В-четвертых, для социологической трактовки нарратива важно лингвистическое разграничение форм функционально-стилистической репрезентации времени в языке: повествование (нарратив), описание и рассуждение – это основные композиционно-речевые формы, показывающие различную «фактуру» времени. В строгом смысле эгоцентричное время прослеживается только в нарративных текстах, основной функцией которых является сообщение о некотором событии. Ненарративные жанры отражают мир сквозь призму вечно длящегося настоящего момента: описание и рассуждение не имеют временного вектора – они создают логическую, а не темпоральную последовательность [Карасик, 1997]. Основная функция описания – запечатлеть момент действительности, дать образ предмета в его естественной среде вместо простого его называния, поэтому описания в основном фактографичны, или «фотографичны» (пейзажные, портретные). Задача повествования – дать представление о развитии описываемых событий (вступление, завязка, развитие действия, кульминация, завершение действия, развязка, заключение) в их реальной или искусственной последовательности (если последняя кажется автору более целесообразной, чем существующая на самом деле); в основе повествования лежит противопоставление фабулы (совокупность событий, о которых сообщается в тексте) сюжету (частичное, выборочное, авторское отражение фабулы в тексте). Рассуждение обычно четко распадается на тезис, доказательство (аргументацию) и вывод (заключение/обобщение), хотя последний элемент часто отсутствует – сказанное подтверждается аргументацией, и вывод предлагается сделать самому читателю/слушателю [Шевченко, 2003].
В-пятых, при проведении социологического исследования субъективистский подход требует учитывать (1) активную роль респондента и его влияние на исследователя («мы – часть изучаемого мира, и нам не избежать отношений с теми, кого мы изучаем»); (2) глубину наблюдения, а не широту охвата как основу надежности данных (если сущность социального явления не позволяет стандартизировать ответы, то лучше расшифровать смысл речи и действий индивида); (3) исторический контекст изучаемых процессов и явлений; (4) невозможность обеспечить репрезентативность «мягкого» исследования (специфика единичной социальной ситуации требует отказаться от построения новой теории из только что полученных в исследовании данных и соотносить их с уже существующими теориями) [Добрякова, 2001, с.41‑44]. Сегодня социологи часто заменяют слово «субъект» понятием «актор», чтобы «артикулировать массовые повседневные практики» [Козлова, Сандомирская, 1996, с.55]: с одной стороны, понятие актора релятивизирет представление о субъекте, поскольку в центре внимания исследователя оказываются способы действия, а не их авторы/носители; с другой - появляется возможность рассматривать все многообразие форм и степеней субъективности, так как диспозиции и способности к деятельности могут меняться (процесс развития человека не имеет фиксированных границ).
И, наконец, герменевтическая традиция, подразумевающая отсутствие установленной процедуры и параллельное развитие информации и интерпретации, предполагает, что в самом общем виде работа с биографическими нарративами включает в себя прочтение текстов, «вживание» в их содержание и вычленение «когнитивных фигур», которые подвергаются многократному анализу [Цветаева, 1999, с.118]. Рассматривая текст в его притязании на истинность и вводя тезис о принципиальной открытости интерпретации и неотделимости понимания текста от самопонимания интерпретатора [Современная западная философия, 1998, с.99], в качестве главной задачи изучения нарративов герменевтика утверждает характеристику биографического дискурса через смысловые структуры, возникающие при анализе отношений между событийной канвой нарратива и оценочными суждениями автора. Иными словами, важна не столько референциальность истории жизни, сколько «практические схемы» мышления, диапазон и вариативность обнаруженных в текстах смысловых структур, «репертуар возможностей», а не частота их обнаружения.
Интерпретация в строгом смысле (как истолкование текста) «обнаруживает глубокий замысел – преодолеть культурную отдаленность, дистанцию, отделяющую читателя от чуждого ему текста, чтобы поставить его на один с ним уровень и таким образом включить смысл этого текста в нынешнее понимание, каким обладает читатель» [Реснянская, 1994, с.4-5]. Герменевтика рассматривает понимание как способ познания и способ бытия человека в мире (к «онтологии понимания» склоняются лингвистический и семантический анализ). Понимание нарратива предполагает компетентное и целенаправленное представление системной и целостной «картины мира» другого человека – «составление картины мира другого» становится основной метафорой нарративного анализа [Василенко, 1999, с.7]. Когда социолог сталкивается с нарративом, ему приходится бороться с искушением поспешно интерпретировать поведение другого в рамках своей картины мира; чтобы избежать этого, необходимо выйти из сферы собственных убеждений, быть готовым услышать другого и помнить о собственной предвзятости.
Логика герменевтического исследования предполагает его процессуальный характер [Кузнецов, 1991, с.175-176]: «мы понимаем А (в нашем случае это нарратив), если и только если 1) знаем смысл известных частей А; 2) существует реконструкционная гипотеза h о смысле А; 3) интерпретируем непонимаемый остаток; 4) объясняем роль каждого элемента в структуре целого А относительно гипотезы h; 5) если гипотеза h позволяет объяснить роль каждой части в формировании смысла целого А, то мы понимаем смысл А, а если роль какой-либо части не объяснена, то формулируется новая реконструкционная гипотеза и процесс повторяется, начиная со второго пункта, до тех пор, пока не будет установлен смысл А». Поскольку мир индивидуального непрерывно изменяется, исследователь должен учитывать, что только в горизонте постоянной изменчивости повседневности отдельного человека выявляется вся полнота частностей и фактов: «постоянство изменения, взятое в необходимости его протекания, есть закон герменевтического исследования» [Василенко, 1999, с.8-9].
В целом обращение социологии к нарративу укладывается в общую тенденцию роста интереса социальных наук к биографиям: в современном обществе социальные структуры (классы, семья, профессиональные сообщества, долговременная занятость и т.д.) перестали обеспечивать четкие границы идентичности [Рустин, 2002, с.7] – общество предлагает индивидам множество вариантов устройства жизни. Н.Н. Козлова обозначает данное состояние как «утрату предопределенности жизненных рамок», «снижение ритуальности», «бездомность»: сегодня человек вынужден постоянно делать выбор и заниматься социальным творчеством, поскольку межличностные отношения независимы от традиционных родственных и клановых связей. В итоге возникает «Я», для которого самоидентичность является проблемой и которое осмысливает себя в терминах автобиографии – «целостного, постоянно корректируемого жизненного проекта, осуществляемого в контексте поливариантного выбора» [Козлова, 1999а, с.109-121]. Необходимость легитимизировать себя в изменчивом мире обусловливает, в частности, селективность памяти – она становится защитой от самого себя: работая над собственным «Я»-проектом в настоящем, человек выбирает в памяти о прошлом то, что доступно и может помочь. Доминантой траектории «Я» становится жизненный цикл, а не события внешнего мира.
Описанная ситуация породила проблему «невмещаемости» личности/индивидуальности в социальные роли, которая стала ключевой для романа как ведущего литературного жанра ХХ века: «человек оказывается или больше своей судьбы или меньше своей человечности, поскольку весь до конца он не может стать ни чиновником, ни помещиком, ни купцом, ни женихом, ни ревнивцем, ни отцом и т.д.» [с.110‑111]. Пока человек жив, он пребывает в точке пересечения всевозможных идентификаций, его жизнь постоянно и радикально меняется, а биография отражает «движение по разным мирам, ни один из которых не воспринимается как дом; ключевая метафора современности – бездомность, неопределенность и плюрализация повседневной жизни (биографии)». С помощью языка (различных клише), привычек, обычаев и других рутинных действий «в частной жизни индивид конструирует прибежище, которое должно служить ему домом, но холодные ветры бездомности угрожают этим хрупким конструкциям» [с.121]. Поскольку «обобщающие исследования в науке не могли схватить специфичность и сиюминутность жизненных реалий, в фактологических описаниях индивидов отсутствовали сопоставимость, связность и ощущение «эссенциальности» [Рустин, 2002, с.12], интерес социальных наук к биографиям в качестве предмета исследования вполне оправдан – документально-биографическая литература «возможна лишь потому, что мир еще не достроен … сегодняшний мир – без гарантий»[7]. Семейная, индивидуальная инициативная биографическая работа направлена на вписывание себя в существующие структуры – так человек создает символические образцы (квазисословную идентификацию) и вырабатывает конкретные стратегии поведения.
Биографические данные, «этот перегной человеческой памяти, … неподатливы, темны, непрозрачны, не разжеваны, не классифицированы, не разграфлены, не осмыслены, хаотичны … каждый человек – загадка, но в каждом человеке – весь Человек сполна» [Сартр, 2004, с.54-56,77]. Основная методологическая и методическая сложность анализа любых биографических данных состоит в том, что даже сам человек не всегда осознает глубины, искренности своих чувств: «поступки не могут быть мерилом эмоций до тех пор, пока не доказано, что они не поза, а доказать это не всегда легко … тщетно пытаться встать на место ушедшего, делая вид, что разделяете его страсти, заблуждения, предрассудки … все равно вы будете оценивать поведение покойного в свете результатов, которые нельзя было предвидеть, и сведений, которыми он не располагал, вы все равно будете придавать особое значение событиям, оказавшимися впоследствии поворотными, хотя для него самого они пролетели незаметно» [с.78,229]. Биографические материалы содержат слишком много специфики, чтобы запоминать их сами по себе. Необходим подход, не просто детально описывающий, но и обобщающий факты субъективного опыта, выявляющий причинные связи и формирующий типологии, – нарративный анализ претендует на соответствие этим критериям.