Законодатель, как видим, пошел по другому пути, сформулировав норму о прощении долга без указания на договорную природу такого освобождения должника от его обязанностей по отношению к кредитору [58, С. 354, 370].
Прощение долга не может рассматриваться в качестве разновидности договора дарения, поскольку является самостоятельной распорядительной сделкой. Договор дарения выступает в качестве основания прощения долга. В консенсуальном договоре дарения, который порождает обязанность дарителя простить долг, прощение долга как самостоятельная распорядительная сделка служит средством исполнения дарственного обещания и одновременно прекращает обязательство. Реальный договор дарения совершается непосредственно через распорядительную сделку: дарение движимой вещи в собственность осуществляется через соглашение о передаче вещи одаряемому и переходе к нему права собственности на вещь; дарение посредством передачи имущественного права — через соглашение об уступке требования; дарение путем освобождения одаряемого от имущественной обязанности перед собой — посредством сделки о прощении долга. Каждая из опосредующих дарение распорядительных сделок является самостоятельной по отношению к договору дарения сделкой. Данные распорядительные сделки могут иметь и другие правовые основания: например, основанием договора о передаче вещи и переходе права собственности на вещь может выступить договор мены, основанием соглашения об уступке требования — договор купли-продажи. «Поэтому истолкование договора о прощении долга в качестве разновидности договора дарения столь же ошибочно, как и истолкование договора уступки в качестве разновидности договора дарения требования или договора купли-продажи требования» [64, С. 91].
Прощение долга выражается в большинстве случаев в освобождении кредитором должника от лежащих на нем имущественных обязанностей. Но прощение долга не может сводиться лишь к договору дарения. Однако договору дарения возможно освобождение только от имущественной обязанности, что подчеркнуто в п. 1 ст. 543 ГК. Статья ст. 385 ГК, закрепляя правила о прощении долга, не содержит ограничений по видам обязанностей, от которых кредитор может освободить должника. Следовательно, не исключается возможность прощения долга путем освобождения должника от обязанности совершения им действий неимущественного характера. Например, прощение долга может выразиться в освобождении кредитором должника (являющегося средством массовой информации) от обязанности опубликования последним опровержения порочащих кредитора сведений.
Кроме того, прощение долга может прекратить не только договорное, но и внедоговорное обязательство.
Дарение является безвозмездным договором. В отличие от правила п. 1 ст. 572 ГК РФ (п. 1 ст. 543 ГК – Прим. Авт.) о безвозмездности договора дарения, ст. 415 ГК РФ (ст. 385 ГК – Прим. Авт.) не содержит указания на безвозмездность прощения долга. Если прощение долга признать разновидностью да-рения, то данная сделка не может быть возмездной, а также не может совершаться во исполнение возмездной основной сделки.
Вместе с тем на практике нередко встречается прощение долга с возмездным правовым основанием. Таким правовым основанием, в частности, выступает соглашение, в силу которого арендодатель обязуется простить арендатору остаток долга по арендной плате, а арендатор обязуется возвратить арендованное имущество арендодателю в оговоренный сторонами срок.
Необходимо «исходить из презумпции возмездности всякого гражданско-правового договора, предусмотренной п. 2 ст. 423 ГК РФ (п. 2 ст. 393 ГК – Прим. Авт.), согласно которому договор предполагается возмездным, если из закона, иных правовых актов, содержания или существа договора не вытекает иное». Именно этим, как подчеркивает А. Л. Маковский, объясняется действие презумпции в случаях, когда возникает сомнение в том, является соответствующее отношение дарением или носит возмездный характер.
Прощение долга внешне может выглядеть безвозмездным, но это не служит основанием для признания его договором дарения. Воля кредитора может быть направлена не на увеличение состава имущества должника, а отражать имущественный интерес самого кредитора, которому выгоднее, в частности, немедленно получить от неисправного должника сумму меньшую, чем основной долг, не прибегая к судебной процедуре взыскания всей суммы задолженности.
При этом мотив для правомерности прощения долга кредитор не обязан указывать в тексте данной сделки.
Прощение долга можно квалифицировать в качестве договора дарения лишь в том случае, если суд установит отсутствие у кредитора имущественного интереса в прощении долга и намерение кредитора освободить должника от соответствующей обязанности в качестве дара [64, С. 91, 93].
Действительно, действие прощающего долг кредитора совпадает с действием дарителя в одном из видов договора дарения, но это вовсе не делает прощение долга разновидностью договора дарения. Дарение непосредственно направлено на увеличение или сохранение имущественной сферы одаряемого, в то время как непосредственная цель прощения долга состоит в прекращении существующего между кредитором и должником обязательства путем отказа от принадлежащего кредитору права. Прощение долга - односторонняя сделка. Такой вывод следует, в частности, из того, что в ст. 385 ГК законодатель не упоминает о соглашении сторон как основании прощения долга, в то время как для отступного и новации необходимость заключения соглашения прямо предусмотрена в ст. ст. 380, 384 ГК. Поэтому не усматривается оснований для распространения на прощение долга запретов и ограничений, установленных для договора дарения. Должник может и не знать о прощении долга, так как он не относится к лицам, имеющим права в отношении имущества кредитора. если же предположить обратное, то возникает закономерный вопрос: какие именно права должника нарушаются в случае прощения долга кредитором? Ответ очевиден – таких прав не существует, в противном случае должник оказался бы кредитором в отношении своего же кредитора по одному и тому же обязательству [65, С. 68].
Позиция о безусловном признании прощения долга во всех случаях в качестве разновидности дарения не учитывает потребностей, выдвигаемых имущественным оборотом. Так, например, вполне допустима ситуация, когда кредитор, стимулируя должника к немедленному исполнению просроченного денежного обязательства, обещает последнему простить долг в части неустойки или процентов за пользование чужими денежными средствами при условии, если обязательство в части основного долга будет исполнено немедленно или к определенному сроку.
Представляется, что в приведенных примерах у кредитора отсутствует намерение одарить должника. Кредитор, обещая простить долг в части требования, реализует собственный коммерческий интерес, покупая расположение своего должника и рассчитывая на первоочередное исполнение, стремясь при этом избежать издержек, связанных с ведением судебного процесса и принудительным исполнением решения суда. Кроме того, мотивом отказа от части требования может явиться заинтересованность кредитора в дальнейших хозяйственных отношениях с должником либо осознание кредитором спорности своей позиции при рассмотрении дела в суде ввиду, например, допущенной с его стороны просрочки в предоставлении встречного удовлетворения.
Прощение долга должно квалифицироваться как дарение, только если будет установлено намерение кредитора освободить должника от обязанности по уплате долга в качестве дара [52].
Признавая прощение долга двусторонней сделкой, В. В. Подгруша указывает, что «…предпочтительной является точка зрения, основанная на том, что прощение долга вовсе не обязательно является разновидностью дарения», при этом отмечается, что неразумно и нецелесообразно рассматривать как недопустимое прощение долга в отношениях между коммерческими организациями [66, С. 66 ].
С учетом всего вышеизложенного, при решении вопроса об отнесении прощения долга к одно- или двусторонним сделкам следует учитывать следующее.
1. Правовая природа этих институтов диаметрально противоположна: консенсуальный договор дарения порождает обязательство, тогда как прощение долга, напротив, обязательство прекращает.
2. Нормы о прощении долга расположены в общей части ГК, нормы же о дарении – в особенной.
Поскольку белорусский законодатель принял ГК позже принятия первой (общей) и второй (особенной) частей ГК РФ российским законодателем и в основу как российского ГК, так и белорусского ГК положены нормы Модельного Гражданского кодекса для Содружества Независимых Государств, то у белорусского законодателя имелась возможность проанализировать ситуацию с соотношением рассматриваемых институтов, и либо закрепить более однозначную формулировку прощения долга, либо не включать в ГК конкурирующую разновидность дарения либо не закреплять прощение долга как основание прекращения обязательства в общей части ГК. Кроме того десятилетняя практика применения ГК свидетельствует, что у законодателя не было и нет намерения ограничить самостоятельность прощения долга как основания прекращения обязательства.
3. Для действительности прощения долга установлено одно лишь условие: при прощении долга не должны нарушаться права других лиц в отношении имущества кредитора. Этот запрет распространяется, например, на случай принудительной ликвидации несостоятельного «кредитора». Поскольку это так, то соблюдение этого запрета, означает свободу состоятельному «кредитору» освобождать своих должников от лежащих на них обязанностей перед собой. Однако при этом следует учитывать коммерческий характер деятельности кредитора и налоговое законодательство.