Поставленная П.Я.Чаадаевым проблема понимания причин отсталости России, ее места и роли в мировом развитии способствовала полемике западников и славянофилов. Н.В.Станкевич, В.Г.Белинский, К.Д.Кавелин, В.П.Боткин, П.В.Анненков, Н.П.Огарев, А.И.Герцен, Б.Н.Чичерин видели преодоление отсталости России в необходимости ее движения в направлении развития западной цивилизации. А.С.Хомяков, И.В.Киреевский, К.С.Аксаков, И.К.Аксаков, Ю.Ф.Самарин акцентировали внимание на социокультурных различиях России и Европы и критиковали «мещанство», возлагая надежду на общинные принципы организации социальной жизни и предлагая форму единения людей на основе соборности как выражение свободы в единстве. Идеи славянофилов были переосмыслены в работах Н.Я.Данилевского и Н.Н.Страхова. Полемика славянофилов и западников оказала огромное влияние на развитие религиозно-философской мысли В.С.Соловьева, С.И.Булгакова, Н.А.Бердяева, Л.Л.Карсавина. Возникшие на этой основе общественные движения, хотя и выступали как оппозиционные по отношению к политике, проводимой властью, предлагали различные ориентиры и приоритеты изменения российского общества на основе его реформирования. Антисистемными и дестабилизирующими были крайние идеи, отвергавшие самобытные основы России и возможности использования зарубежного опыта. Игнорирование цивилизационного своеобразия России, подход к ее государственному устройству через «эталонный» опыт Западной Европы неизбежно приводили к русофобским концепциям [32,36].
Развитие российской власти и общества всегда определялось взаимодействием двух тенденций: демократической и авторитарной. В период зарождения древнерусского государства значительное влияние имела первая тенденция. Позже, с увеличением территории государства, усложнением хозяйственных, социальных и политических связей, а также наличием грозных соперников на Востоке и Западе усиливается влияние на выбор иной модели координат динамики российского общества, это накладывает особый отпечаток на развитие культурных традиций и социоструктурных процессов. Вместе с тем выбор альтернатив эволюции власти и российского общества происходил и под влиянием внутренних политических и социально-экономических факторов развития страны. Экстраординарные проблемы и трудности, часто возникающие на пути развития российского общества, подталкивали к формированию мобилизационной модели с использованием авторитарных форм правления, ограничением прав и свобод личности, что приводило к отставанию в развитии политической, экономической и социальной жизни.
Цивилизационной альтернативой модели власти, ориентиро-ванной на использование деспотических и репрессивных методов, выступали программы модернизации на основе повышения народовластия, расширения прав и свобод личности, формирования институтов власти, исходя из необходимости в них представительства интересов разных слоев российского общества. Элементы либеральных программ социальной трансформации власти и общества находили лишь частичную реализацию в проводимых правящей элитой реформах. Запаздывание в проведении реформ, выбор противоречивых и непоследовательных вариантов их осуществления приводили к деформированию ритмов социальной динамики, возникновению драматичного развития событийного потока социальной жизни.
Нереализованные альтернативы не уходили бесследно из жизни государства и общества, они становились началом очередного пересмотра мировоззренческих ориентиров элитных и неэлитных групп. В условиях авторитаризма даже умеренные программы социальных преобразований часто рассматривались как антигосударственные, а их сторонники подвергались репрессиям. Это, в свою очередь, создавало основу появления радиально-экстремистских сил и осложняло деятельность власти. Отставание в уровне цивилизационного развития, резкая социальная дифференциация, значительный уровень отчуждения народа от власти, активность радикально-экстремистских сил, разбаланси-рованность социальной структуры, зарубежный и свой собственный опыт, свидетельствующий об опасностях разрушения социального порядка, – все это ориентировало правящую элиту российского общества на осторожный подход к выбору методов социального реформирования, которые стали преимущественно сводиться к модернизации авторитарно-бюрократических механизмов мобилиза-ционной модели.
Российскому самодержавию удалось обеспечить достаточно высокую степень подчинения культурного порядка политическому и относительно низкий уровень непосредственного влияния верхних слоев общества на власть царя и организацию социально-политической жизни. Политическая сфера стала монополией монарха, экономическая сфера была более децентрализованной. Широким слоям общества была предоставлена здесь самостоятельность, но эта самостоятельность не должна была нарушать систему крепостного права. Религиозное инакомыслие отделялось от политической сферы, однако иногда, например, в случае со староверами, она становилась активным фактором в экономической деятельности.
Реформы второй половины XIX века осуществлялись в условиях бюрократизации государственной и общественной жизни, уровень которой в годы правления Николая I стал высоким. Земская и городская реформы привели к передаче террито-риальным общинам прав местного самоуправления и стали объектом острой критики. С одной стороны, радикалы указывали на то, что сфера деятельности и права земских учреждений остаются урезанными, ограничивая социально-экономическое развитие страны. С другой стороны, консерваторы считали, что эти учреждения обладают избыточной самостоятельностью, подрывая государственные устои. Во второй половине XIX века российский бюрократический аппарат был относительно небольшим, но низкоэффективным. В России на 10 тыс. человек приходилось 12-13 чиновников, т.е. в 3-4 раза меньше, чем в странах Западной Европы в тот период времени. Небольшими были и государственные расходы на содержание бюрократического аппарата [36, с.367].
Во второй половине XIX века стратегия внешней аграрной политики, связанной с колонизацией, которая доминировала в политике властей с XVI века, себя уже исчерпала, натолкнувшись на геополитические и природные барьеры. Необходимо было переходить к стратегиям, обеспечивающим использование интенсивных технологий в сельском хозяйстве и восстановление экологического равновесия, одновременно решая задачи индустриализации экономики, рационально распределяя ресурсы. Однако приоритет был отдан методам традиционной политики, ориентированной на создание промышленности за счет сельского хозяйства и при недооценке интересов широких слоев населения. Вместе с тем ни государственная власть, ни общество не осознавали должным образом как глубины и причин социоэкологического кризиса в сельском хозяйстве, так и путей выхода из него.
В условиях усугубления социально-экономического кризиса и неадекватности действия властей расширялась основа для социально-политических потрясений. В конце XIX века кризисное состояние сельского хозяйства сопровождается периодически неурожайными годами, особенно сильный был голод в 1891 году, который сопровождался эпидемиями холеры и тифа, что привело к снижению численности населения на 1 млн. человек. Раскол российского общества приводил к высокому уровню социальной напряженности, росту противостояния между обществом и властью, правящими и оппозиционными элитами, к повышенной социально-политической конфронтационности, развитию социали-стического движения и революционным потрясениям. Как отмечал Н.Бердяев, „разложение императорской России началось давно. Ко времени революции старый режим совершенно разложился, исчерпался и выдохся. Мировая война доконала процесс разложения. Нельзя даже сказать, что февральская революция свергла монархию в России. Монархия сама пала, ее никто не защищал, она не имела сторонников… В этот момент большевизм, давно подготовленный Лениным, оказался единственной силой, которая, с одной стороны, могла докончить разложение старого, и, с другой стороны, организовать новое; только большевизм оказался способным овладеть положением. Только он соответствовал массовым инстинктам и реальным соотношениям” [5, c. 109].
Большевики смогли взять и удержать власть во многом благодаря тому, что им удалось примирить народническую концепцию национального капитализма с марксизмом, воспользоваться лозунгами и программными требованиями народнической идеологии, в которой нашли свое выражение настроения широких масс и потребности развития национального хозяйства. Большевики своевременно использовали в «Декрете о земле» суть эсеровской программы социализации земли. В послереволюционный период была реализована нэповская альтернатива военному коммунизму, основополагающие принципы которой весьма созвучны идеям народников о развитии российской экономики на основе многоукладности и многообразия форм собственности, широкого использования рыночных отношений и кооперации. Однако радикалистские устремления при этом часто брали верх.
4.4. Советская элита и трансформация общества
Социокультурные процессы, происходящие в нашей стране после исторического поворота в октябре 1917 года, часто рассматриваются как результаты рокового стечения обстоятельств, как исключение из правил, как следствие произвола захватившей власть новой элиты, как реставрация основ феодализма (крепостничества), как проявление заблуждений и мифотворчества, как следствие свойств национального характера. Утвердившиеся подходы являются схематичными, оставляя обширное поле для дискуссий. Одним из ключевых вопросов, по которому сохраняются острые споры и ответ на который во многом предопределяет интерпретацию социально-экономических и политических процессов в стране, связан с уяснением природы существовавшей в советский период власти, социально-политической и экономической системы.