Смекни!
smekni.com

Н. А. Бернштейн выступил в научной литературе как страстный защитник принципа активности одного из тех принципов, на которых, как вы уже знаете, покоится психологическая теория деятельности. Мы разбер (стр. 6 из 7)

Что касается принципа активности, то для материа­листического естествознания он явился достаточно новым.

Рассмотрим, следуя за развитием идей Н. А. Бернштейна, несколько аспектов принципа активности: кон­кретно-физиологический, общебиологический и фило­софский.

В конкретно-физиологическом плане принцип актив­ности неразрывно связан с открытием принципа кольце­вого управления движениями. Как только была осознана необходимость участия сигналов обратной связи в орга­низации движений, прояснилась и решающая роль цент­ральной программы: ведь сигналы обратной связи сли­чаются с сигналами, которые поступают из программы. Наличие программы — необходимое условие функциони­рования кольца; без программы и задающего устройства нет смысла в кольце управления, достаточно дуги. Но по механизму дуги, как мы теперь уже знаем, не может совершаться целесообразный акт.

Таким образом, принцип активности в конкретно-фи­зиологическом выражении и механизм кольцевого управ­ления движениями — это прочно связанные между собой теоретические постулаты.

Теперь на том же конкретно-физиологическом уровне обсудим некоторые трудные вопросы, которые ставят перед защитниками принципа активности его критики.

Один из них следующий: «А разве нет реактивных процессов — движений, построенных по типу реакции?»

Например, прозвенел звонок — я вошла в аудиторию; я вошла — вы встали; вы встали — я сказала: «Здрав­ствуйте». Здесь наблюдается уже целая цепь реакций. А поскольку реакции как явления есть, надо корректно описать и их механизмы.


У Н. А. Бернштейна есть ответ на этот вопрос. Он предлагает расположить все движения, которые имеются у животного или человека, в ряд на некоторой вообра­жаемой оси по степени определяемости его внешним стимулом. Тогда на одном конце этого ряда окажутся безусловные рефлексы типа чихательного, мигательного, коленного (они запрограммированы морфологически), а также сформированные при жизни условные рефлексы типа выделения слюны у собаки на звонок. Эти движения, или акты, действительно, запускаются стимулом и опре­деляются его содержанием.

Следующими в этом ряду окажутся движения, кото­рые тоже включаются внешним стимулом, но уже не так жестко связаны с ним по содержанию. Например, когда я вошла, то вы встали не все — здесь уже нет ни без­условно- ни условно-рефлекторного акта. Или, например, получив удар, человек может отреагировать различным образом: тоже ударить в ответ или «подставить другую щеку».

Итак, возможны вариации ответных движений; нет их жесткой запрограммированности, жесткой связанности со стимулом. Это акты, в которых стимул приводит не к движению, не к действию, а скорее к принятию решения о действии. В этих случаях он выполняет роль спускового крючка. Он «включает» одну из возможных альтерна­тивных программ. Такого типа акты занимают промеж­уточное положение в нашем воображаемом ряду.

И наконец, на другом крайнем полюсе оказываются акты, для которых, как пишет Бернштейн, и инициатива начала и содержание, т. е. программа, задаются изнутри организма. Это так называемые произвольные акты.

Таким образом, на вопрос: «Как же быть с реакциями, существуют ли они?» — ответ однозначен: «Да, конечно существуют, но они представляют собой частный, «вы­рожденный» случай активности». Подобно тому как по­кой есть вырожденный случай движения — движения с нулевой скоростью, безусловно-рефлекторные реак­ции — это акты с нулевой степенью активности, и они составляют очень небольшую часть всех актов жизнеде­ятельности. Многие жизненно важные действия относятся к промежуточному и крайне правому положению на толь­ко что описанной оси.



160


161


Теперь второй, более тонкий вопрос. Когда функци­онирует «кольцо», то блок сличения принимает два по­тока сигналов: от внешней среды и от программы. И эти два потока занимают как бы симметричное положение. Почему нужно отдавать предпочтение программным сиг­налам и считать, что определяют движение именно они, а не сигналы от внешней среды, которые действуют по

реактивному принципу?

Вопрос этот звучит справедливо, если на процесс смотреть с точки зрения статической картины. А вот если обратиться к временной развертке процесса, то положение окажется не таким уж симметричным. Командные сиг­налы из блока программы опережают сигналы обратной связи. Они идут, так сказать, на полкорпуса впереди. Как это можно показать? Воспользуюсь примером из Бернштейна. Я начну диктовать вам хорошо известное стихотворение: «Как ныне сбирается вещий...» — и специально задерживаюсь, чтобы вы почувствовали внут­реннее звучание следующего слова — «Олег». Когда же вы декламируете текст стихотворения непрерывно, то можете заметить, что его текущая программа идет обычно на 2 — 3 слова впереди. Вы как бы слышите опережающий (планирующий) текст.

Вы можете заметить мне, что наличие опережающей программы — факт достаточно эфемерный: он основан на самонаблюдении, и никаких более осязаемых матери­альных доказательств его нет. Однако это не совсем так. Например, когда человек читает вслух текст, можно одновременно записать его голос и положение его глаз. И вот оказывается, что существует достаточно заметное рассогласование между тем словом, на которое он сейчас смотрит, и тем словом, которое он произносит. Например, он произносит «вещий Олег», а глаза у него — на словах «неразумным хазарам», а может быть и еще дальше. Это рассогласование называется глазо-голосовым объемом, оно отражает объем материала, который находится между программируемым и отрабатываемым текстом.

Или возьмем другой пример: описки или оговорки-С именем 3. Фрейда связан только один их вид — тот, который определяется скрытыми мотивами и намерения­ми. Но они могут возникать и по другой причине, а именно из-за преждевременного вторжения сигналов про-

162

граммы. Обычно этому способствуют утомление, волнение или спешка.

Приведу примеры. При

подготовке данной лекции,

когда я делала письменные

заметки, судьба преподнесла

мне несколько подобных описок.

Приведу их, снабдив со­
ответствующими исправлениями Рис. 9. Примеры описок по
(рис 9) причине «вторжения» сигналов

Итак, существуют доказа- моторной программ тельства (субъективные и

объективные) того, что сигналы, исходящие из програм­мы (т.е. «активные») и поступающие из внешней среды (т.е. «реактивные»), функционально несимметричны в том смысле, что первые опережают вторые.

Но несимметричность их имеет еще один, более важ­ный аспект. Как показал Н. А. Бернштейн, «активные» сигналы обеспечивают существенные параметры движе­ния, а «реактивные» — несущественные, технические де- тали движения.

Эту мысль можно хорошо проиллюстрировать на движениях уровня D. Вы уже знаете, что движения уровня D очень легко приспосабливаются к внешним обстоятельствам.

Например, если вам нужно вывернуть шуруп и у вас нет отвертки, а на глаза попадается перочинный нож, то вы пытаетесь воспользоваться лезвием ножа. При этом ваше действие в общих чертах строится так, как если бы вы работали отверткой, но оно прилаживается к свойствам ножа. Двигательное оформление действия, его технические подробности — это несущественные перемен­ные, а его принципиальная структура — существенная переменная. Изменить последнюю нельзя. Например, вы не можете взять клещами шуруп и потянуть его как гвоздь; вы должны сообразоваться с логикой этого предмета, т. е. обязательно его отвинчивать.

Это сообразование с логикой предмета и определяется программой, которая задает общий план действия, и только благодаря этому действие оказывается выполнимым в осложненных условиях.

163


Итак, оба вида сигналов несимметричны и с качест­венно-функциональной стороны.

Наконец, последний вопрос связан с трудностью пре­одоления одного старого и прочно укоренившегося за­блуждения. Оно состоит во взгляде на стимул как на агент, автоматически действующий на организм.

Когда изображается «дуга» реакции, то на орган чувств направляется стрелка, которая изображает «по­ступивший» стимул, и этот момент никак специально не обсуждается — вроде бы и так очевидно, что раз стимул есть, значит, он действует.

На самом деле в жизни происходит иначе. Вообще говоря, в случае резкого удара или яркой вспышки стимул и в самом деле действует автоматически, наподобие толч­ка. Представьте себе: тишина — и вдруг резкий звонок будильника, это стимул-толчок. И вот применительно только к таким случаям можно рисовать стрелку, идущую от стимула на орган чувств. Обычно же бывает совер­шенно иначе.

Во-первых, обычно субъект или организм погружен в целое море внешних воздействий, которые без конца «бомбардируют» его; во-вторых, он выбирает стимулы, а не они его.

В связи с этим расскажу одну историю.

Однажды в частной беседе несколько психологов об­суждали противопоставление принципов активности и реактивности, разгорелась дискуссия. «А все-таки прин­цип реактивности очень хорош,— сказал один из кол­лег,— он прозрачен, ясен, правильно описывает события. Вот, например, лежит на столе ручка — я ее беру. Что произошло? Ручка подействовала на мои глаза, после­довало мое движение, я ее взял».

Пример действительно прост и ясен, но он может быть обращен как раз против принципа реактивности. И вот каким образом.

Во-первых, спросим себя, почему участник дискуссии взял ручку? Потому, что ему нужно было привести пример реактивного акта. Значит, у него была задача — объяснить преимущества принципа реактивности. В связи с ней он искал подходящий стимул и нашел его. Не ручка его стимулировала, а он нашел ручку. Его задача (программа) была на уровне Е, это была смысловая