Увлекательнейшее чтение – записки Морозова! Романтический юноша впервые попал «в народ», смотрит прямо-таки глазами марсианина. И на каждом шагу убеждается, что кабинетные схемы не имеют ничего общего с реальностью. Народовольцы, например, отчего-то решили, что хлебороб считает городского ремесленника отбросом общества, но мужики, оказывается, питают нескрываемое уважение к владеющему специальностью горожанину. По подложному паспорту Морозов – печник, но работает лесорубом (неумело, конечно). Крестьяне удивлены несказанно – у человека престижная профессия, а он дурака валяет… Морозов лепечет, что он-де ищет в деревенской жизни высшего совершенства и истины, что вызывает у мужиков искреннее недоумение. «Сектант, поди, какой», – наконец выносят они вердикт и успокаиваются, решив для себя загадку…
Вот «печника» самым наглым образом обсчитала разбитная кабатчица, и юноша задает себе резонный вопрос: «Неужели после установления всеобщей свободы эта хитрая баба станет святой Лукрецией?».
А это они отчего-то полагали, что «казнь тирана-императора» и провозглашение всех и всяческих свобод автоматически приведут к молниеносному перерождению бывшего «темного народа», и в России тут же воцарится всеобщая братская любовь…
Тут бы и остановиться, тут бы и задуматься: если реальная жизнь ничуть не похожа на ту, что народники о ней нафантазировали, не честнее ли забыть о прокламациях и дурацкой агитации?
Наоборот!
Народовольцы принимают другую программу действий: если народ темен, туп и не понимает своего счастья, его надо победить (подлинное выражение одного из теоретиков). Некий Зайцев пишет: коли уж выяснилось, что народ «туп и глуп», то «не следует ставить его на пьедестал», а следует… «действовать против него решительно»!
Никаких большевиков еще и близко нет! Ленин с Троцким еще сучат ножонками и писаются в пеленки, Дзержинский по крайнему малолетству еще даже кошек не мучает. А «прогрессивные революционеры» уже решают железной рукой повести народ к счастью вопреки его воле…
И начинается! Рождаются самые идиотские проекты: то устроить еврейский погром, чтобы народишко почувствовал вкус к бунту; то поджечь леса и свалить на помещиков, недовольных освобождением крестьян; то написать золотыми буквами поддельную царскую грамоту с призывом уничтожить помещиков, и читать ее крестьянам под видом посланцев «из дворца»…
Какое-то время по инерции еще продолжается «хождение в народ», но мужики, не мудрствуя, берут переряженных господ за шкирку и сдают полиции.
Тогда-то и начинается стрельба… Кровь алая!
1878 г. Генерал Трепов, один из высоких полицейских чинов, велел высечь политического заключенного – что, конечно, не назовешь пристойным поступком. Но реакция на него несоразмерна – юная Верочка Засулич, дворянка из богатой и знатной семьи, всаживает в Трепова шесть пуль из револьвера. Ее судят и… оправдывают! В любой европейской стране девицу вмиг закатали бы в каторгу до конца жизни, но в России присяжные ее оправдывают при откровенном попустительстве председателя судебной палаты Кони, а собравшаяся на улице толпа встречает террористку громом оваций…
Это категорический перелом в общественном сознании, искорка, из которой разгорится пламя, охватившее после всю Россию…
Трезвомыслящие люди, конечно, остались. Вот выдержки из писем того времени: «По-нашему, все эти „балаганных дел мастера“, изменники: Кони, председатель, судивший Засулич, Александров, защищавший ее, прокурор, столь бережно обвинявший ее, присяжные, оправдавшие ее… как юродивые и изменники, должны быть казнены или сосланы в каторгу». «Сенаторы, и многие тузы прямо играют в руку социалистам… довольно кокетничать с так называемыми либералами, пора замазать им рот, кто бы они ни были, сенаторы ли, председатели ли судов…».
К сожалению, возобладали другие настроения. Вера Засулич стала кумиром образованной публики. Кони получил нешуточное повышение в судебной системе. Охотнорядские мясники, кулаками разогнавшие демонстрацию буянивших студентов, на много лет вперед ославили себя, став символом самой темной реакции…
Буквально через год народоволец Соловьев стрелял в императора! И началась пятнадцатилетняя «дикая охота» за Александром II. Степан Халтурин устраивает взрыв в Зимнем дворце – но свою фамилию оправдывает полностью, и получается полная халтура: царь не пострадал, но погибли несколько десятков человек из самого что ни на есть простого народа, солдаты и слуги. Это никого не останавливает, случайные жертвы преспокойно списывают в «неизбежные издержки». Самое страшное, что появляется целое сословие «профессиональных революционеров», видящих смысл жизни исключительно в борьбе любыми средствами против всего и всех, что только стоит у них на дороге…
Уже после Октября знаменитейший террорист Камо, заполняя очередную анкету, на вопрос, какие специальности знает, простодушно ответил: «революционер».
Он был всего-навсего последышем. Во второй половине 19 столетия сформировалась целая когорта подобных «профи». И не обязательно русских. Вот вам великолепный образчик: Людвиг Мерославский, (1814–1878), «генерал» поляк. Понятно еще, когда он не пропускает ни единого мятежа в родной Польше – 1830, 1846, 1848, 1863 – где бы они ни происходили, на отошедших к России польских территориях, или в Германии и Австрии. Но он еще неведомо за каким чертом участвует в «революциях» на Сицилии и в Бадене.
И таких – множество. Итальянец Джузеппе Гарибальди лихо скачет на лошадке посреди всевозможных войнушек и переворотов в Южной Америке, поляки командуют венгерскими полками во время тамошней «революции», русские нигилисты и польские шляхтичи цедят кровушку в рядах Парижской коммуны. Стоит где-нибудь в Европе появиться баррикадам, стоит разгореться очередной заварушке, как туда моментально слетаются профессиональные революционеры…
Они больные! Они уже просто не могут иначе, им все равно, за что драться и на каком языке гомонят вокруг инсургенты – лишь бы драться!
Сохранились любопытнейшие воспоминания французского барона де Невилля, активного агента роялистского подполья. Франция тогда более четверти века – с момента революции до падения Наполеона – жила в атмосфере повсеместных заговоров, шмыганья всевозможных тайных агентов, бомбистов и агитаторов, иностранных шпионов, двойных и тройных агентов, попросту авантюристов. Так вот, однажды барон по какому-то очередному секретному делу отправился на лодочке в Англию к «королю Людовику», тогда еще просто принцу в эмиграции. С бароном плыл знаменитейший Шарль Кадудаль, глава шуанов – «лесных братьев», партизан-монархистов. И, как вспоминает де Невилль, Кадудаль, до того о чем-то сосредоточенно размышлявший, вдруг сказал:
– Знаешь, что нужно посоветовать королю? Мы должны посоветовать ему арестовать нас обоих, ведь мы никогда не сможем стать кем-то иным, так и останемся заговорщиками. На нас просто лежит эта печать.
Кадудаль подметил точно: подобный образ жизни отравляет человека навсегда. Запомните хорошенько, мы еще вернемся позже и к менталитету «профессиональных революционеров», и к традициям, в соответствии с которыми они завещали действовать своим последователям…
В России льется кровь. Убивают жандармских офицеров и сановников, убивают в конце концов бомбой императора Александра – за день до того, как он должен был подписать первую в России конституцию! Все это уже получило солидное теоретическое обоснование: Писарев, Лавров, Бакунин и Ткачев наперегонки зовут к топору и огню, разрушая в мозгах сограждан все прежние «предрассудки». Образчик разглагольствований Бакунина: «Надо разорить, ограбить и уничтожить дворянство, и теперь уже не только одно дворянство, но и ту довольно значительную часть купечества и кулаков из народа, которые, пользуясь новыми льготами, в свою очередь стали помещиками…».
Ленину еще месяц от роду! Но план борьбы с кулачеством уже имеется!
Нечаев пропагандирует еще более людоедские установки: узкая группа революционеров, не связанных никакой моралью, слепо повинующаяся приказам неведомого никому «центра», все средства хороши…
Они и друг друга не щадят! По малейшему подозрению… Нечаев с друзьями убили сотоварища, студента Иванова – был неудобен для «общего дела», слепо повиноваться не хотел, задавал неудобные вопросы… На каторге в Каре повесили своего коллегу П.Г. Успенского (между прочим, мужа сестры Засулич) – по подозрению в «шпионстве» (как выяснилось, ошибочному).
Сохранилась жуткая фотография. На ней страшно изуродованный человек – народоволец Горинович.
В 1876 г. друзья по подполью заподозрили его в предательстве (как выяснилось потом – опять безосновательно) и облили в воспитательных целях серной кислотой…
Александр III довольно жесткими мерами, не церемонясь, сбил волну террора.
Между прочим, это именно ему принадлежит определение «гнилая интеллигенция», а вовсе не Ленину и не Сталину. Дело в том, что после убийства его отца либеральная пресса начала взахлеб требовать от нового императора…помиловать убийц! Мотив был следующий: либералы на полном серьезе уверяли, что-де те самые профессиональные революционеры, растроганные милосердием самодержца, устыдятся своих людоедских наклонностей и добровольно откажутся от террора, да и всех своих боевиков убедят… Прочитав этот бред, Александр и обронил слова о «гнилой интеллигенции». Источник достовернейший – фрейлина высочайшего двора Тютчева, дочь поэта.
Между прочим, у знаменитого русского поэта Афанасия Фета была примечательная привычка. В течение многих лет он, проезжая по Москве, каждый день приказывал кучеру остановиться возле университета, опускал стекло кареты и плевал в сторону «цитадели знаний». Об этом рассказывает в мемуарах сестра А.П. Чехова. Современный комментатор (интеллигент, ага!) охарактеризовал действия Фета как «злобное невежество».