус может смещаться; то, что было горизонтом, может стать фокусом, и наоборот. Но то, что делает возможным само видение, не может стать фокусом видения. В "Критике чистого разума" время является горизонтом интуиции, а трансцендентальные схемы — горизонтом опыта. Кантианские категории являются формами мысли, и в метафоре глаза соответствуют самому глазу. Трансцендентальные схемы же соответствуют "контуру глаза", поскольку являются необходимыми определениями категорий в отношении времени. В этом смысле можно говорить об индивидуальном горизонте, который в качестве трансцендентального представляет границу опыта, определяя его возможности для индивида.
Эти два аспекта понятия "горизонт" содержат в себе экзистенциальное a priori, которое можно определить как "трансцендентальный горизонт опыта". Последнее выражение просто означает, что крайней границей опыта индивида является значение-контекст, благодаря которому возможен сам опыт. Этим значением-контекстом и будет экзистенциальное a priori. Теперь наступило время для сравнения этого понятия с фрейдовским понятием бессознательного.
В качестве примера психоаналитической методики приведем работу с группой невротических реакций, где беспокойство в настоящем имеет причинное отношение к травматическому опыту в прошлом. Мы ограничимся здесь теми случаями, в которых событие переживается как травматическое из-за того, что некоторые импульсы, до сих пор подавляемые, угрожают прорваться в сознание, и это особый случай состояний, в которых неуправляемый рост внутреннего возбуждения приводит к потере равновесия. Мы уже знаем, как Dasein-анализ дополнит такое психоаналитическое описание. Для Dasein-анализа в травматическом опыте значение события для индивида противоречит или "выходит за пределы" трансцендентального горизонта опыта; то есть всеохватывающее значение-контекст, которым и есть экзистенциальное a priori, делает возможным такой опыт, который ведет к своему собственному отрицанию. Это иллюстрирует бинсвангеровский пример с катанием на коньках17. В этом случае экзистенциальное a priori представляет категорию продолжительности; "Все, что делает мир значимым, подчиняется правилу одной категории"18. Потеря устойчивости пятки во время катания на коньках переживается как разрыв в продолжительности, и поэтому экзистенциальное a priori (которое и есть этот отдельный Dasein) приходит к само-противоречию, и таким образом к отрицанию своего мира, к уходу от мира — потере сознания.
Согласно психоанализу, этот травматический опыт приводит к фобии, в которой пациентка страдает от приступа неконтролируемого беспокойства всегда, когда обувь недостаточно фиксирует ее пятку, или когда кто-то дотрагивается до ее пятки или даже говорит о пятках19. (Ее собственные пятки должны тесно прилегать к подошвам обуви.) В таких
случаях, если она не может вовремя убежать, то теряет сознание. Для психоанализа причинная связь между произошедшим тогда на катке и фобией находится в бессознательном. Прошлый инцидент на катке является причиной В, фобии в настоящем. Фобия, связанная с пятками, проистекает из раннего или позднего бессознательного отождествления инцидента на катке со страхом отделения от матери. Поэтому память о травматическом событии подавляется; приступы беспокойства и потери сознания в настоящем объясняются памятью об этом в бессознательном.
Dasein-анализ рассмотрел бы это так: ограниченность трансцендентального горизонта опыта не может принять смысл, что этот горизонт соответствует инциденту на катке. Таким образом, "подавляется" не память о событии, но его значение. Горизонт, в котором сейчас живет пациентка, все еще не может принять такой смысл, разрыв продолжительности, и поэтому уход от мира через потерю сознания остается единственным способом сохранения этого горизонта, не отказываясь от свободы в его пределах. В свете этого не А является причиной В, но скорее горизонт в настоящем продолжает оставаться не менее ограниченным, чем в прошлом, и поэтому значение А по-прежнему не принимается. Инцидент на катке является травматическим в зависимости от того, каков горизонт сейчас; и именно поэтому для В, состояния пациента в настоящем, А служит причиной.
Связь между прошлым инцидентом и фобией, действительно, бессознательная, но только в том смысле, в котором "человек, совершающий ночью "налет" на холодильник... не осознает того, что наблюдающий за ним может назвать это прожорливостью..."20 Экзистенциальное a priori переживается пациенткой непрерывно, и поэтому, подобно горизонт-ному контуру глаза, остается вне фокуса внимания. То, что "заключает в скобки" категория непрерывности, находится в фокусе внимания, тогда как сама категория очень близка к ней. Пока бытие-в-мире пациентки определяется этой категорией в качестве концептуального фокуса, последний (требуя инаковости), должен промчаться мимо этой категории как возможного очевидца мысли21. Только через установление нового, более широкого горизонта этот смысл может стать сознательным — именно это и является терапевтической целью, отличающейся от классического психоаналитического метода осознания бессознательных содержаний как способа эффективного "излечения".
Что же привносит это "философское" понятие горизонта в понимание невротика? Его немедленный эффект — это акцент на сомнительности строгой причинной связи прошлого с настоящим, что неустанно подчеркивал психоанализ. Ведь горизонт находится во времени, и то, что с точки зрения наблюдателя было в прошлом, в пределах трансцендентального горизонта опыта находится в настоящем. Экзистенциальное a priori делает возможным воздействие прошлого на настоящее; отношение личности в настоящем к своему прошлому само по себе определяется не прошлым, но горизонтом, внутри которого переживается опыт и настоящего, и прошлого.
Введение в экзистенциальный психоанализ Л. Бинсвангера. Здесь мы сталкиваемся с той же трудностью, что и в случае психоаналитической узурпации принципа строгой причинности: для того, чтобы претендовать на знание о том, что В является следствием А, нужно быть в состоянии дедуцировать от объективно данного А, что его следствием будет [а не было] В, а этому требованию психоанализ никогда не соответствует, поскольку вся его интерпретация, и даже его "знание" А, наоборот, определяется знанием В как данного. Принимая участие в состоянии пациента в настоящем [В], его собственная память об А объективно принадлежит настоящему; но это означает, что объективно носитель знания и то, о чем он знает, никогда не могут быть разъединены. Причинность никогда не редуцируема к состояниям прошлого; то, что имеет отношение к собственной внутренней истории жизни — есть Kino существования, которое до-рефлективно выражает все, что имеет значение в перестановке "причинности". Последняя есть перестановка объективного функционального порядка генетических эволюции qua processes: в феноменальном времени не детская травма А является причиной картины симптомов В у взрослого, а именно феноменальная причинность со всеми ее вводящими в заблуждение импликациями, о которых мы говорили выше. Напротив, то, чем является А, полностью определено состоянием существования в настоящем [В]; ибо бытие предполагает присутствие, а что в этом случае выражает присутствие А, как не память, которая полностью принадлежит В?22