Это ведь только кажется, что спецслужба, завербовав себе среди верхушки той или иной партии агента, остается в выигрыше, качая информацию. На самом деле еще неизвестно, кто выигрывает больше. Того же Азефа его кураторы не могли ни приструнить, ни остановить. Чтобы сохранять высокое положение в боевой организации эсеров, он обязан был совершать успешные теракты против тех, кто его кураторами как раз и руководил из министерских кресел… Кстати, по авторитетному свидетельству жандармского генерала Спиридовича, Азеф сплошь и рядом «засвечивал» перед революционерами других секретных сотрудников, внедряемых в ряды эсеров – из соображений конкуренции, чтобы подольше оставаться незаменимым. С разоблаченными агентами эсеры не церемонились. Охранное отделение вынуждено было, стиснувши зубы, хоронить провалившихся и терпеть…
Вот интересный пример того, как связка жандарма и заагентуренного революционера принимала вовсе уж причудливые формы. Жандармский подполковник Судейкин, человек предприимчивый и честолюбивый, посредством своего агента в среде революционеров Дегаева собирался осуществить вовсе уж фантастическую провокацию. Он хотел полностью контролировать деятельность революционеров, по мере надобности «снимая урожай», а кроме того… руками боевиков убирать тех из высших сановников, кто мешал ему пробиться на самый верх. Планы, судя по свидетельствам компетентных лиц, были грандиознейшие…
«Он думал поручить Дегаеву под своей рукой сформировать отряд террористов, совершенно законспирированный от тайной полиции; сам же хотел затем к чему-нибудь придраться и выйти в отставку… устроить фактическое покушение на свою жизнь, причем должен был получить рану и выйти в отставку по болезни. Немедленно по удалении Судейкина Дегаев должен был начать решительные действия: убить графа Толстого (министра внутренних дел. – А.Б.), великого князя Владимира и совершить еще несколько более мелких террористических актов… ужас должен был охватить царя, необходимость Судейкина должна была стать очевидной, и к нему обязательно должны были обратиться, как к единственному спасителю. И тут Судейкин мог запросить, что душе угодно…»
Это пишет один из высокопоставленных руководителей тайной полиции империи… Добавим, что практически те же мечты, как установлено историками, лелеял В.К. Плеве, в то время – директор департамента полиции. Известно, что граф Толстой панически боялся стать жертвой террористов – но вот угрозу видел не в революционерах как таковых, а как раз в Плеве…
Наполеоновские планы Судейкина окончились полным крахом – его как-то очень уж кстати пристукнули революционеры во главе с покаявшимся перед товарищами и стремившимся к реабилитации Дегаевым. Чьи ушки тут торчат, определить трудно. Вполне возможно, высшие сановники империи были не такими простачками, какими их считал Судейкин, и вовремя приняли свои контрмеры – в конце концов, в России не один Судейкин занимался политическим сыском и располагал агентурой в революционных кругах…
Плеве все же добился своей цели, пусть и без убийства шефа, стал министром внутренних дел двадцать лет спустя после истории с Судейкиным – но опять-таки погиб от рук террористов, руководимых тем же Азефом. А если молва, снова повторяю, верна и он в самом деле собирал некое досье на Витте… А Витте, в молодости сам участвовавший вполсилы в тогдашнем революционном движении и неоднократно замеченный в самых разнообразных связях, вплоть до того, что иные обвиняли его в финансировании ленинской «Искры»… Эти клубки уже не распутаешь, только ногти обломаешь…
Разобраться, где кончается полиция, а где начинаются революционеры, порой невозможно. По сохранившимся документам Охранного отделения (при том, что огромная их доля погибла) историки выводят заключение: в конспиративных кружках и партиях всех направлений «секретных сотрудников» насчитывалось от 50 до 75 процентов всех участников. То ли с подпольем боролась тайная полиция, то ли сама с собой…
А потому не редкостью были прямо-таки анекдотические ситуации вроде следующей: в 1914 г. охранное отделение получило два донесения от разных лиц о встрече видного ленинца товарища Георгия и не менее видного социал-демократа «примиренческого направления» товарища Маракушева. Оба вели долгий, серьезный разговор о возможной в будущем совместной работе, о созыве общепартийной конференции и тому подобных делах. Оба были секретными сотрудниками охранного отделения, не подозревавшими, конечно, один о другом, – и каждый накатал по начальству подробнейший отчет… Ну не анекдот ли?
Не менее курьезный случай связан и со Всероссийской конференцией социал-демократов, созванной в 1912 г. по инициативе Ленина. Провести ее без сучка без задоринки помогал… департамент полиции – по своим практическим соображениям заинтересованный в том, чтобы туда попали исключительно эсдеки большевистского толка. «Ленинцам» не чинилось никаких препятствий, зато представителей других фракций арестовывали всех подряд. В этой конференции участвовало не менее шести тайных агентов охранного отделения – это только те, о ком историкам известно.
Выдвинутый в Государственную Думу и успешно туда попавший член ЦК большевиков Роман Малиновский был по совместительству тайным агентом…
Отнюдь не случайно, едва началась Февральская революция, «возмущенный народ» отчего-то первым делом бросился поджигать здания Московского и Петроградского охранных отделений – хотя подавляющее большинство людей непосвященных понятия не имело, что за конторы помещаются в этих скромных домах без вывесок, куда попадали кружным путем, из других помещений, через замаскированные под стенной шкаф двери. Вместе со зданиями, как легко догадаться, ярким пламенем пылали архивы, досье, картотеки…
Это продолжалось годы! В сентябре семнадцатого перед угрозой наступления немцев на Петроград Временное правительство отправило в тыловой Рыбинск особо важные государственные архивы.
Через пару недель их поджег кто-то, скромно оставшийся неизвестным. Сгорели в основном архивы Полицейского и Жандармского управлений. В Нижнем Новгороде хранившиеся в башнях тамошнего Кремля архивы за 1918–1920 гг. горели и подвергались разгрому тридцать один раз. Причем разгромы были не стихийные, а отчего-то проводились красноармейцами под непременным командованием начальника артиллерийского училища… Других дел у него не было в то нелегкое время? Кто-то сверху определенно давал указания…
Точно так же, с завидным постоянством, горели и громились полицейские и жандармские архивы в Твери, Костроме, Коломне – и не только там…
Однако и тех документов, что остались, достаточно было для шокирующих открытий. Выяснилось, что в Советах рабочих депутатов насчитывалось более тридцати осведомителей охранного отделения. Двое оказались редакторами «Известий народных депутатов», третий – председателем одного из Советов, целых трое в разных местах – товарищами председателя (заместителями), один – председателем Союза деревообделочников. В Красноярске в семнадцатом году, как повсюду водилось, создали комиссию по ревизии местного охранного отделения. В числе первых ее открытий стало разоблачение одного из членов означенной комиссии Николаева-Ассинского как секретного сотрудника…
Всех имен тех, кто работал на тайную полицию, мы уже не узнаем никогда. И не только потому, что погибли архивы. Начальник Петербургского охранного отделения генерал Герасимов вспоминал в своих написанных в эмиграции мемуарах, что со многими своими агентами среди большевиков связь поддерживал лично, не внося их имена в какие бы то ни было документы и не докладывая о них в Департамент полиции. И рассказывал еще, что, уходя в отставку из Охранного отделения, предложил своим наиболее ценным агентам выбор: либо они переходят на связь к его преемнику, либо оставляют службу в охранке. Многие выбрали второе, и их имена останутся тайной навсегда, потому что Герасимов их так и не назвал. А бывший директор департамента полиции Васильев, опять-таки в эмиграции, писал: «Мы могли бы купить очень многих революционеров, но не сошлись с ними в цене».
И Герасимову, и Васильеву верится как раз оттого, что они не называли никаких имен. А посему… Сегодня принято считать, что расстрелянные в 1937–1938 годах «старые большевики» признавались на допросах в связях с охранным отделением исключительно потому, что их принуждали себя оговаривать злые следователи НКВД. Не слишком ли поверхностная точка зрения? После всех прямых и косвенных сведений, что оказались доступны, с учетом общей тенденции?
Не забывайте о той самой «революционной морали», о которой уже шла речь в разделе о «германском золоте». Революционеры всех мастей и оттенков не только готовы были брать деньги хоть у самого черта – но и сотрудничать ради успеха дела с самим чертом. Пример Азефа это прекрасно иллюстрирует. Существуют высказывания Ленина о том, что неизвестно еще толком, кто получает больше выгоды в случае работы подпольщика на охранное отделение – полиция или революционеры…